Однажды, когда Красная Армия уже шла по Европе, командир построил батальон и приказал выйти вперед тем, кто играет на духовых инструментах. Друг Костя, до войны игравший в московском цирке на трубе, толкнул локтем — выходил, мол. — Да не умею я. — Выходи, научу. И научил ведь, за ночь научил, поскольку слух музыкальный у бывшего рулевого имелся. Так и зачислили Алексея в музыкальную команду — играть марши при взятии городов. Послабления у музыкантов, конечно, были, однако в бой ходили, как все — кроме автомата, приходилось носить с собой еще и инструмент.
Будапешт, Брно, Прага… И наконец взяли Вену столицу Австрии, родину Иоганна Штрауса. В воздухе пахло порохом, весной и победой, счастливые венцы танцевали на площади под звуки советского военного оркестра, музыканты в выцветших гимнастерках играли «На голубом Дунае» и «Сказки венского леса». Вдруг из маленького оконца под крышей ратуши прогремела очередь тяжелого немецкого «МГ», и друг его, Костя, не дотянул последний аккорд, пуля пробила медь трубы и угодила прямо в сердце. Похоронили морского пехотинца в городском парке, а пробитую трубу отец взял с собой, поклявшись отдать ее сыну друга после войны.
Клятву он смог выполнить только двадцать лет спустя. Приехав в Москву, он сразу же отправился в цирк, интуитивно веря, что сын его друга занял место отца в цирковом оркестре. Так и оказалось. Он словно увидел молодого Костю, будто и не убили его на венской площади, вдали от дома. Передал трубу, выпили вместе по чарке горькой.
