Отец Серафим считал себя старовером. «Старость » его веры заключалась в том, что он хотел жить по заветам писания, уповая на милость Господа и пожертвования прихожан. С трехколенным кнутом в руках он изгнал однажды торговцев из своего требующего ремонта храма. Церковь, считал он, сильна приходом, а не мошной. И им оградится от любых невзгод. Даже денег за крещенье и отпевание отец Серафим упорно не брал ни от кого, неустанно цитируя апостола Петра: «…серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги»[СВ1]. Потому, верно, и протекавшую крышу второй год сам латал, как мог и чем мог.
Зачастую голодный (а порой, бывало, пьяный) отец Серафим подолгу размышлял о жизни, о своем назначении в ней. Вот тут-то и появилась она — Нечисть.
«Говори, сколько тебе нужно, святой отец, — торговалась с ним Нечисть. — Хочешь, колокола новые отольем? Иль крышу оцинковкой покроем? А хочешь, крест золотой на грудь — здоровенный, таскать замучаешься? Короче, проси, чего желаешь. Только смотри, чтоб все в ажуре было: значит, подъезжаем мы — чтоб звонница была; далее, когда выходим, чтоб какие-нибудь архангелы рядом крутились, хотя это-то мы сами устроим…»
Тогда-то и посетило пастыря озарение. Понял он все и про жизнь свою, и про назначение.
Лесок, в который отец Серафим ступил босыми ногами, когда пересек речку, спустя некоторое время
стал редеть. Нежная кожа ступней во многих местах кровоточила, а между пальцами глубоко вонзилась острая щепка, что вызывало особо мучительную боль при ходьбе.
