Без особых примет

Вернувшись в свой кабинет Иванов начал приводить в порядок бумаги, но довести работу до конца не успел — пришла Гарибова.
Светлана Николаевна выглядела как и в первый свой визит: дорогое, но скромное платье, минимум украшений. Войдя, дежурно улыбнулась:
— Здравствуйте, Борис Эрнестович.— Присела на предложенный стул.— Вы просили — я пришла,
— Спасибо.— Он решил сразу начать с главного.— Светлана Николаевна, я вызвал вас затем, чтобы вы рассказали об окружении вашего мужа. Друзьях, Знакомых. Причем давайте договоримся с самого начала — по возможности откровенно.
— Н-ну… Если, как вы просите, говорить откровенно… У него их очень много. Знакомых. Я бы даже ска зал а, бесчисленное количество. Не знаю даже, с кого начать.
— Наверное, с самых близких друзей. С тех, с кем вы дружите семьями.
— Это, в основном, мои друзья.
— Понимаю. Я о них не спрашиваю. Я спрашиваю о друзьях вашего мужа.
— Они одновременно и друзья Георгия… Эти друзья… Но… как бы вам объяснить. У него есть еще друзья.
— Что-то мы с вами совсем запутались. Как понять — еще друзья?
Гарибова явно колеблется. Это может значить только одно: он, Иванов, на правильном пути. Выждав, он сказал мягко:
— Светлана Николаевна… Мы ведь условились говорить откровенно.
— Ну хорошо. Хорошо, Борис Эрнестович. Я расскажу о всех его друзьях. Но только… Я опять хочу попросить вас, чтобы ни муж, ни его друзья об этом не знали.
— Это подразумевается. Светлана Николаевна, я жду. Нельзя же останавливаться на середине.
Гарибова долго молчала. Наконец выдохнула еле слышно:
— Какие дела могут заставить мужчину не обращать внимания на женщину?
— Разные.
— Борис Эрнестович, неужели не ясно? Это карты.

МОДЕЛИРОВАНИЕ
Подписав Гарибовой пропуск, Иванов проводил ее до двери. Вернувшись, сел за стол. Значит — это карты… Еще раз перечитал фамилии и должности названных Гарибовой друзей мужа. Самым близким другом, почти членом семьи, она считала Шестопалова. Большинство же остальных были для нее лишь карточными партнерами мужа, не более. Чаще всего в доме Гарибовых появлялись некто «Илья Егорович», директор «Гастронома», «Юра», называвший себя стоматологом, и «Игорь Борисович», работавший, опять же по непроверенным данным, администратором филармонии.
Да, сейчас Иванов наконец понял: Гарибов, Шестопалов и их партнеры— так называемые «лобовики». Все эти люди играют в карты по-крупному, «лоб в лоб». Отсюда и само слово «лобовик». И сейчас все, что он узнал после встреч с Шестопаловым и Гарибовой, говорит, что он столкнулся именно с ними. Лобовики среди любителей карт занимают особое положение — в отличие от всех остальных картежников, в том числе и от карточных шулеров, так называемых «катал». Негласный кодекс запрещает лобовикам в игре между собой прибегать к какому-то ни было шулерству. Игра ведется только на очень крупные суммы с обязательной немедленной отдачей. Если вдруг не оказывается наличных денег — долг необходимо отдать как можно скорее, в считанные часы. Что же касается отношений с законом… Карточные игры в СССР в принципе не запрещены. Карты можно купить в любом табачном киоске. Если человек проиграл в карты десять тысяч, не нарушая при этом общественного порядка — это нельзя квалифицировать как нарушение закона. Но Иванов прекрасно знал о связях лоббвиков с преступными элементами. Лобовиками бывают только «солидные люди», как правило, занимающие высокое положение. Безусловно, не исключено, что среди лобовиков, если постараться, можно найти и честного человека, такого, который, садясь за карточный стол, принципиально полагается только на свое реноме и реноме партнера. Но это скорее исключение, чем правило. Честность не та основа, на которую могут полагаться крупные игроки,— ведь счет в их игре идет на тысячи, а то и на десятки тысяч рублей. Именно поэтому на страже интересов крупных картежников стоят «шестерки-вышибалы». Вербуются вышибалы, как правило, из бывших уголовников. Виновному в неотдаче долга сначала делается предупреждение, а потом он может поплатиться увечьем или даже жизнью.
