Впервые я узнал о паломничестве старообрядцев на Веселые горы в раннем детстве от своей матери. Однажды, в конце лета, ехали с ней на колхозной лошади, запряженной в телегу, со своего покоса и когда спускались с горы к мосту через Нейву, мать, увидев вдали вершины Уральских гор, цепью протянувшиеся с юга на север в золотистом сиянии заходящего солнца, вдруг взволнованно произнесла:
– Вон они наши, святые горы! Там могилы наших праведников.
Я стал приставать к ней с вопросами об этих горах, куда она, оказывается, не раз ездила в детстве со своими родителями и ходила пешком, будучи взрослой. Вечером, после ужина, она повела свой рассказ.
– Там собирались толпы верующих старообрядцев со всей России. Старики и дети ехали, обычно на лошадях, в бричках, а молодые и здоровые шли пешком по лесным дорогам и тропам. Было много детей и отроков, так как родители всегда брали их на святые горы. Ночевали у костра, спали в шатрах или палатках, некоторые на подстилке, прямо под телегой. А утром и вечером молились на могилах святых отцов: Гермона, Максима, Григория и убиенного отца Павла. А как кричали в это время кликуши! О-о! Бились и бесновались в истерике так, что их не могли удержать здоровенные мужики. А одна из них как-то ночью повесилась на поднятых оглоблях телеги. Говорят, бес ее заставил.
– А какие они кликуши, страшные, наверное? – спросил я, чувствуя на спине холодок от страха.
– Да нет, обыкновенные люди – молодые девушки или женщины. Я слышала, как одна молодая женщина, рассказывала, что в нее вселился бес, когда она пила из кружки молоко, не перекрестившись. « Словно ком сахара, – говорит,- проглотила. С той поры он меня и мучает, а выходить не хочет…»
После рассказа матери, я слышал о Веселых горах еще от одной женщины из нашего села. Ее звали Зина-маленькая, так как ноги ее были коротенькие, не пропорциональные телу, говорили, что ее в младенчестве нянька уронила на пол. Однажды она, после моления в нашем доме ( были поминки отцу) и после трапезы, по просьбе моих сестер и теток, рассказала о своем посещении святых могил, а после спела стихи, которые услышала там на горах. Я запомнил только начало, так как был еще мал и не записал их.
«Я стою на краю,
Вижу гибель свою…»
Она пела их тонким пронзительным голосом и произвела на всех очень сильное впечатление.
В студенческие годы, в зимние каникулы, я гостил однажды у своего однокурсника Александра Любимова, в поселке Карпушиха, недалеко от Веселых гор. Саша рос без отца, его воспитывал дядька Савелий Яковлевич Третьяков и его жена Домна Петровна. Они были раскулачены в годы коллективизации и сосланы в этот горняцкий поселок. Савелий Яковлевич, невысокий, но крепкий, коренастый кержак, с кривыми ногами, мощными узловатыми руками, познавшими труд с детских лет. Вечером поужинали, и он рассказал, почему у него ноги стали кривыми.
– Когда меня в войну призвали на фронт, то узнав, что я с Урала и к тому же охотник, направили сразу же в разведку.
– Пошли однажды впятером на задание, перешли ночью к немцам, сделали свое дело, которое нужно было штабу, языка взяли – видно брюхо у него было не в порядке, один побежал в лесок. А когда обратно переходили линию фронта, немного шумнули, а может немца нашего там хватились и подняли тревогу. Я даже боли не почувствовал, когда меня секануло пулеметной очередью, и обе мои ноги повисли. Перекрестился я и думаю, ну, отходил ты свое, Савелий, пора на тот свет перебираться. Но ребята не бросили, двое были с Урала. Подползли, перетянули обе ноги бинтом, положили их на спину одному из наших, он ползет, а я руками отталкиваюсь, ползу за ним, как рак, задом наперед, а другой сзади прикрывает… Словом, доползли до наших окопов, нас уже там ждали, помогли огнем, так что все вернулись и даже немца живьем приволокли. Можно сказать – случайно жив остался. – С улыбкой закончил он. – Ноги срослись в госпитале немного криво, да ничего, не на танцы ходить! А так все сам делаю, и на работе, и по дому, даже на охоту ходил. Ничего, носят они меня, родимые! Видно Господу Богу так угодно было.
