Снова улетели фрицы. Но не успели мы укрытия покинуть, как еще одна в небе тревога. После бомбежки я потерял остальных призывников. Куда они делись? Трудно сказать. У страха глаза велики. Может, кто и драпанул. На станции было много убитых и раненых… Кругом стоны, мольбы, проклятия. Оставаться здесь не имело смысла, и я с труппой беженцев пошел дальше.
Идем — дороги забиты скотом и народом. В кюветах и на обочине трупы женщин, детей, стариков, разной домашней живности. По полям бродят покинутые лошади. Я поймал одну без узды, вскочил на спину, поехал. Так добрался до райцентра в Верховье. А там никого нет. Тогда двинулся в направлении Русского брода. Мне все хотелось настичь военкоматское начальство, чтобы получить назначение в часть.
В Русском броде тоже людей скопище. Едва пробился, куда хотел. Велели ждать. Через несколько дней без еды и нормального ночлега меня направили в стройотряд недалеко от Рассказово Тамбовской области. Долго в отряде не задержался. Хотелось на фронт, и я сбежал, рискуя заработать неприятности, дошел до города Мичуринска, в котором — облава. Посадили в каталажку. Этого только не хватало… Через два дня, наконец, разобрались—послали в Кирсанов во второй запасной кавалерийский полк.
А надобно вам сказать, время было осеннее, холодное, одежонка потрепанная, ботинки каши просят, живот, опять же, подвело… Тут и снег выпал, совсем худо. А что поделаешь? Одно желание и надежда—скорее на фронт.
Но вот, наконец, на полном довольствии зачислен в химэскадрон. Получил оружие: карабин, клинок — и коня. Гордость-то какая! Не то что инфантерия, хоть она и царица полей…
