Валентин Васильевич глянул на низкое серое небо, с которого вот уже несколько дней, точно из мелкоячеистого дуршлага, сыпалась морось; махнул рукой и отчалил на вездеходе.
На прибрежной террасе, с одной стороны которой возвышался перевал, а с другой перебирала гальки ледяная горная река, остались лежать два рюкзака, дрова, доски для нар, пять палаток («женская», «мужская», кухонная, складская и, конечно, банная). В поле (Татьяна, при всем своем невеликом полевом опыте, знала об этом не понаслышке) можно обойтись без кухонной палатки, можно даже, хоть и со скрипом, согласиться на житье в общей палатке, но без банной!.. Баня — это жизнь. Без преувеличения.
Чуть поодаль, ближе к реке, стояла газовая плита. Ее Зюзев оторвал от сердца — вместе с четырьмя газовыми баллонами. Красные, они смотрелись абсолютно дико на фоне серых гор и камней у их подножия, прозрачно-серой реки и зеленосерых кустиков карликовых березок и невысоких ив.
Партия уезжала от перевала в долину, в лесотундру, где можно было завалить сухару, и ее хватило бы на несколько дней и на палаточные печки, и на «кухонный» костер. У перевала же, в тундре, дров не было. Никаких. Лишь выше по течению, где когда-то стоял балок, неизвестно с какого времени еще оставалась невысокая горка черного каменного угля