Довольно долго Иванов сидел молча, разглядывая исписанный календарь. Сейчас он попытался понять, все ли так, как он рассчитал. Нет ли каких-то неучтенных фактов, ложных ходов… Нет, кажется, момент, которого он так долго ждал, все-таки наступил. Он вычислил «Кавказца». Человек, убивший на Ленинских горах инспектора ГАИ Садовникбва,—«шестерка-вышибала». После разговора с Гарибовой сомнений в этом нет никаких. Собственно, дело теперь только в технике — его и его товарищей. Снял трубку, набрал номер.
Отозвался Линяев, он спросил:
— Сережа, что там?
—. Пока все то же. Кудюм не проглядывается.
— Хорин?
— Звонил. Передал: объявится только к вечеру.
— Зайди-ка, есть дело.
Иванов коротко передал Лйняеву все, что услышал от Гарибовой. После сообщения о картах и «Жемчуге» майор легко постучал кулаком в ладонь:
— Похоже, тепло, Борис Эрнестович? «Кавказец» — вышибала?
— Не знаю. Во всяком случае, времени у нас с тобой сейчас мало. Во-первых, сразу от меня иди к генералу. Сообщи новость, ну и… Шеф — человек мощный, пусть поднимает все силы. И ориентирует на «Кавказца» всех, кто так или иначе связан с каталами, лобовиками и так далее. Понял?
— Понял. Что, можно идти?
— Подожди. Учти, нам с тобой все это организовывать некогда. Как только утрясешь вопрос с шефом, отправляйся в ближайший табачный киоск.
— Табачный киоск?
— Да. Мне нужно шесть колод карт. Даже лучше семь. Нераспечатанных. Но это не все. Нужно срочно найти парня, похожего на «Кавказца». С использованием до конца дня. В Министерстве, я думаю, пара-другая таких найдется?
— Может, Подошьян Валера? Из нашего отдела? В нем почти метр девяносто. Ну там — и все остальное.
— Подойдет. Предупреди, пусть не уходит. И давай за колодами. Дорогих не покупай, нужны самые дешевые. Деньги оформим, не волнуйся.
— Я не волнуюсь. Тогда я с колодами — прямо к вам?
— Давай.— Нажав на рычаг, набрал номер дежурной по второму этажу гостиницы «Алтай».— Дежурная? Простите, Лена Малахова сейчас дежурит? Позовите, пожалуйста…— Подержав трубку у уха, услышал знакомый голос:
— Да, я слушаю.
— Лена, это один ваш знакомый. Из милиции. Мы с вами беседовали, в дежурке. Помните? Насчет жильца из двести девятого номера. Иванов моя фамилия.
— A-а…. Помню. Здравствуйте.
— Здравствуйте. Леночка, только два вопроса. Помните, вы рассказывали, как вы убирали в номере? А жилец в это время что-то переставлял на столе?
— Переставлял? А, ну да. Помню. А что?
— Вы тогда сказали, у него в мусорном ведре были белые хрустящие бумажки. Обертки от вафель. Помните?
— Н-ну… Как будто. Да, были вроде обертки.
— Леночка, вспомните — кроме этих белых хрустящих бумажек, вы не видели этикетки от вафель? На вафлях же сверху этикетки. На них название, цена.
— Ой, я не помню. Может, и были. Там разве разберешь? Этикетки, не этикетки. Я же не вглядывалась.
— Еще вопрос — когда вы в тот раз вошли, во что ваш постоялец был одет? Когда на столе что-то переставлял.
— Сейчас… Подождите… В спортивном костюме. Знаете, такой, импортный? Синий, с тремя полосками.
— Все ясно, Леночка. Ждите, мы к вам скоро подъедем. На месте я все объясню.
