Утро. Пурга. Видимость сто метров. Я выхожу из палатки и понимаю каким-то шестым, седьмым, восьмым чувством, что что-то вокруг меня не то.
Первое, что я вижу — это то, что стена торосов вдруг стала меньше, и вообще это уже не стена. И на белом-белом мареве неба я вижу вокруг нас свинцовые линии. Я знаю, что, когда в океане есть открытая вода, происходит испарение, и над открытой водой всегда висит низкая свинцовая туча. Я захожу в палатку и говорю: «Парни, такое ощущение, что вокруг нас открытая вода». Первое, что делает Володя Воротников, включает прибор GPS и говорит: «Так у нас скорость три км в час!». Костя включает
свой прибор и говорит: «Так мы в двух км от места нашей вчерашней ночевки!». Оказывается, когда мы еще спали, мы уже куда-то плыли. Плыли прямо на север.
Обская губа после мыса Штормового имеет форму рюмки, узкое место ее закончилось, она пошла на расширение, и все льды, которые находились в этой рюмке, гонимые ветром, плывут на север. В полном молчании мы зажевали утреннюю кашу, в животе предчувствие чего-то неизвестного
…Ничто человека не пугает так сильно, как неизвестность. Может, уже нужно куда-то бежать? А куда? У всех в головах тикают очень разнообразные мысли. Может быть, такие: «Что я не успел доделать дома?», «Когда же я уже брошу эти северные полярные походы?», «Зачем меня сюда понесло?» и пр. Была совершенно непонятна ситуация со льдами. Почему мы вдруг поплыли? Да, ветер, да, пурга. Но не может пургой и ветром взломать такие льды. Мы собрали палатку и пошли в том направлении, откуда мы вышли на эту поляну из торосов. Прошли около 500 метров, может быть, километр, и увидели, что перед нами жуткого вида океан.
На севере есть только две краски — черная и белая. Белый снег, черный океан и чернильное небо над ним. Мы сели на сани в 500 метрах от воды, на наших глазах отрывается белая полоса метров 50 шириной и уплывает куда-то по волнам метровой высоты. Волосы встали дыбом, куда бежать? Подальше от кромки. Было порядка десятка версий, что нам делать.