Узнав, что я тоже из кержацкой семьи, а моя мать посещала Веселые горы, старик оживился.
– Да, тысячами сюда собирались наши единоверцы, на Петров день, в начале июля. Мы тоже с Домной ходили, тут ведь рядом. А после, в шестидесятых годах, власти запретили, мол, лес палят эти паломники. А один шахтер взял на руднике взрывчатку, да и взорвал могилу отца Павла. У него там мраморный крест стоял. Вот тогда и запылали леса, то ли от засухи, то ли из мести их поджигали, но много леса выгорело.
– Сано,- обратился он к племяннику, – Ты завтра своди парня на могилы святых отцов. Встаньте на лыжи и пошли, снег- то нонче не глубокий.
Так я впервые попал на Веселые горы в зимнее время.
Густая тайга у подножия и на склоне гор, могучие ели, как великаны в боевых шлемах, пушистые зеленые сосны, кедры, лиственницы, голые березы и осинки, поющие на ветру, лесные поляны и болота, покрытые ослепительно белым снегом,… Все это делало эти места очень живописными, даже зимой в двадцатиградусный мороз. Удивительно было, как же сюда, через топи и чащобу, проходили толпы людей и даже проезжали на конских повозках.
Мы дошли до самой дальней могилы – отца Павла, неподалеку от горы Старик – камень. Мой товарищ показал место, где стояла могила с мраморным крестом убиенного старца Павла, но от нее практически ничего не осталось.
Дома я рассказал матери о нашем походе на могилу старца. Она так разволновалась, что снова подробно рассказала о том, как в 1955 году в последний раз ходила туда с быньговскими паломниками, пешком.
Через много лет, уже в 2002 году, мне попала в магазине Невьянского музея книга под названием «Демидовские гнезда», приложением к которой был опубликован очерк В. Санина «На Веселых горах».
Очерк сильно меня заинтересовал. Попытался выяснить судьбы некоторых его героев, в том числе возницы автора – Григория Селиверстовича Ваганова и невьянского начетчика – Афанасия Трофимовича Кузнецова, а также Николая Трефиловича Филатова – иконописца из Уткинского завода, сына известного в свое время на Урале начетчика и иконописца Трефилия Филатова.
Староста невьянской общины старообрядцев Василий Панфилович Васильев, выслушав меня, сказал, что Вагановых среди Невьянских староверов было много, но Григория Селиверстовича, он не знает, и не слышал о таком. А вот о начетчике Кузнецове он слышал много хорошего.
– Это был очень грамотный человек, не раз вступал в горячие споры о старой вере. Как активный борец за свою веру, он в тридцатые годы был репрессирован, осужден и отправлен в лагерь для заключенных на Алтае, где впоследствии был расстрелян.
В. Санин кратко описал в очерке историю Невьянской башни, к которой паломники, собираясь в дорогу на Веселые горы, шли поклониться жертвам этой башни.
Пытаясь разгадать, кто же из старообрядцев страдал в ней, я случайно наткнулся на книгу « Проблемы самоидентификации горнозаводского населения Урала», и вычитал, что в башне сидели несколько кержаков, помещенных туда именно за свою веру. Один из них инок Максим – старообрядческий писатель. Возможно это тот самый инок, схороненный на Веселых горах.
Другое предание – о Изосифе, который жил в лесу возле деревни Галашки. Власти разыскали его скит и посадили старца в тюрьму башни. Люди помогли ему бежать. «…Они подпоили стражу, передали Изосифу носки, связанные суровой ниткой, и велели ему их распустить и сделать шнур. По нему старец поднял на башню веревку, по которой и спустился. После этого старца никто не видел. А случай этот был исключительный, сбежать из темницы башни – небывалое событие.
Об этом некогда рассказал житель Галашек Симон Павлович Замоткин, и быль эта долго переходила из уст в уста в династии Замоткиных.
Третьим сидельцем башни был прадед Виктора Афанасьевич Неклюдова. Как говорит легенда, « жил в Быньгах и долго не женился. Наконец – то выбрал себе невесту из старообрядок, а управляющий Быньговского завода и заодно с ним церковные служители заставляли его венчаться в церкви. Старообрядец отказался, тогда его посадили в тюрьму башни. Однажды вывели его на балкон связанного с повязкой на глазах и говорят: « Будешь венчаться?» – « Нет, буду брачиться только в своей часовне!»