Положив трубку, снова набрал номер. Услышал отзыв:
— Подошьян слушает.
— Валера, это Иванов. Линяев тебя предупредил?
— Да. Я в полной готовности.
— Вот что, Валера, достань до вечера спортивный костюм-пижаму. Фирмы «Адидас», синий с тремя полосками. На твой рост. Причем срочно в течение двадцати минут. До выезда.
— Но, Борис Эрнестович.
— Все, встречаемся внизу, в машине.
Следующий, кому он позвонил, был Прохоров.
— Леня, это Борис Иванов. Ты очень занят?
— Дела есть всегда. А что? Что-нибудь случилось?
— Особенного ничего. Ты мне нужен часа на два. По нашему делу. Если я сейчас заеду, как? Минут через двадцать?
— В принципе можно, только объясни хоть примерно. Что случилось?
— Объясню потом. Смотри в окно. Увидишь мою машину — выходи.

ЭКСПЕРИМЕНТ
Свернув направо, он проехал под железнодорожным мостом. Перед самым входом в «Алтай» затормозил, почувствовав, как качнулись сзади Линяев и Подошьян. Сидящий рядом Прохоров покосился:
— С такими молодцами только кого-то брать. А? Надеюсь все-таки, брать мы никого не будем?
— Не будем, не беспокойся. Потерпи. Я хочу, чтобы все было чисто.
— Эксперимент? Судя по всему.
— Сейчас увидишь. Пошли.
Вчетвером они прошли в гостиницу. В холле было пусто. Швейцар, узнав Иванова, сделал знак бровями — мол, не волнуйтесь, все помню. Вместо молодящейся блондинки за стойкой сидела худая девушка в очках. Иванов протянул удостоверение. Девушка изучала его долго. Вздохнула:
— Опять по поводу второго этажа? Да? Двести девятый?
— Двести девятый, угадали. Номер сейчас занят?
— По-моему, там живут. Только, кажетсй, они ушли.— Выдвинула ящик.— Да, вот ключи. Вам что, нужен этот номер?
— Нужен, но…— Он замолчал. Проводить эксперимент без согласия владельцев номера нельзя. Впрочем, для того, что он задумал, может подойти другой номер, аналогичный.— А свободные номера у вас есть? Желательно на этом этаже. Двухместные.
— Сейчас…— Карандаш дежурной пополз по квадратам схемы.— Вот, двести пятнадцатый. А… зачем?
— Надо провести эксперимент. Так называемое моделирование. Для этого нам нужен свободный номер, а также — представитель администрации. Вы бы, например, нас устроили как представитель ад министрации. Как? Договорились?
Вслед за администратором Иванов вместе с Прохоровым, Линяевым и Подошьяном поднялся на второй этаж и остановился у двести пятнадцатого номера. Посмотрел на стоящего рядом Подошьяна. Для эксперимента капитан подходил идеально: высокий, широкоплечий, с пышными черными усами. Впрочем, подумал Иванов, во время эксперимента горничная увидит Подошьяна только со спины. Так что усы в данном случае будут неиграющей деталью.
— Коротко установку. Пока мы одни,— сказал Иванов.
— Сейчас,— Подошьян потер лоб.— Значит, так — в номере я снимаю плащ, остаюсь в тренировочном костюме. Вскрываю шесть колод карт. Седьмую, контрольную, не трогаю. Затем снимаю с шести колод бумажные обертки. Мну их. Кроме того, мну несколько газетных обрывков. Затем бросаю в мусорную корзину смятые газетные обрывки. Сверху — смятые бумажные обертки от карт. Потом все колоды, кроме двух, прячу в стол. Сажусь за стол лицом к окну, спиной к двери. Начинаю тасовать карты. Обе колоды. Делаю это медленно, размеренно. Причем, чтобы со стороны двери карт не было видно. После стука в дверь говорю: «Войдите». Входит горничная, спрашивает: «Можно я уберу?» Не оборачиваясь и продолжая медленно тасовать карты, говорю: «Пожалуйста». По-моему, все? .
