Солнце выкатилось из-за горизонта огромным красным шаром, во все окно. Но когда шар был только половинкой, он был еще больше. Никогда потом я не видела такого крупного и такого красного солнца. Темно-красный цвет ложился на мамино лицо. Он не дрожал, как дрожит на лицах и предметах свет станционных фонарей. Он только светлел и слегка поднимался вверх, и от этого мамино лицо становилось привычным.
Мама волновалась. Это было солнце её родины.
Она вдруг разговорилась.
— Когда летишь на самолете на восток, — сказала она, — ещё быстрее обгоняешь время. Вылетаешь в шесть утра, а прилетаешь вперед, в шесть вечера. А когда летишь обратно на закате, то все шесть часов в самолете тянется закат, — вылетаешь в восемь вечера и в восемь вечера прилетаешь.
— Закат в самолете — это красиво? — спросила я.
— Да, — сказала мама. — Особенно когда под самолетом Саянские Горы. Там реки, — продолжала мама. — Там Белая река. Там Ока. Уда. Иркут. Китой. И в реках водятся настоящие рыбы. А в лесах — звери.
— А что такое настоящие рыбы? — спросила я с некоторой обидой за нашу Волгу.
— Омуль, — сказала мама, — таймень.
И добавила:
— А первая половина лета — всегда сухая и жаркая.
— Что же сейчас так холодно, — осторожно проворчала я.
Мама пристально посмотрела на меня. Она уже объясняла мне про континентальный климат и ограничилась коротким:
— Потому что в вагоне не топят.