Тогда тюремщики стали угрожать, что столкнут его с балкона, а старообрядец только просил развязать ему руки для последнего креста: « Я умру в своей вере!» Но его снова увели в подвал. Так повторялось несколько раз. Но вот на Быньговском заводе случилась авария и срочно понадобился кричной мастер ( им был Неклюдов). Тогда управляющий, несмотря на то, что церковь весьма активно вела борьбу за переход из старообрядчества в православие, таки приказал освободить нашего героя: « Отпустите этого непокорного кержака, пусть женится, как ему вздумается!»
Так и остался старообрядец в своей вере». ( Т. И. Шубина, Е. Медовщикова. «Легенды Невьянской башни» стр. 209 – 213 указанной выше книги).
Любой из этих перечисленных страдальцев вполне заслуживал поклонения паломников.
Истинность событий, описанных выше, не подтверждена историческими документами, старообрядцы опасались хранить письменные свидетельства причастности к своей вере, поэтому все события остаются лишь семейными преданиями и легендами. Но учитывая, что ложь у староверов, как кража и сквернословие, почиталась за великий грех, думаю, что этим устным рассказам вполне можно доверять.
Очень образно описал В. Санин посещение паломниками могил иноков.
«Первой оказалась могила Гермона. Перед моими глазами открылось оригинальное зрелище. Поляна площадью десятин в шесть, окруженная сплошной стеной столетнего леса, отстоящая на десятки верст от жилых центров, представляла собой густонаселенный табор. На всех направлениях виднелись сотни повозок, палаток, дымились костры и вокруг всего этого копошилось бесчисленное множество людей – мужчины, женщины, дети.
Женщины, все без исключения, были в белых рубашках, черных сарафанах и черных же платках на голове. Мужчины – большинство в длинных кафтанах, похожих на подрясники православных дьячков. Оказалось ждали иконы. Со всех сторон большими толпами паломники направлялись под дощатый навес, помещающийся в самом центре поляны. Войдя под навес старообрядцы быстрым движением творили двуперстное знамение и клали земные поклоны по направлению простой деревянной колоды, под которой и покоился прах достопочтимого старца».
Сейчас на этом месте находится старое кладбище поселка Карпушиха. Поляна заросла лесом, описанный навес отсутствует. Когда я привел строки из очерка нынешним паломникам, посетившим могилу инока Гермона, и что там собиралось около шести тысяч человек, они были изумлены и смотрели на меня с недоверием, так как не видели ни поляны, ни навеса, ни колоды. Ведь прошло сто лет после описанных событий, и природа сделала свое дело.
На могиле инока Максима (это около трех верст от могилы о. Гермона), ныне новое кладбище п. Карпушиха.
«Меня поразила удивительная тождественность развернувшейся картины со вчерашней, та же поляна, та же могила и навес над нею, та же обстановка, то же действие и то же оживление.
Сюда приехал несколько опоздавший на первую могилу художник В. А. Кузнецов, главная цель приезда которого заключалась в том, чтобы зарисовать наиболее типичные старообрядческие лица.
Нам указывали то на одного, то на другого популярного старообрядца. Вот богатей из Невьянска, вот из Сибири, а вот из Екатеринбурга, паломничающий ежегодно со своей семьей. Но удивительно не оригинально все они вели себя здесь. Казалось, что все пять тысяч старообрядцев, паломничающих на Веселых горах, были из одной семьи. Так у них все было общее и одинаковое, начиная с костюмов и кончая последней краюхой хлеба. Я обратил на это внимание одного из своих собеседников.
– Да, Веселые горы – это евангельская страничка нашей жизни. Здесь мы все равны, было ответом».
На могиле инока Григория (от могилы о. Максима 5 верст) «местность была живописнее всех остальных могил. В особенности красива группа камней, расположенная у самой дороги и служащая, как бы преддверием поляны с могилой. Камни носили название Потной горы. Подвижник Григорий был иконописцем и по преданию большую часть своих икон написал на вершине названной группы камней, откуда открывался поэтический вид на окружающий лес – ближайшие горы и долины».
« Могила о. Павла (самая дальняя от Карпушихи) «расположена у самой подошвы горы Старик, считающейся самой высокой в центре гор Среднего Урала.
