«Уральский Следопыт»: Сергей Васильевич, ваше становление как писателя в значительной мере связано с историей журнала «Уральский следопыт» — ведь здесь публиковались одни из ваших первых рассказов. Каково ваше отношение к журналу — чем для вас был «Уральский Следопыт»?
Сергей Лукьяненко : На самом деле журнал «Уральский следопыт» в какой-то период времени был для меня всем. Первое моё знакомство с журналом состоялось в 1 9 7 9 году, с номера 2, где начал выходить роман Евгения Гуляковского «Сезон туманов».
То есть мне было почти 11 лет. Это была совершеннейшая фантастика, простите за тавтологию, потому что я жил в городе Джамбуле, это юг Казахстана, глухая по тем временам провинция Советского Союза. Я обожал фантастику и даже не представлял тогда, что встречаются журналы, в которых фантастику публикуют часто. И был такой вот удивительный момент, когда мой отец принёс с работы этот журнал. Его даже не мы выписывали, так как в те времена на него сложно, почти невозможно было подписаться за пределами Свердловской области. Журнал выписывали у отца на работе, и он принёс его д ом о й. И я открываю журнал и вижу, что там очень много фантастики — рассказы: один, второй, а дальше большая увлекательная фантастическая повесть. С массой увлекательных приключений, иные цивилизации, звездолёты. Это было настолько необычно, ново. Помню, как я с дрожью ожидал каждого следующего номера. Для меня внезапно открылось окно в фантастический мир. И было очень обидно, что так сложно было на него подписаться — это был ещё один элемент советского дефицита тех времён, совершенно глупого, бессмысленного: человек, который хотел читать этот журнал, не мог вот просто так прийти на почту и подписаться на него. Это ж е был не западный журнал, а наш, родной, выдержанный в совершенных советских традициях, не нёсший в себе политики, но тем не менее то, что в нём публиковалось, почему-то считалось ну не то что опасным для власти, а тем, что он был необычен, непривычен по содержанию, что там ставились разные вопросы, которые вроде как ставить было не желательно.
В общем, для меня лично это была дверь в иной, увлекательный мир После прочтения повести «Сезон туманов» журнал стал для меня неким магнитом. Я ходил в библиотеки, искал там подшивки журнала. И открывал с дрожью в руках эти стопки, прошитые суровыми нитками, ожидая новых встреч с увлекательными мирами. Это была удивительная отдушина.
Для любителей фантастики «Уральский следопыт» был в ту пору основным окошком в мир удивительного.
УС: Сергей Васильевич, вы — один из наиболее ныне известных российских писателей-фантастов. Но база, которая была у вас заложена, всё-таки началась с фантастики советской и с лучших образцов мировой фантастической литературы. Как вы относитесь к тому, что журнал ныне старается формировать у своих читателей определённое мировоззрение, а не просто публиковать «хорошую фантастику»? И что вы сами можете сказать о себе как о писателе сейчас?
СЛ: Конечно, журнал «Уральский следопыт» попал в своё время в определённую ловушку. Он изначально позиционировался как журнал краеведения, фантастики, литературы вообще — т.е. всегда имелась некая дилемма, а что же тут самое главное? Думаю, если бы журнал сделал шаг в сторону фантастики и заявил, что он в первую очередь является журналом фантастики, то, наверное, он бы остался неким центральным органом фантастической прессы в СССР, а потом, может быть, и в России.
С другой стороны, понятно, что эта некая двойственность не могла быть легко преодолена. Я не знаю, право, как можно и нужно было выходить из этой ситуации. Но двойственность, заложенная в журнале, очень сильно ему мешала и мешает, на верное.
Стать чисто журналом фантастики — значит, потерять весьма сильную составляющую краеведческого плана, стать журналом сугубо региональным означает потерю интереса любителей фантастики. Причём, прежде всего, тех любителей фантастики, которые привыкли считать Свердловск, Екатеринбург некой фантастической столицей Советского Союза, а позже и России.
