Зойка была единственной из нашей четвёрки, кому повезло попасть на вызов. Фельдшерица «кардиологов» торчала в отпуске, так что Зойку запрягли считывать ежемесячные кардиограммы у роты десантников, что базировалась неподалёку. После этого я обнаружил пустую упаковку из-под контрацептивов в Зойкином контейнере и ещё долго интересовался, кого назначим акушером. Зойка материлась, норовила ущипнуть, но, по-моему, ей нравилось. Мы скучали. Скучали невыносимо! Приставали к главному с просьбой пристроить хоть куда-нибудь, но тот только отшучивался.
Главный перестраховывался. Боялся пихать салаг в пекло. Видели мы, как возвращались с вызовов шаттл-группы — злые, молчаливые. Вываливались из шлюза и разбредались по каютам, пока дежурная смена суетилась возле носилок, где частенько лежал наглухо запечатанный прорезиненный куль.
Случалось, на подстанции объявляли тревогу, и тогда приходилось вжиматься в стены, чтобы не мешать налаженному безумию реаниматоров, снующих будто муравьи от шлюзов к ре-блокам. Мы хватали каталки, нацепляли халаты и … оставались в стороне. Наша помощь вежливо, но неуклонно отклонялась. Отверженные, никому не нужные мы слонялись по пустым коридорам, с завистью провожая взглядами одуревших от бессоницы сестричек и докторов.
Санитары, и те старались нас не замечать. Интерны — пустое место и лишний паёк.
Прошёл ещё месяц. Без изменений. Мы начали привыкать к постоянному бездействию. Перестали
приставать к главному. Тупо ходили на занятия и слушали бессмысленные вирши чужих.
– Это симптоматично, — замечала Зойка, — мы подхватили от Ашота инфекцию. Тотальное оглупление. Скоро нас всех поместят в бокс и станут показывать через стекло первокурсникам.
«Вессарец — вид спереди». «Вессарец — вид сбоку». Вессарская поэзия, то немногое, что поможет нам разобраться в их психологии: «Свернувшись в спираль или в светло-зелёном. Надолго».
– Ребятки, а что, на ваш взгляд, главное для врача? — Ашоту удалось отвлечь нас от созерцания новых Зойкиных чулок.
– Знания… и опыт, — Санька задрал подбородок и отчеканил, — и уверенность в себе!
– Ты хороший мальчик… — кажется, он хотел продолжить, но тут каптёрка взорвалась дрожащим голоском диспетчерши Юленьки. «Ксенобригада — срочно в операционную! Тут это…, — голосок задрожал ещё сильнее, — ваших пациентов подвезли.»
Мы переглянулись. Вроде как с диспетчерской не договаривались. Векалия схватил чемоданчик и бросился к выходу. Всё как обычно. Только никто не давал отбоя. Коридор. Большая операционная. Свет! Первое что нас напугало — яркий свет! Второе — толпа врачей и сестёр перед входом. Почему-то все расступались, пропуская нас вперёд. Створки бокса, ведущего в операционную, были разблокированы. Вслед за Ашотом мы вломились в бокс, внешние двери съехались, и сквозь стекло мы увидели троих в форме нашего космофлота, с нашими шевронами, совсем не похожих на людей.
«Программа обмена опытом. Авария на метеостанции. Переводчик погиб. Ближайший корабль вессарцев в месяце пути, и наша неотложка всего лишь в пяти часах», — об этом нам сообщили позже. А пока, ошалев и вцепившись друг в друга, мы пялились через окно бокса на своих первых пациентов.
– Мамочка! — Зойке совсем не шли белые губы, — Ашот Рубенович?
– Всё в порядке, ребятки, — выглядел он не лучше, но держался, — в порядке… Надевайте халаты. Быстрее.
На нас смотрела вся станция. Камеры следили за каждым движением, микрофоны за каждым вдохом. Все, вплоть до последнего уборщика, собрались в смотровой. А мы не знали, что делать.
