В пустынном поле между Шебелинкой и Гусаровкою, в семи километрах от Донца Северского, растет над солдатскою могилою раскидистый ясень. Под ним похоронен восемнадцатилетний сержант 206-й отдельной бригады 57-й армии, уроженец села Евгеньевки Яновского района Одесской области Иван Гречушин.
Судьба этого деревца похожа на легенду: его не сажали, не поливали, оно проросло из солдатской могилы. Оборванным ростком, лозинкой боец перетянул раненное во время боя предплечье. Но смерть настигла его. И вот через год рядом с каской над могилою пророс из той лозинки, протянулся к солнцу молодой ясенек. Уже позже эта быль стала стихами:
Солдат поднялся, смертью опоясан,
Шагнул вперед на орудийный гул,
И ветку дал ему зеленый ясень,
Чтоб ею рану он перетянул,—
писал поэт Г. Серебряков.
Как капелька — частица большой воды, так и судьба каждого солдата связана с большим или малым сражением. Трагической смерти бойца предшествовало тяжелое положение 6-й, 9-й и 58-й армий Южного фронта, окруженных под Барвенково 17 мая 1942 года. Прорвав оборону и выйдя нашим войскам в тыл, танковые дивизии фельдмаршала Клейста устремились на восток.
В группе прикрытия была арт-батарея моего знакомого лейтенанта Василия Нетапова. Она приняла бой, но артиллеристов накрыли бомбы пикирующих «юнкерсов». Отойдя к низинной роще, лейтенант остался с одним легким орудием, тремя номерами расчета и раненым радистом батареи Дмитрием Сергеевым.
Сидение в роще — это плен! Лейтенант понимал это и принял решение пробиваться к своим.
Тягачом для орудия приспособили исправный, кем-то панически брошенный в плавнях «виллис». Там же, у разрушенного моста, к артиллеристам примкнули семеро минеров-подрывников под командою сержанта Гречушина; теперь в группе имелось двенадцать бойцов.
Пять ночей пробивались они в направлении Балаклеи по лесным посадкам и камышовым зарослям, не ввязываясь в неравные бои. Шестая ночь выдалась сырой и непроглядно темной, и ничто, казалось, не предвещало опасности, как вдруг над развилкою дорог у села Лозовеньки взвились осветительные ракеты, из бойниц водонапорной башни кинжально ударили пулеметы.
Пушку с марша подкатили поближе, по пулевым трассам навели на цель, открыли огонь. Пулеметы скоро умолкли.
В скоротечном бою погибли наводчик орудия Ширяев, водитель Логинов и двое подрывников. От зажигательных пуль запылал укрытый за садом «виллис».
Толкая пушку с тремя ящиками снарядов на себе, группа торопилась уйти в темноту. Далеко позади над горизонтом догорал «виллис». В багрово-красных отсветах огня одинокие деревья казались таинственными призраками, что двигались из безвестной степи.
Часа в три ночи измученные бойцы с трудом одолели скользкую насыпь шебелинского шоссе, тащить дальше на себе пушку по размокшей от дождя, вязкой степи уже не было сил.
Остановились у пригорка перед лесопосадкою, начали окапываться, готовясь к новому бою.
Приближался рассвет, похолодало, с низины наползал туман.
Рослый Ратников, заряжающий, кому больше всех досталось тянуть орудийную лямку, снял с головы каску, обтер мокрое от пота лицо полою шинели и тяжко вздохнул. Нетапову было больно глядеть на него, как и на других своих измученных боем и маршем подчиненных.
Командир и сам едва держался на ногах, но не уставал бодрить людей, понимая, что даже одно его паническое слово могло лишить духа вверивших ему свою судьбу солдат.
Ослабевшему от потери крови, раненному в плечо радисту Сергееву Нетапов велел пройти до Гусаровки и там переждать до наступления ночи. Тот повиновался, пошел, но, обессиленный, до Гусаровки не добрался, его укрыли скрывавшиеся от немцев в полевом кагате жители Шебелинки Елена Николаевна Семичева с дочерью Лидой. Им троим и довелось быть свидетелями того, что произошло с группой Нетапова дальше.
Сперва по тракту со стороны Шебелинки на пригорок, где размещались позиции артиллеристов, пошел бронетранспортер с десантом. Он издали открыл настильный огонь из крупнокалиберного пулемета, но был подбит Нетаповым с первого выстрела. Выпрыгнувшие из бронетранспортера автоматчики залегли за насыпью шоссе.
Вскоре в низине послышался гул танковых моторов, лейтенант еще ничего понять не мог и действовать не торопился. Лишь потом увидели, что по тракту шел танк, а следовавшее за ним самоходное орудие свернуло в сторону, чтобы перекрыть группе путь отхода к Донцу.
Здесь, на узком пустынном пространстве между лесополосою и Шоссе, Нетапову и шестерым его бойцам предстояло принять последний бой.
Несколькими прямыми попаданиями командир подбил танк и сразу перенес огонь на бежавших за ним автоматчиков, но в тот самый момент тяжело ухнуло из-за кургана самоходное орудие.
Лейтенант успел услышать рядом чей-то отчаянный вскрик, и в его глазах потухло низкое, оранжевое небо…
Когда стрельба утихла, Елена Николаевна с Лидою выбрались из Накрытого соломой кагата наверх. Увидели опрокинутую вверх колесами пушку и семерых убитых русских солдат рядом с нею.
Мать и дочь отыскали в сторожке лопаты, решили дождаться темноты и похоронить погибших. Но вскоре увидели, как один из солдат приподнял голову, огляделся вокруг и затем медленно стал отползать к лесной полосе. Вся левая часть гимнастерки была в крови, и он, видимо, чтоб остановить кровь, сломал прикорневой прутик ясеня и обтянул им перебитую осколком руку.
Хватаясь за ствол дерева, солдате трудом поднялся на ноги и трудным, неуверенным шагом пошел по пустынному полю в направлении канатной сторожки. Мать с дочерью поднялись солдату навстречу. То, что произошло дальше, было, как в дурном сне.
В небе появились отбомбившиеся где-то на балаклейской переправе два низко летящих «юнкерса». Не меняя курса, они дали по одиноко идущему солдату две длинные пулеметные очереди. И он, еще не веря, что в него вошли смертельные пули, проводил недоуменным взглядом ушедшие за горизонт самолёты, надломился в ногах и упал на траву.
Женщины и похоронили его там, где он лежал с перетянутой лозинкою ясеня рукой. На холмик положили каску. Пилотку солдата, еще мальчика, с начерченной на подкладке фамилией, оставили себе. В следующую весну мать и дочь пришли поправить могилку и увидели, как рядом с солдатскою каскою пробился из-под земли молодой ясенек.
