Работы А.И. Бурлакова так созвучны поэзии Ф.И. Тютчева.
Он умел чувствовать в скалистых далях, в жизни камня письмена веков, густой настой времен, слышать в таинственном безмолвии вышние звуки. Я помню, как на обсуждении выставок (были в советские времена такие нужные для творческого общения моменты) почти всегда говорили о цвете и фактуре Бурлакова. И почти всегда собравшиеся делились на противников и сторонников его поиска. Он испытывал цвет диссонансом, мазок — плотностью, широтой, бравурностью, и даже холст — нагрузкой до рельефа. Но каким бы бунтарским не был поиск, опыт его знал узду, творческая кухня не брала над ним верх. В живописных приемах художника не было формального «выпендрежа», а только отважное дерзновение под натиском переживаемого чувства. Чувство, сердце, искренность всегда были с ним. Конечно, были и неудачи. И все же даже под лихорадкой цвета, перекрывающей порой ясность композиции, всегда виделась цель художника.
