Герцен же в «Колоколе» отмечал гордую, непреклонную, подавляющую отвагу Лунина. И оба были правы. Личность Лунина многогранна. Но — увы — засели в памяти и набившие оскомину еще со школьной скамьи стереотипные формулировки о том, что Декабристы разбудили Герцена, хотя и были страшно далеки от народа. Что же это за псевдопоучительное истолкование истории?
Там, на могиле узника Акатуя, думалось о другом. Разве тот, кто сражался под Смоленском, находился, по свидетельству современников, как рядовой солдат, среди стрелков, не был с народом? Разве 26 августа 1812 года на Бородинском поле Лунин (да и другие будущие декабристы) были далеки от народа, разве сами они не были народом?
У Семеновских флешей, а затем у знаменитой батареи Раевского, где отступила французская кавалерия,
сражался полк Лунина, и сам он получил в награду золотую шпагу с надписью «За храбрость». А потом — .участвовал в большинстве важнейших сражений с отступающей армией Наполеона. Разве тогда не были едины армия и народ? И как же смогли декабристы разбудить Герцена, если были «страшно далеки от народа»? Не об этом ли размышлял и сам автор «Былого и дум», когда писал: «…с моею жизнью сопрягается и пожар Москвы, где я валялся шести месяцев на улицах, и стан Иловайского, где я сосал молоко под выстрелами. Перед 1825 годом начинается вторая эпоха, важнейшее происшествие ее — встреча с Огаревым. Боже, как мы были тогда чисты, поэты мечтатели!»
