Айседора

В темном небе гасли алые языки пламени. Горел деревянный дом. Истошно кричала женщина — она звала своих детей. Их всех удалось спасти. Первой из окна выбросили трехлетнюю девочку — ее звали Айседора… Пожар стал первым воспоминанием Айседоры. И вся ее дальнейшая жизнь — как бы прообраз огня в ночи. «Так же, как у меня бывают дни, когда мне кажется, что моя жизнь является дивной, украшенной сверкающими драгоценностями легендой, цветущим полем, лучезарным утром, увенчивающим каждый час любовью и счастием, дни, когда я не нахожу слов, чтобы выразить экстаз и радость жизни,— так же бывают иные дни, когда, вспоминая свою жизнь, я чувствую в себе великое отвращение и полную опустошенность».
Последним воспоминанием ее жизни были всполохи алого шарфа, закрутившегося вокруг колеса гоночного автомобиля…
Айседора Дункан родилась в Сан-Франциско 27 мая 1878 года. Бедность в детские и юношеские годы постоянно сопровождала ее семью. В десять лет Айседора бросила школу. Причиной тому послужила та же бедность, но еще в большей степени — ее неприязнь к казенной обстановке в школе. В дальнейшем, на протяжении всей жизни, шло самообразование: в детстве — запойное чтение Диккенса, Теккерея, Шекспира, Лонгфелло, Уолта Уитмена, затем знакомство с трудами Шопенгауэра, Канта, Маркса, постоянное посещение библиотек и музеев во всех уголках мира, где она бывала с гастролями.
Когда ей было десять лет, она сама открыла свою первую школу, где обучала соседских девочек за небольшую плату. Вечерами мать играла на фортепиано, Айседора читала стихи и учила детей следовать смыслу стиха жестами и движением.
Обучение самой Айседоры в танцевальной школе не увенчалось для нее успехом. Когда преподаватель попросил ее встать на пальцы ног, она ответила протестом. Язык же ее искусства жил в ней с малых лет. «Балетная школа учила своих учеников, что первоначало (танца) находится в центре спины у основания позвоночного столба. Вокруг этой оси — руки, ноги и туловище должны были свободно двигаться, создавая впечатление движущейся марионетки. Этот метод порождает искусственное механическое движение, недостойное подлинного танца. Я же, напротив, искала такой источник танцевального движения, который проникал бы во все поры тела. По прошествии многих месяцев, научившись сосредоточивать всю свою силу в этом единственном центре, я обнаружила, что, когда слушаю музыку, вибрации ее устремляются потоком к этому единственному источнику танца, находящемуся как бы внутри меня. Вслушиваясь в эти вибрации, я могла бы претворить их в танце».
Айседора категорически отвергала балетную школу, существовавшую в те годы на Западе. Видимо, качество выступления балерин оставляло желать много лучшего. В 1905 году, познакомившись в России с Анной Павловой, Айседора изменила свое мнение, но только по отношению к русскому балету, «потому что нельзя было не аплодировать русским балеринам, когда они порхали по сцене, скорее похожие на птиц, чем на человеческие существа».
Вот с каким монологом обратилась она к одному из крупных деятелей американского театра, пытаясь устроиться в труппу таким образом, чтобы сохранить свою индивидуальность, а не танцевать по велению балетмейстера: «У меня есть великая идея, которую я изложу вам. Я открыла секрет танца. Я открыла искусство, которое утрачено уже две тысячи лет. Вашему театру не хватает одного, что сделало великим античный греческий театр,— это искусство танца, трагического хора. Я приношу вам танец. Я приношу вам идею, которая произведет переворот во всей нашей эпохе. Где я открыла ее? У Тихого океана, в сосновых лесах Сиерры Невады. Я открыла танец, достойный поэмы Уолта Уитмена. Я создам для детей Америки новый танец, который изобразит Америку. Я приношу вашему театру живую душу, которой ему не хватает, душу танцовщицы».
В конечном итоге Айседора не нашла отклика своему порыву ни у американского зрителя, ни у театральных деятелей. Бедность же доходила до того, что им с матерью пришлось однажды целую неделю есть банку томатов без хлеба.
Вскоре Айседоре удается уговорить мать уехать в Европу. На скотопромышленном суденышке 24-летняя Айседора с семьей отправилась в Лондон. Там на первых порах опять начались голодные скитания. Однажды она увидела в газете объявление о вечере одной знакомой дамы из Нью-Йорка,— та пригласила ее потанцевать. Среди роскошных нарядов присутствующих дам она танцевала в своей тунике, босиком «Весеннюю песню» Мендельсона. В Лондоне ее хорошо принимали поэты, художники. Театральные деятели по-прежнему не обращали внимания. Выступления в салонах приносили успех — платить же за них было не обязательно… Разве что иногда оказывалась благотворительность.