Молились на последней могиле буквально круглые сутки. Чрезвычайно красива и поэтична была последняя ночь на 29 июня (по старому стилю). Молитва закончилась в час ночи. После молитвы над тысячной толпой на возвышении появилась худощавая хрупкая фигурка начетчика А. Т. Кузнецова с белокурой головой и с блестящими глазами. Лицо Кузнецова освещал пламенем свечи старец – инок Антоний.
Кузнецов обратился к паломникам с речью, в которой призывал верующих хранить заветы Христа, о любви и правде, которую так стойко осуществляли в жизни досточтимые подвижники Веселых гор.
Голос проповедника плавно лился в толпу в тишине звездной ночи, так гармонировавший с народной проповедью на поляне. Наблюдавший эту картину художник воскликнул:
– Да это же первый век, и пред нами первые христиане!»
По легендам и рассказам паломников В. Санин сделал краткое описание жизни самых достойных старцев.
«Подвижник Григорий был иконописцем и, по преданию, большую часть своих икон написал здесь на горах».
Но краевед из Первоуральска В. Н. Трусов в своей работе « Загадка семьи Невьянских иконописцев Коскиных» в упомянутой мною книге « Проблемы самоидентификации горнозаводского населения Урала» ( стр. 187 – 188), пишет, что инок Григорий произошел из семьи невьянских иконописцев Коскиных. Обучался у П. Ф. Заверткина. В 1766 – 1767 г. по поручению заводских старообрядцев ездил в Москву и Петербург, затем ушел в скит инока Максима, и они оба принимали участие в старообрядческом соборе 1777 года на Невьянском заводе, посвященном вопросу о священстве. Около 1781 года вместе с братией удалился на Веселые горы, в леса, где и оставался до самой смерти. Но установить точную дату его смерти точно не удалось.
А вот дата смерти инока Максима – примерно 1782 – 1783 год, то есть через два года после того, как о. Григорий пришел в его скит. Неизвестно, в каком возрасте умер о. Максим, но явно в почтенном, как и о. Григорий.
О схимнике о. Гермоне, Санин не дал никаких сведений. По рассказам старцев, он был отмечен строгой постнической жизнью, и смерть его относят к началу второй половины XVIII века, то есть он был современником иноков Максима и Григория, и возможно, они знали друг друга и встречались за общими молитвами.
Об иноке Павле, Санин написал: «Он умер позднее других отцов – схимников, в начале 19 столетия, его перед смертью посещал житель Невьянского завода Ф. И. Карфизов, (по уточненным данным Карфидов), которому он сказал, что более его в живых не увидят, и заповедал похоронить его, где жил, на болотистом месте под открытым небом зимою и летом. Вскоре после этого подвижника нашли мертвым».
Мать моя, посещавшая горы в начале XX века, говорила, что слышала от стариков, что отца Павла убили злые люди. Думаю, что он предчувствовал близость смерти или же знал об угрозах.
Что поделаешь, враги и убийцы христиан были всегда, с первого века до наших дней. В ночь на Пасху 18 апреля 1993 года в мужском монастыре Оптиной пустыни были убиты кинжалом иноки Трофим и Ферапонт, иеромонах Василий. Их убийца Николай Аверин, по версии следствия, был сатанистом. А во время следствия, он был признан душевно – больным и направлен на принудительное лечение.
Видимо и убийство о. Павла тоже совершил по своей воле кто-то из врагов старообрядчества.
Так же ярко и образно В. Санин описал и кликушество. Приведу краткий отрывок из его очерка.
« Я, желая быть ближе к центру богослужения, поместился под навесом неподалеку от икон и могилы. Пахучий дым ладана, тревожное пламя свеч и религиозное объединение тысяч людей путем общего пения стихир поднимало настроение. Вокруг меня везде были видны умиленные лица, горящие глаза, молитвенно сложенные руки. Если и бывает, что творится чудо, то именно в такие моменты массового увлечения верой в молитву.
В один из таких моментов,… неожиданно раздался неистово – пронзительный нечеловеческий крик:
– А…а…ах! Не хочу! О…о… о… Ой, пустите… все равно не выйду! О…х, пустите, проклятые!!!
