Приуныли наши-то, загточесывали затылки. И про Бога, как водится, вспомнили. Зачастили в церкву. И молебны-то заказывают, и свечи-то святым угодникам ставят, и крестным ходом вокруг слободы ходят. Все о дожде молятся.
Аккурат в Петров день шли наши мужики из Троицкой церкви после заутренной. Присели отдохнуть на бережку Арамилки, возле водопадика.
Арамилка тут шумно пошумливает в камешках. И промеж мужиков шум такой же. Одни кричат надо, мол, в Верхотурье сбегать, мощам святого старца поклониться. Другие спорят. Ведуна-де пошумаркать следует. Ведуны-те, ежели не зрящные, и на погоду, и на жару заговор тайной знают. Третьи вовсе несураз какой-то долдонят. И всяк друг дружку переговорить старается.
Вдруг кто-то за их спинами молвит:
— Меня спросите. Я знаю.
Оглянулись — это Ганя, незамеченным за шумом подъехал. Опешили мужики: как это молчун язык-то развязал? А тот повторил:
— Я знаю, как беде помочь.
— Говори, коли знаешь, — сказал кто-то из мужиков.
Ганя с лошадки своей спрыгнул, присоединился к спорщикам
