…Через дебри горы Лысой ищет себе дорогу вниз невидная речка Каменка. Речки с таким названием
в наших краях, если будешь считать, заблудишься, а наша вот зовется Белой Каменкой. Собирается она близ самой вершины горы из совсем незаметных глазу родничков, сочащихся из камней. Вот вроде нет ничего — ан вдруг лужица, а в нее чего только не смотрится: и неба с облаками целая бездна, и покосившихся ёлок верхушки, и смородины июльской спелая гроздь, и тонкой работы лист древнего папоротника, а рябиновая ветка — так та чуть этого зеркала лицом‑то не касается… И всё, веришь ли? — в эту малую лужицу глядится‑любуется. И из нее, из пригоршни этой, убегает чуть заметная струйка. В самой же пригоршне — никакого движения. А то так и лужицы нет — просто камешки влажные и ниточка воды от них.
Сколько таких лужиц‑ниточек близ вершины Лысой — кто считал? Может, кто и считал, так счет потерял
и помер.
Все эти струйки сбегаются на горе в один ручей — и, глянь, уже целая речка торопится вниз по камням. Это тебе, брат, уже не ниточка и не пригоршня, а целый большой ручей —ему уже имя подавай, а так‑то и не посмотрит на тебя, не оглянется.
Вот Афанасий по этой речке Каменке на Лысую гору и наладился ходить. Уйдет по утрянке, по росе,
а ввечеру домой явится. В грибную пору все идут с грибами, а он порожний возвращается.
— Не попались, — говорит, — пустая нынче гора.
А ведь вот когда у других три «бычка» в ведре дерутся, Афанасий вышагивает с полной корзинкой белых да подосиновиков.
— Иди, — говорит встречному, — я твоих не брал. Да торопись, пока гора добрая.
И верно: пойди назавтра — ничего на горе не найдешь, ни тебе валуя, ни снулой сыроежки…