Все вокруг вздрогнули и как-то целыми толпами качнулись в разные стороны, поспешно начали креститься. Крики периодически повторялись. Впереди меня, человек за пять, я увидел молодую женщину, в судорожных конвульсиях бившуюся в руках у троих мужчин, крепко ее державших. Лицо женщины было страшно искажено…
Вскоре за первой кликушей в разных сторонах раздались такие же выкрики других. Всего на могиле о. Гермона проявили себя пятнадцать кликуш… Число кликуш на последней могиле о. Павла возросло до сорока. Их вид и выкрики ужасно нервировали, в особенности женщин. Последние при крике кликуш тревожно озирались по сторонам, крестили рот, затем, крепко сжав губы, клали на них два пальца и так оставались стоять все богослужение. Впоследствии я узнал, что делали они это для того, чтобы бес, вышедший из кликуши, не вошел через рот в одну из них…»
В толковом словаре В. Даля: «кликуша – кто кличет, одержимый родом падучей, которой особо подвержены бабы: при корчах теряется сознание и больная кричит неистово, звериными голосами, изрыгая брань, беснующаяся».
В советском энциклопедическом словаре более краткое толкование этого слова: «Кликушество – проявление истерии – причитания, выкрики с бурной жестикуляцией, судорожными припадками».
И, наконец, в толковом словаре С. И. Ожегова: «Кликушество – нервное истерическое заболевание женщин, выражающееся в судорожных припадках и взвизгиваниях».
Полагаю, что все эти толкования не в полной мере соответствуют истине. Я знал в нашем селе одну женщину средних лет, про которую мать говорила, что она иногда, во время молитв, кликушествует, да так сильно беснуется, что ее с трудом удерживают несколько сильных мужчин. А она с виду невысокая, неказистая – обычная сельская женщина, только взгляд у нее, как я заметил, какой-то пронзительный и недобрый.
Однажды в магазине, я стоял в очереди, там же впереди, за несколько человек, стояла эта женщина (не буду называть ее имени, так как живут еще ее родные). В это время стоящая перед ней девушка впустила, как обычно, в очередь свою знакомую и стала задом теснить женщину. И та вдруг истерически закричала на весь магазин: « Ты что пятишься, как конь!? Что лезешь на меня задом! Я этого не переношу! Ах, ты…проклятая!!»
Знакомые стали ее успокаивать и даже пропустили к прилавку, чтобы она побыстрее купила хлеб, что она и сделала и несколько успокоилась. Но, уходя из магазина, уже открывая дверь, вдруг обернулась и так дико и злобно , как зверь, посмотрела на девушку, что всем стало страшно за нее и воцарилась тишина.
«Она же, кликуша, – тихо сказала стоящая рядом старушка, когда та уже покинула магазин. – Не приведи, Господи, с ней связываться! В ней же бес сидит».
Сейчас, когда я достаточно пожил на свете, изучал в институте судебную психиатрию, психологию, повидал много всего, и в жизни, и в судебной практике, думаю, что эта несчастная женщина-кликуша, жила с нездоровой психикой. И когда возбуждалась от чего либо – от молитвы, от тесноты или духоты в толпе, у нее и проявлялся этот психический взрыв душевного состояния. А что в нее вселился бес, я сильно сомневаюсь, так как в настоящее время, когда многие не верят в Бога, случаи кликушества стали очень редки. Это подтвердил при нашей беседе и настоятель невьянской часовни В. П. Васильев.
– А ходят ли сейчас паломники на Веселые горы? – спросил я.
– А как же! Ходят! – с душевной радостью отозвался он. – Три года назад возобновились молитвы на могилах святых отцов. Народу, по сравнению с прошлыми временами, пока немного, но число их с каждым годом растет!
Летом прошлого года я все же решил посетить Веселые горы вместе с паломниками, так как начал работать над очерком и хотелось сравнить настоящее и прошлое этих мест, описанное В. Саниным.
Васильев одобрил мою затею и сказал, что проблем не будет, у них все организовано, и вахтовая машина «вездеход», и питание.
8 июля 2009 года я приехал на своей машине в поселок Карпушиха, откуда паломники начинают свой путь к могилам праведников.
Веселые горы – это условное обобщенное название местности на Среднем Урале. На самом деле, каждая гора имеет свое название. Это как бы череда гор, которые протянулись с юга на север по восточному склону Уральского хребта, начинаются недалеко от Карпушихи и заканчиваются у поселка Висим. Почему Веселые? Возможно, так их называли «веселые» люди, которые скрывались там от властей, демидовских стражников и гонений никонианской церкви после раскола. А может просто потому, что красивые веселые места, где и дышится легко, и смотреть приятно на эту чудную первозданную природу.