Это сложный вопрос, и я не могу сказать, как это стоило делать. Но всё-таки для «Уральского следопыта» при всём его отчасти региональном характере, наверное, стоило сосредоточиться на фантастической составляющей. Точно также как, скажем, газета «Комсомольская правда», радикально изменив свой характер и содержание материалов, не стала менять название, и это не было нужно. Вот так и «Уральский следопыт» мог, оставаясь журналом с тем же названием, сосредоточиться на фантастической литературе и остаться для нескольких десятков тысяч любителей фантастики основным журналом. А это было бы на самом деле не так уж мало, потому что журнал, у которого есть хотя бы 20 тысяч активных подписчиков, в нынешнее время был бы совершенно успешным.
УС: Сергей Васильевич, вы лауреат премии «Старт», которая родилась при журнале «Уральский следопыт» на фестивале «Аэлита», вы лауреат главной премии «Аэлита» 1 99 9 года. Эта премия вручалась не исходя из каких-то конъюнктур, а давалась за классную фантастику, которая создавалась в нашей стране. Вы получили её более чем заслуженно. Чем для вас была эта премия? Как вы видите возможности развития фестиваля «Аэлита», который сегодня переживает далеко не самые свои лучшие времена?
СЛ: Для меня это было очень серьёзно, т.к. «Аэлита » была некой вершиной, очень-очень высокой планкой, которую хотелось достичь. Ведь все имена, которые были с этой премией связаны, являлись именами кумиров, мэтров, именами людей, которых я любил, восторгался, обожал. И для меня даже получение премии «Старт», младшей сестры «Аэлиты», тоже было моментом определённого признания, м о ментом восторга, подтверждения того, что я пишу не зря. В то время мало что значило количество тиражей книг — это слабо отражалось на судьбе писателя, на финансовом успехе. Книга выходила, и далее писатель оставался один на один с мнением публики, читателей, если публика голосовала, если читатели, фэны говорили, что книга достойна премии. Понятно, что премии «Аэлита» присуждали не неким общим голосованием, но общественное мнение на это влияло. Понятно было, что те, кто голосуют в жюри премии, выражают некое, может быть, не осознанное, но мнение большинства. В ту пору не было ещё традиций каких-то согласованных голосований, что позже, на мой взгляд, испохабило множество других премий в фэндоме. В общем, присуждение «Аэлиты» было а к том почти сакральным, с ним трудно было спорить. То есть можно было сказать, что я считаю, что премию дали «не так». Но трудно было сказать, что премию «дали не правильно». Это была всегда некая «высшая мера» оценки.
Честно говоря, я испытал некую растерянность: ведь никто не получал «Аэлиту» в том возрасте, в каком её получил я. Для меня это было не получение за заслуги, а скорее некий аванс на будущее. Я понимал, что это некий прецедент, некое изменение, может быть, даже статуса премии, но на самом деле это было очень важно для меня, потому что это было неким высшим признанием, гамбургским счётом. Было два момента существования писателя — до того, как ты получил «Аэлиту», и после того, как ты её получил. Можно было говорить, насколько хороши или плохи отдельные произведения писателя, но получение «Аэлиты » давало определённую точку отсчёта. Заставляло, с одной стороны, строже смотреть на то, что уже сделано, а с другой — заставляло стараться работать лучше, так как ПОСЛЕ получения «Аэлиты» ты уже не имел права работать плохо. Для меня это было очень важно. Я не знаю, как воспринимают сейчас получение этой премии человек, который не имеет того опыта, что есть у меня. Возможно, для него это обычное дело — ну, получил очередной приз, красивый, хороший, почему бы и нет? А для меня это была некая «эпоха», ощущение того, что я не просто учусь, не просто работаю, а оказывается, то, что я сделал, уже само по себе достойно внимания.
Это на самом деле очень трудно объяснить и выразить. Начинаешь переводить в слова — и получается банальность. Ну всё равно что просить человека признаваться в любви публично, ведь все слова, которые будут в этом случае сказаны, прозвучат несколько фальшиво и неправильно. Есть вещи, которые не любят публичного выражения.
