— А жизнь текла себе да текла. Вот уже и старшие дочери — студентки. И обе быстренько замуж выскочили, тоже за студентов. За стол, бывало, девятером садились: Ольга и Лена с мужьями, Алеша, — наш рабочий класс, ученик сварщика, — мы с Павлом Петровичем, моя мама и самая младшая — Ариадна, по-домашнему Рида. Семья большущая, а работник-то один. Он и выкладывался, как мог. Статьи в газетах, в журналах, — это само собой, но ещё и книги очерковые у него выходили. Первая — «Уральские были» — о родине своей, старой Сысерти, о жизни тогдашней. Про сысертские дела и другую книгу написал: «К расчету!» — это ужо забастовке в пятом году. А перед этим была ещё повесть «За советскую правду» — можно сказать, про самого себя в гражданскую войну, хотя фамилию героя и изменил… К 36-му году пять книжек у Павла Петровича вышло. Гонорар-то не больно наваристый, но всё же подспорье. После «Крестьянской газеты» работал муж в обллите, — как говорится, из песни слово не выкинешь: цензором был, хотя потом, бывало, над тем и посмеивался. Позже перешёл редактором в издательство. Зарплату мне вручал исправно, — а всё равно жили от получки до получки. Сбережений — ни рублика. Скромно жили, скромней некуда, да не тужили. Пока не подкосила нас беда… Летом тридцать пятого года погиб Алёша. Несчастный случай при электросварке, — господи, всего-то в девятнадцать лет… Наревелись и я, и дочки. А Павел Петрович слезы не проронил, ушёл в себя, будто закаменел. И раньше поздно ложился, а тут за полночь стал над своими бумагами засиживаться. И курит, курит… Видела я: работой боль глушит. А теперь думаю: смерть сына, может, и другое в нём подхлестнула, — молнией высверкнуло, что годы-то уходят и пора браться за то, что столько времени откладывал. Но он о своих задумках молчал, а я не расспрашивала, — не до того было…