Айседора с семьей уезжает в Париж. Здесь она впервые познает радость настоящего признания.
1903 год. Триумфальные гастроли в Будапеште. Импровизация «Голубого Дуная» вызвала в венгерской публике неистовую бурю восторга. В Германии студенты после ее выступления просто сходили с ума. Каждый вечер они выпрягали коней из ее кареты и везли по улицам, распевая: «Айседора, Айседора, ах, как жизнь хороша!», освещая шествие пылающими факелами. С этих пор чванливая пресса начала приписывать Айседоре образ разгульной женщины.
Полное отсутствие у этой семьи какой-либо коммерческой жилки двинуло танцовщицу в Грецию. Наивное представление о том, что заработанные деньги дадут возможность осуществить мечту— поселиться в давно полюбившихся Афинах, привело их к покупке каменистого участка вблизи Акрополя. Решили строить дом по всем законам греческой архитектуры. К удивлению местных жителей, вся семья носила туники, сандалии. Кстати, Айседора часто носила этот наряд и в европейских странах. Одновременно со строительством дома организовали Дунканы подлинный греческий хор Эсхила из десяти мальчиков, выступали с сочиненными танцами под пение этого хора в театре Диониса. Они открывали грекам их древнее искусство… Но скоро деньги в банке иссякли, дом достроить не удалось, и Дунканы покинули берега Эллады, захватив с собой мальчиков.
В Вене Айседора полгода выступала со своим хором, но голоса греческих мальчиков огрубели, и не только голоса — их поступки тоже не вызывали всеобщего одобрения. Пришлось отправить их обратно в Грецию.
Айседора страшно сожалела, что у нее нет своей школы. Были успех, признание, интересное окружение — ее дом стал центром артистического и литературного мира. В это время она издает книгу «Танец будущего», где делает попытку объяснить свое искусство. Но школа остается пока неосуществленной мечтой.
Знаменателен первый приезд Айседоры в Россию. Ранний зимний рассвет 10 января 1905 года встретил ее бесконечной процессией гробов. «Слезы сжимали мне горло. С беспредельным негодованием я смотрела на несчастных, убитых горем рабочих, которые несли своих замученных товарищей. Если бы я никогда не узнала этого, вся моя жизнь сложилась бы иначе. Там, перед этой, казавшейся бесконечной процессией, перед этой трагедией, я поклялась посвятить себя и свои силы служению народу и угнетенным».
В Петербурге ее встретили одобрительными аплодисментами. На праздничном ужине она поделилась своими планами о танцевальных школах для детей из народа с великим князем Михаилом, чем вызвала его искреннее недоумение. В Москве она встретилась со Станиславским, завязалась дружба, длившаяся впоследствии многие годы.
В конце концов, благодаря крупным гонорарам, Айседора сколотила необходимую сумму для образования собственной школы. В Берлине она снимает студию и дом для 40 девочек. В газету дает объявление о том, что охотно примет к себе детей. Основная часть родителей довольно своеобразно расценила это известие. Они приняли школу за… детский дом, за приют… Один мужчина принес узел с четырехлетней больной девочкой и оставил ее… Айседора брала всех. И если бы не помощь знакомого врача Гоффе, который был великолепным хирургом, получал баснословные гонорары и тратил их целиком на больницу для бедных детей, Айседоре пришлось бы туго. Деятельная помощь Гоффе «привела всех детей в то великолепное состояние здоровья и гармонии, которого они впоследствии достигли. Дети стали показывать феноменальные успехи».
Преподавание в школе чередовалось с выступлениями и гастролями. Айседора предпочитала оставаться среди своих девочек. «Со временем я намерена создать театр, в котором сто маленьких девочек изучали бы мое искусство, в котором впоследствии они бы самостоятельно совершенствовались. В моей школе я не буду учить детей рабски подражать моим движениям. Вообще, я не стану принуждать их заучивать определенные формы,— напротив, я буду стремиться развивать в них те движения, которые свойственны им».
Гастроли давали возможность содержать эту школу — ведь она и была фактически детским домом…
Летом 1905 года на концерте в Берлине Айседора встречается с Гордоном Крэгом. Их любовь складывается очень сложно. Айбедора писала: «Моим уделом было вдохновлять великую любовь этого гения, и моим же уделом оказалась попытка примирить продолжение моей собственной артистической деятельности с его любовью. Немыслимое сочетание!»
У Айседоры рождается девочка. Восстановить здоровье после родов нет времени. Гордона пригласили во Флоренцию ставить. спектакль, и Айседора стала переводчицей для Гордона и Элеоноры Дузе — известной актрисы. Между кормлениями младенца она переводила, и настолько изящно, так хорошо сглаживая резкие выражения обеих сторон, что конечным результатом стал великолепный спектакль. При дословном переводе спектакля бы не было.