Но для меня «Аэлита» — это точка отсчёта. Я помню тот момент, когда я понял, что написал вещь, которая где-то останется. Это была книга «Атомный сон», и я чётко понял, что эта вещь не просто некое «сочинение », а это нечто чуть большее, это живое, в ней есть то, что называется литературой. И также получение премии «Аэлита» для меня было неким переломным моментом. Потому что я понял, что всё, что я делаю, наверное, несёт в себе что-то полезное и нужное людям. И это было удивительное ощущение!
УС: После фестиваля «Аэлита», который был первым в Советском Союзе фестивалем фантастики, или, как ещё принято говорить, конвентом, появилось довольно много подобных мероприятий. Это «Интерпресскон» в Петербурге, «Роскон» в Москве, «Звёздный мост» в Харькове и другие. Большинство известных конвентов сегодня проходят в центре Европейской части России. «Аэлита» стала неким « региональным мероприятием» — это где-то далеко, на Урале. Насколько, по вашему мнению, сегодня нужны любителям фантастики конвенты, скажем так, не центральные? Насколько этот процесс должен поддерживаться региональными властями как процесс, тоже формирующий мировоззрение нации?
СЛ: Есть такое выражение «Провинция — она не на карте, провинция — она в головах». Большая беда в том, что множество наших прекрасных городов, прекрасных починов и движений , застревает на уровне регионального «самоуничижения». Типа — мы региональные, мы «маленькие», мы далеко от столицы. Это — глупость. Это вредит стране. Страна становится страной именно в тот момент, когда она понимает важность каждой своей части. Важность того, что происходит в Чите, Красноярске, в Екатеринбурге, Туле, Москве и так далее. И здесь нельзя сказать, что какая-то часть страны важнее другой. Страна, в которой всё вершится лишь в одном или двух центрах, — нелепая, увечная, больная страна. Не может быть великой страны, строящей свою культуру на двух-трёх городах, условно близки х к некой европейской границе.
Именно поэтому в своё время «Уральский следопыт » и фестиваль «Аэлита» стали точкой притяжения для любителей фантастики всего СССР, а располагались они далеко не в столице. Возможно, в этом был некий великий смысл, что Свердловск, город, располагавшийся в некой условной «центральной географической точке страны, внезапно из достаточно провинциального города стал фантастической столицей Советского Союза. Это правильное явление, и никого это не смущало — ни людей из тогда ещё Ленинграда, ни москвичей, при том что непосредственно в самом Свердловске тогда не было каких-то личностей в смысле писателей, которые могли бы стать неким «центром притяжения». Был писатель Владислав Крапивин, но он скорее проходил по разряду детской литературы, был Сергей Другаль, но всё-таки формального повода претендовать на Всесоюзный фантастический центр по наличию достаточного числа крупных фигур писателей-фантастов не было.
Но не знаю, как-то так сложились звёзды, что ли, обстоятельства, усилия людей, любящих фантастику, и Свердловск стал фантастической столицей, и никого это не удивляло и не смущало. И это правильно, т.к. в стране, большой стране, должна быть масса разнообразных центров притяжения. Нельзя в большой стране аккумулировать все интересы людей в одной точке и говорить: «Вот у нас тут столица всего, и здесь у нас будет всё — и певцы, и фантасты, и учёные». Большая страна живёт по своим законам, и в ней рождаются разнообразные центры культурных и иных явлений, не подвластные прогнозам и умозрительным расчётам. И до сих пор Екатеринбург, несмотря на все не вполне весёлые моменты с существованием фестиваля «Аэлита», остаётся в восприятии всех российских любителей фантастики определённым сильным центром притяжения. Это значит, что есть некая преемственность, есть любовь людей к фантастической литературе.
