Почему я вновь пишу о «Ласковом мае», рискуя снискать себе сомнительную репутацию «маеведа»?!.. Не потому же, что есть нужда вплести свой голос в дружный хор коллег: «Ну и гадость, эта ваша заливная музыка!»?.. Об уровне творчества «ЛМ» можно говорить миллионы раз, но напрасны надежды что-то этим изменить. Карфаген был разрушен не потому, что о том много говорили, но потому, что о том много слышали,.. Шатуновские же поклонники музыковедческих доводов слушать не хотят. Казалось бы, на нет и суда нет…
Но… Но почему тогда второй год не поднимается моя рука снять шатуновский портрет со стены в кабинете? Почему кажется преждевременным стереть кассету с первой, еще оренбургской, записью группы? Почему все чаще и чаще раскрыта на моем рабочем столе папка с газетными вырезками о компании Разина? Что не дает мне права молодцевато выкрикнуть: «О «Ласковом мае» не пишу!»?
Трагедия. Вернее, все возрастающее ощущение ее.
Наш мир абсурда облачил эту трагедию, это скорбное аутодафе, в веселый карнавал, куда нарасхват билеты и где жертвы берут автографы у жертв. Наш мир абсурда вовлек в эту трагедию миллионы участников, тем самым устранив сторонних свидетелей. Наш мир, вывернутый наизнанку, явил то, с чем общество еще не сталкивалось.
Юрий Шатунов — первый из советских подростков прославился столь широко. Были, конечно, и Сергей Парамонов из Большого хора Центрального телевидения и Всесоюзного радио… Были юные актеры из популярных кинофильмов… Те же братья Торсуевы — «Электроники». Но их слава не затевалась на дрожжах коммерции. Их успех у публики не был столь жестко запрограммирован