Побыть подольше с ребенком и Крэгом не удалось. Отсутствие счета в банке снова звало в турне. Оно кончилось молочной горячкой и несколькими неделями пребывания в больнице. Вскоре последовал и невыносимо тяжелый, разрыв с Крэгом.
Через восемь лет Айседора на полгода приезжает на гастроли в Америку Наиболее понравившимся танцем здесь стал танец на музыку Седьмой симфонии Бетховена. Часто она выступает не только с танцами. Вот ее речь в Метрополитен-опера: «Сокровища жизни, поэзии и искусства должны быть принесены народу. Постройте для него огромный амфитеатр, единственный демократический вид театра, где всем одинаково видно, где нет ни лож, ни балконов. Поглядите на галерею: разве вы считаете, что справедливо сажать человеческое существо под потолком, словно мух, а затем требовать, чтобы они оценили искусство или музыку? Постройте простой и красивый театр. Не надо его золотить. Искусство не нуждается во внешних обрядах. Дайте искусство народу, который нуждается в кем».
Айседора упорно продолжает искать мецената, который помог бы ей содержать школу, и расширить ее. Помощь пришла неожиданно — в лице миллионера-промышленника, которого она назвала своим Лознгрином. В 1908 году он покупает под Парижем для школы новую студию. Часто в этой студии с голубыми занавесями Айседора работает сутками, забывая о еде. Меценатство Лоэнгрина было не единственной нитью, связавшей их. Новая любовь дарит Айседоре еще одного ребенка — мальчика. Теперь у нее есть все. И искусство, и дети, и любимый человек. Счастье, умиротворение наконец снизошло на нее… Но в каком плохом романе доброе начало длится долго? Предчувствие трагедии настигло ее на одном из концертов. Она попросила пианиста сыграть траурный марш Шопена. «В своем танце я изображала, как человеческое существо на руках несет своего мертвого ребенка, медленными, запинающимися шагами — к месту последнего успокоения. Когда я закончила, и упал занавес, наступила удивительная тишина. Пианист был смертельно бледен и дрожал. Он взял мои руки в свои. Они были холодны, как лед.— Никогда не проси меня больше играть этот марш,— умолял он.— Я почувствовал самоё смерть…»
Предчувствия оправдались… В автомобильной катастрофе погибают оба ее ребенка. «У меня было твердое намерение покончить с жизнью. И лишь слова девочек из моей школы, обступивших меня: — Айседора, живи ради нас. Разве мы не твои дети? — побудили меня утешить скорбь…» .
Пришел 1914 год… Студию отдают под госпиталь. Из воюющей Европы Айседора со школой уезжает в Америку. В Аргентине она танцует гимн народа этой страны, обернувшись ее флагом. На следующий день правительство предлагает ей оставить страну. Нет денег, нечем даже за платить. за гостиницу. Полное одиночество.
1917-й разделил весь мир на две части. И Айседора, не задумываясь, присоединилась к революционной России. 25 октября она встретила в Нью-Йорке. «Тот день, когда пришла весть о революции в России, наполнил всех любителей свободы надеждой и радостью, и вечером я танцевала «Марсельезу» в подлинно революционном настроении духа, а вслед за ней — свою интерпретацию «Славянского марша». В своей красной тунике я постоянно танцевала революцию и призыв угнетенных к оружию. В ночь русской революции я танцевала с дикой, неистовой радостью. Сердце мое рвалось из груди за тех, кто сейчас дождались освобождения, а раньше подвергались страданиям…»
Айседора вернулась в военный Париж одинокая, больная, без единого цента. Школа была уничтожена, а война, казалось, будет длиться бесконечно. «Мое отчаяние не имело границ. Я жаждала уйти из мира, ибо в те дни я верила, что мир и жизнь умерли для меня. Сколько раз в жизни приходишь к такому заключению! Меж тем стоит заглянуть за ближайший холм,— там окажется долина цветов и счастья, которая ждет нас».
Весной 1921 года Дункан получает из России приглашение создать там свою школу. «По дороге в Россию у меня было чувство, словно душа, отделившись после смерти, совершает свой путь в новый мир. Мне казалось, что я покинула навсегда все формы европейской жизни. Со всей энергией своего существа, разочаровавшегося в попытках достигнуть чего-либо в Европе, я была готова вступить в государство коммунизма. Я не взяла с собой никаких платьев. Я представляла себе, что я провожу остаток своей жизни в прекрасной фланелевой блузе среди товарищей, одетых с такой же простотой и исполненных братской любви. Отныне я буду лишь товарищем среди товарищей, я выработаю обширный план работы для этого поколения человечества. Прощай, неравенство, несправедливость и животная грубость старого мира, сделавшие мою мечту несбыточной. Вот он, новый мир, который уже создан!…»