Лариса заторопилась. Она знала, что Жанна не испугается, привычная слышать голоса, и даже готовилась представиться одной из тех самых святых, что Орлеанской Деве являлись. А проблемы непонимания и разницы в языках не существует для внутренней речи. «Мы меняемся разумами…» У Саймака это было, кажется? Если бы все так просто… Лариса и Жанна тогда бы слились и продолжали жить в одном теле, вернувшись в XXI век. Экстрим-туристов выдергивают из сознания обреченных в последний момент. Так написано в рекламном проспекте, и проспект не врет. Проблема лишь в том, что назад всегда забирают один-единственный разум. И пока никого не перепутали. Но, видимо, никто и не пробовал остаться. Примерить чужую шкуру — одно, а утонуть в чуждом мире навсегда? «А при Грозном жить не хочешь? Не мечтаешь о чуме Флорентийской и проказе? Хочешь ехать в первом классе, а не в трюме, в полутьме?»1
Классик, твою мать! «Времена не выбирают»?! Лариса скинула наваждение неприсутствия: точно вокруг снимают кино, и в любой момент можно уйти с площадки. И ощутила чужие недоумение и страх. Впрочем, с ней, с Ларисой, никак не связанные. Жанну обманули, ей обещали жизнь — и нарушили обещание. Расцарапать бы главному обвинителю Кошону его гадкую харю! Свинья!
«Жанна, послушай меня», — позвала Лариса. «Здравствуй. Ты…» — облегчение и радость. Как гостья и надеялась. «Жанна. Ты веришь в Бога?» — «Верую в Отца единого и Вседержителя…» — «Хорошо. Он… ну, у него не получается спасти твое тело. А душа… Ты… сейчас отправишься в будущее. Ты не бойся. Ты ведь слышала голоса?» — «Раньше, — подумала Жанна, улыбаясь. — Я не боюсь. Святая Катерина и святая Маргарита приходили и говорили со мной. И еще архангел Михаил. Подсказывали, что мне делать. И что будет потом. Только их давно…» — «Я знаю. Ты сейчас отправишься в будущее…»
