Объясняю: когда Лена была ма-аленькой, вот такой, с линейку, этими шариками играла — вот так! Вот так!
Откидываю голову, как младенец, и машу рукой. Лена что-то вспомнила. Или я отыскал природную, заложенную в нас пружинку-движение. Теперь не отпускает погремушку. Играет в себя, маленькую, девятимесячную.
Утром, едва открыв глазенки, она просит: «Папа, можно я с дядей Жуком поздороваюсь?» Долго не могу понять: что за новый житель?
Когда выходим, бежит к железной’клетке и машет кролику ручкой. Потом идем в садик.
Вчера я совершил поступок, на который способен только ребенок. Всех кроликов отпустил на волю.
Они обживают «графские развалины» — уложенный в кучу на дрова старый сруб. Во дворе я всякий раз растерянно останавливаюсь: население заячьего замка при появлении хозяина привычно беспокоится. В полутемных щелях, как летучие мыши, мелькают ушастые головы.
Лена прыгает от радости. По крыше заячьего замка, кокетливо подбрасывая задом, носится перед ней теряющий клочьями летнюю шерсть, вожак — Дядя КрЁлик Жук!