В. Санин не упоминает о поселке Карпушиха, так как его еще не было, и места здешние были довольно пустынные, удаленные от заводов и деревень.
По вершинам Веселых гор проходит условная граница Европы и Азии. Это наиболее высокие вершины: Белая, Поперечная, Билимбай, Старик-камень и другие. Среди гор через леса и болота весело бегут ручьи и небольшие быстрые речки. Те из них, что текут на Восток, впадают в реку Тагил, а которые на Запад, в чудную горную красавицу Чусовую. Вся территория Веселых гор входит в охранную зону Висимского заповедника.
Остановился я в Карпушихе, недалеко от маленького магазина, в котором местные и приезжие покупают необходимые продукты. Здесь же, поблизости от магазина, асфальтированную автотрассу Кировград – Левиха пересекает насыпная каменистая горная дорога, уходящая от старого кладбища, где находится могила о. Гермона, в сторону Веселых гор. Там же недалеко находится и новое кладбище, где могила о. Максима.
У перекрестка встретил группу паломников – шесть пожилых женщин и статного сребробородого старца. Разговорились. Они из Нижнего Тагила, посетили накануне все могилы и только что пришли с могилы о. Гермона. Сказали, что вчера на вечернюю молитву там собралось около восьмидесяти человек. В основном из Невьянска, Нижнего Тагила, Ревды, Полевского. Одна семья приехала на машине из Перми. Времена сменились, сейчас пешком сюда редко кто ходит, в основном все паломники добираются на машинах или заказывают маршрутные такси. Вот и мои новые знакомые ждали маршрутку, которая вчера их привезла, а сегодня увезет обратно домой.
Вскоре стали собираться другие паломники, которые посетили старое кладбище и сейчас собираются в горы на могилы других иноков. Большинство было из Невьянска, подъехал на своем вездеходике и В. П. Васильев. Собралось десятка три людей разного возраста. В основном это были женщины среднего и пожилого возраста, мужчин и старцев, раза в три меньше, было несколько детей из Невьянска.
Узнав, что я пишу очерк о старообрядцах и намереваюсь описать свое посещение могил святых отцов вместе с паломниками, один пожилой мужчина из Нижнетагильской общины стал горячо возражать.
– А мы не хотим, чтобы о нас писали! – азартно начал он. – И вообще, чтобы кто-то узнал о нашем молении на святых могилах!
К нему присоединился старец из Ревды, который стал поучать меня, полагая, что я не знаю истории старообрядчества.
– Мы не относимся к официальной церкви. Нас она всегда притесняла, поэтому мы не хотим, чтоб кто-то знал о наших молениях.
Я стал объяснять, что сам из старообрядческой семьи, крещен по нашей вере, с погружением, убежденный сторонник своей веры и ничего богохульного писать не собираюсь. Привел строки из очерка В. Санина, что главы общин сто лет назад, наоборот приветствовали, что их паломничество предают гласности, многие с удовольствием беседовали с журналистом о проблемах старообрядчества, а начетчик Кузнецов и отец Увар, руководившие молитвами, даже позировали художнику, который написал их портреты.
Но мои оппоненты смотрели на меня с сомнением.
Мне не хотелось заводить распри среди единоверцев и хотя остальные старообрядцы из других общин не возражали, и с интересом говорили со мною о проблемах современной религии, я все же решил посетить могилы один.
Но этот случай говорит о том, что некоторые современные староверы часовенного толка, предрасположены к тайному и скрытному ведению своих религиозных обрядов. И этому не стоит удивляться: за 350 лет репрессий и гонений на старую веру некоторые верующие переходили и сейчас еще переходит к обособленному образу жизни. Поэтому за период существования старообрядчества возникло множество сект, толков и согласий. Есть обособленные согласия, состоящие, из старообрядцев нескольких сел и деревень или представителей одного района. Такое дробление и обособление староверов приводит к тому, что молодежь уходит от своих общин и попадает в сети сектантов, которые сейчас действуют очень активно, вовлекая в свои организации значительное количество новых прихожан.
