Крымская ночь, пролившись на город терпким вином, пьянила голову смесью ароматов. С наслаждением вдыхая незнакомые запахи, Али брёл по безлюдному пляжу. По левую сторону рокотало
море; впереди, правда, ни черта не видно, насколько далеко — высилась гора. Изломанный хребет
Аю-Дага, окутанный по утрам туманами, накрепко врезался в память. Тропы на склонах каменистые,
крутые. С непривычки даже боязно, поскользнешься — и кубарем, кувыркаясь по острым камням. Под
сандалиями, напоминая о камнях, перекатывалась крупная галька.
Частный пансионат, где он остановился, закрывал двери рано, в одиннадцать. Магазины закрывались
и того раньше. Почему? — бог весть. В городке, как подметил Али, царили замшелые, советские ещё порядки; будто целую эпоху взяли и сдернули с прежнего места, обвесив новомодными побрякушками и понятиями, однако в корне ничего не изменилось. Здесь жили лениво и размеренно; жили в старых советских домах, ездили по разбитым дорогам в старых советских машинах и, когда был не сезон, подрабатывали в старых, союзного значения санаториях. Звучное греческое название мало
соответствовало затрапезному облику города.
Внутренняя суть Али в корне не соответствовала его нынешней жизни.