То есть очень грустно всё начинает замыкаться в пределах 2 -3 городов, расположенных рядом, связанных коротким сообщением. Это всё замыкается на себе и формирует некую, я бы сказал, «центральную провинцию». Потому что страна, где всё сосредотачивается в центре, получает на самом деле не Центр с большой буквы и провинцию, а она получает две провинции. Одна — центральная, а другая не центральная. И если город, район, регион начинает активно любить в себе то, что у него развито хорошо , что у него сильно, что имеет давние традиции, что у него поддерживается рядовыми людьми и местными властями, то он моментально перестаёт быть провинцией. Не существует провинции как таковой, есть провинция в головах, вот и всё.
УС: Вы публиковались в «Уральском следопыте» уже 20 лет тому назад. Сегодня вы член редакционного совета журнала и, держа в руках новый номер, наверное, можете сказать, как журнал изменился. Что вы можете пожелать журналу сегодня?
СЛ: Скажу, естественно, о разделе фантастики. Как человек, посвящённый в тему, я вижу тут некоторые знакомые мне имена — кое-кто из авторов участники моих мастер-классов. Но я не вижу ни одного имени, которое могло бы привлечь читателей со стороны, что называется. То есть на месте абстрактного молодого человека, который взял этот журнал в руки, я, к сожалению, не могу сказать, что его должно привлекать. Фантастика в журнале под рубрикой «Аэлита» сегодня зачем-то распределена по всему номеру, она «размазана» между других статей и материалов. Абстрактный читатель, возможно, и не сразу сообразит, что где расположено и что за рубрика это такая. На мой взгляд, тут у ж говорю как член редакционного совета, фантастика должна быть выделена одним блоком, как это было когда-то, и к красивому названию «Аэлита» следует добавить пояснение, что это — фантастика. Как, наверное, и к другим рубрикам. Ведь вот непонятно так, с ходу, какие материалы, скажем, в рубрике «Свеча горела».
Между прочим, когда-то в журнале фантастика была выделена в отдельный блок даже со своей обложкой ! И любой, кто брал журнал в руки, сразу понимал, что разных рубрик тут много, но есть вот такая главенствующая в какой-то степени рубрика — фантастика. Другой вопрос, журнал обязан привлекать читателей именами. Он не может привлекать только текстами, ведь никто не встанет у киоска или того места, где он приобрёл журнал, и не станет внимательно читать хотя бы 1 -2 страницы текста, чтобы восхититься самим текстом и сказать: «Ай да автор! Почитаю-ка я дальше…». Потенциальный читатель должен видеть анонс на обложке типа «Новейший рассказ знамени того писателя…» и т.д., и т.п. Он должен видеть имена. У журнала своя специфика — надо завлекать, привлекать. Нельзя в журнале напечатать несколько рассказов перспективных авторов и надеяться, что его станут покупать массой любители фантастики — они не станут его покупать. Современный «обычный» любитель фантастики воспитан сегодня так, что он уверен, что всё, что достойно интереса, рано или поздно, скорее рано, появится в неких сборниках центральных издательств. А что не появится — так оно и не достойно его интереса. Журнал должен иметь свою чёткую нишу.
В «Уральском следопыте», к моему огромному сожалению, по-моему, сегодня нет чёткого понимания, для кого и для чего он делается. Сейчас он делается всё-таки по инерции. Это журнал, в котором есть чуть краеведения, чуть фантастики, чуть прозы и поэзии, чуть материалов о путешествиях. Есть некий брэнд, который пока позволяет держаться на плаву, он есть. Но его ресурс уже сильно выработан, но, к счастью, ещё не до конца. Может быть, стоит подумать о том, что надо брэнд серьёзно реанимировать и сделать действительно целевым? Надо понять, ДЛЯ КОГО делается журнал? Нельзя одновременно делать журнал для юных «краепытов», желающих пройти по родному краю и найти истоки некой речки, для любителей полазать по пещерам, почитателей поэзии и любителей фантастики.
Есть масса хороши х изданий, но таких, кто не понимает, для кого они, кто их реальный потребитель. Журнал идёт по некой инерции для тех людей, кто его любит и помнит с прошлых лет. А нужно понять, для кого он сегодня, и, исходя из этого, его менять. В сегодняшней форме, увы, это журнал ни для кого и ни о чём. Я говорю вещи жестокие. Но говорю правду!