Некоторые из старообрядцев и сейчас стараются духовно отделиться от государства, отказываются от паспортов, пенсий, не участвуют в переписи населения и в выборах в государственные органы. Но истинные староверы никогда не уходили от мира добровольно и не игнорировали государственную власть, которая зачастую обращалась с ними не по – божески. В тайные скиты и в пустыню уходили, как правило, одинокие иноки, не терпящие мирской суеты, или же раскаявшиеся грешники для очищения души, или небольшие группы и семьи, вследствие разного рода насилия и репрессий. Так, например, ушла от мира семья Лыковых, неоднократно описанная в средствах массовой информации. Надо заметить, что все они и последняя из них Агафья Лыкова, не возражали, чтобы о них писали в газете. А в настоящее время и вовсе нет оснований к тайному проведению молитв и обрядов любой веры и даже секты, если она официально не запрещена законом.
В конце своей работы над очерком у меня сам собою возник вопрос о перспективах старообрядчества и возможности объединения их снова в единую церковь, которая была до раскола.
Однажды при встрече задал такой вопрос настоятелю Христо – Рождественского храма Русской православной старообрядческой церкви (Белокриницкое согласие) в Екатеринбурге, что в районе ВИЗа, отцу Павлу Зырянову. Молодой священник видимо и сам неоднократно думал над этим вопросом.
– Мы всегда готовы к единение и согласию всех староверов в единую церковь. Все-таки одна вера, один Господь Бог, одни обряды и книги для богослужения, одни иконы и справляем одинаково все церковные праздники. Я тоже год назад служил молитву на могилах иноков Гермона, Максима, Григория и Павла. Нам нечего делить, но до объединения, все никак дело не доходит. Так и будут они, видимо, постепенно отмирать, так как число верующих часовенного толка, то есть беспоповцев, постепенно уменьшается.
Мы же находимся под управлением Митрополита московского и всея Руси, Корнилия. Ставка его в Москве на Рогожском кладбище, при Храме Рождества Христова. У нас есть храмы, монастыри, духовные училища, где готовят священников, и действует около 250 приходов по России. А у беспоповцев сейчас мало грамотных пастырей и начетчиков, так что скоро и молитву вести будет некому.
На этот же вопрос В. Васильев улыбнулся, несколько саркастически и резковато ответил:
– Нам триста пятьдесят лет предрекают и предсказывают, что мы скоро исчезнем в никуда или перейдем в никонианскую церковь! А мы все живем и молимся, как наши отцы и деды, крестим детей и освящаем браки. Мы с момента раскола были гонимы, и у нас не было возможности готовить своих священников, поэтому службу ведут наиболее грамотные прихожане, старосты, уставщики и начетчики. Так сложилось исторически. Я тоже не учился духовной грамоте, все получил в семье, от отца и других грамотных стариков. А сейчас обучаюсь самостоятельно и обучаю других. А по образованию я педагог, так что и наука педагогическая тоже помогает.
Он помолчал минуту и продолжил:
– Вот недавно был в госпитале, ногу лечил. Когда приходил в столовую на обед, творил, как положено молитву, крестился и приступал к трапезе. И никто не ерничал, хотя там немало было молодежи. Народ меняет свое отношение к религии и к Богу.
Конечно же, я с ним согласился в этом, хотя понимаю и то, что если так стремительно убывает население страны и особенно русское, сельское население, без людей остаются многие деревни и села и не только на Урале, но и в Сибири, в Центральной России, на Севере и даже в Московской и Ленинградской областях, то естественно, что снижается и число верующих и в первую очередь поклонников старой веры, которые в большинстве своем живут в сельской местности.
Но не надо забывать, что, кроме часовенных, есть еще беспоповцы Поморской старообрядческой церкви – почти весь Север, и у нас, на Урале, и в Сибири, есть поморские общины. А сколько живет староверов в ближнем и дальнем зарубежье! Особенно много их в Прибалтике, Молдавии, Румынии, в Белоруссии и на Украине, есть они даже в Южной и Северной Америке. Кто, когда, их считал?! И лишь иногда мелькнет в печати, что где то там, далеко от исторической родины, живет большая община русских старообрядцев, которые сохранили язык, обряды и культуру своих предков!
Летом я участвовал в субботнике по очистке от мусора старообрядческого кладбище в дачном поселке Таватуй. Собралось человек сорок, половина дачников, то есть, не коренных жителей поселка, который вырос из старинной деревни того же названия.
Большинство собравшихся пенсионеры, но были и молодые мужчины и женщины. Самой активной была семья Железняковых из Москвы с маленьким сынишкой Левой. Они дачники, но живут здесь давно и считают эти красивые места своей второй родиной. Здесь похоронены их отец и дед. Приехали и представители Поморской Древлеправославной церкви из Санкт-Петербурга и Новгорода – молодые крепкие мужчины с опрятными бородками, Л. С. Соболева – доктор филологических наук, автор монографий по истории старообрядчества на Урале.
После трехчасовой работы по уборке мусора с могил первых жителей этого поселка, провели собрание, на котором много было сказано об истории этой деревни и жизни старообрядческой общины Поморской церкви.
В Таватуе все жители, а их в лучшие годы доходило до тысячи человек, были старообрядцами этой общины. Представители других общин и религий здесь не приживались. У них была своя часовня, в которой крестили детей и проводили все традиционные обряды. Сейчас старожилов – староверов осталось не более ста человек, часовни нет, службы не проводятся. И вера их, понятно, угасает.
А все началось с лихих годов перестройки, когда развалили местный совхоз и рыболовецкую артель, трудоспособному населению негде стало работать, многие стали продавать свои дома в этом красивом месте и уезжать в близлежащие города Новоуральск, Невьянск и Свердловск. А на месте старинных красивых деревянных изб стали строить несуразные кирпичные особняки, окруженные крепостными стенами из кирпича и камня. Так старинная деревня со своим самобытным укладом превратилась в дачный поселок с узкими улицами и высоченными домами, явно нерусской архитектуры.
Я спросил приезжих пастырей, что они думают о возможности объединения всех староверов в единую старообрядческую церковь?
– Очень сомнительно, – ответил гость из Петербурга.- Слишком много разного у нас, с другими староверами, особенно с поповцами.
А о положении дел Поморской церкви оба гостя, как мне показалось, ответили очень оптимистично и что она живет и развивается, хотя положение дел в том же Таватуе, говорит о другом. Дай Бог, чтобы их оптимизм оправдался!
Прошлой осенью прошел на теплоходе «Александр Радищев» по северным рекам и озерам. Увидел много замечательных храмов и монастырей, принадлежащих Русской Православной церкви. Заметил, что храмов много, молящихся мало, в основном туристы и немногочисленные паломники, в основном из дальних мест. Что поделаешь, убывает население – убывает и число верующих.
И на Ладоге, на острове Вааламе, и в Кижах, и в других местах Русского Севера я спрашивал у экскурсоводов, есть ли в этих местах старообрядцы и есть ли у них действующие храмы? Почти все отвечали, что не имеют информации или давали отрицательный ответ. И только один из них, на Кижах, сказал, что живет поблизости несколько семей староверов, на острове есть даже их могилы, но сколько всего их проживает в округе, никто не знает. А ведь, как раз Олонецкая губерния (ныне Карелия) и, особенно, Прионежье, была после раскола, центром старообрядчества. Именно там располагались первые староверческие скиты и монастыри, отсюда они тайно расселялись по всей территории России. Но видимо все это не входит в историческую программу экскурсоводов, которые по – прежнему называют староверов еретиками и раскольниками.
Не говорят о старообрядцах и не показывают их по телевизору, хотя РПЦ имеет свой канал, их представителей приглашают на разные дискуссионные передачи. Обходят вопрос о расколе и репрессиях староверов с момента раскола ученые историки, хотя от этих репрессий пострадало, в процентном отношении к числу проживающего населения прошлых лет, значительно больше, чем в годы сталинских репрессий, о которых читаешь и слышишь во всех средствах массовой информации. Но молчат все – и политики, и религиозные иерархи, словно не было сотен тысяч казненных и миллионы репрессированных староверов, за право веровать и молиться так, как им завещали отцы и деды.
А я убежден, что старообрядцы – это люди замечательной древней русской культуры, настоянной на истинной христианской морали, генофонд великой нашей нации, носители высокой нравственности и человеколюбия, сохранившие лучшие физиологические и духовные качества, трудолюбие и взаимопомощь. Ну не черпать же этот генофонд от современных стяжателей или бездельников, кто целыми днями сосут пиво, курят сигареты, вкалывают себе наркотики и говорят между собой на безобразном полублатном жаргоне. Сейчас вся надежда на те здоровые силы, на тех людей, кто сохранил в себе природное здоровье и силу, высокую духовную культуру, еще не отравленную современной моралью распущенности и вседозволенности. Да хранит вас Господь!