— Все. Ты, Сергей?
— Я беру шесть пачек вафель и корзину, сдираю обертки…— Линяев поискал глазами.— Ну, хотя бы вон там. З а выступом коридора. Подходит?
— Вполне.
— Мну газетные обрывки, кидаю в корзину. Сверху бросаю смятые обертки от вафель. Правильно?
— Правильно. Кажется, они идут.
Дежурная по этажу, с которой подошла администратор, о казалась совсем молодой девушкой. Высокая, с ямочками на пухлых щеках, она выдохнула еле слышно:
— Здравствуйте. Меня зовут Тамара.
— Здравствуйте, Тамарочка.— Иванов улыбнулся.— Видите, сколько молодцов я к вам привел? Это Леонид Георгиевич, это Сергей, это Валерий. Меня зовут Борис Эрнестович. Кстати, Тамара, вы что-то продаете на этаже? Вафли, например?
— Есть вафли. Вафли есть, лимонад. Чай, сахар. Ну, там, спички, сигареты «Прима».
— Позовите-ка горничную.
Дежурная по этажу ушла и через минуту вернулась с Леной Малаховой. Увидев Иванова, горничная приставила швабру к стене.
— Я вас давно жду. Я номер убираю, ничего?
— Наоборот, очень даже хорошо. Помните, вы убирали при постояльце? Вы вошли, взяли мусорное ведро, чтобы его вынести, и среди прочего мусора заметили смятые хрустящие белые бумажки. Еще раз спрашиваю — вы видели рядом с этими смятыми белыми бумажками этикетки? Тоже смятые, тоже бумажки, но на которых написано, как называются вафли, цена, и так далее?
— Я уж думала. Не помню. Вы прямо так уж серьезно. Кто их знает, эти этикетки. Может, они внутри были. В бумажках. Или там на дно провалились. Дело какое, подумаешь. Еще долго будете спрашивать?
— Все, больше не буду. Сейчас вы должны повторить все то, что сделали в тот раз. Постучать в номер, услышав отзыв, войти. Спросить, можно ли убрать. Делайте это спокойно, так, как делаете всегда. Представьте, что вам действительно нужно убрать в номере. После того как находящийся в комнате разрешит вам произвести уборку, вы возьмете мусорное ведро и вынесете к нам. Для нас это важно, как восстановление событий. По-современному — моделирование. Понятно?
— Понятно.
— Человек, которого вы увидите в номере, со спины похож на Нижарадзе. Сидеть он будет, как сидел в тот раз Нижарадзе, к вам спиной. Этот человек будет делать определенные движения. Ваша задача — сказать нам после эксперимента, похожи ли эти движения на те, которые делал Нижарадзе. А также — похоже ли то, что вы увидите в мусорном ведре, на то, что вы увидели в этом ведре в тот раз. Вот и вся задача. Все, можете стучать. Ну! Стучите!
Помедлив, Лена постучала в дверь. Оттуда донеслось: «Да, войдите!» Девушка открыла дверь и вошла, из-за закрытой двери было хорошо слышно, как она спросила — можно ли убрать в номере. Чуть погодя дверь открылась. Лена показала мусорное ведро— в нем на газетных обрывках лежали смятые обертки от карт.
— Я правильно все сделала?
— Правильно.— За Леной Иванов видел спину Подошьяна — тот продолжал медленно тасовать карты.— Как движения? Похожи на те, которые делал Нижарадзе?
— Похожи. Я теперь поняла, что он делает. Карты тасует. Правильно?
— Правильно, только почему же вы тогда об этом не догадались?
— Так ведь я второй раз уже на это смотрю. И внимательно. Тогда мне как-то все равно было. Ну, а сейчас — я же не слепая.
Иванов обернулся:
— Сергей Александрович! Пожалуйста!
Все молча следили, как вышедший из-за выступа Линяев ставит на пол корзину. В этой корзине поверх таких же, как в первой, газетных обрывков лежали смятые обертки от вафель вместе с этикетками.
— Посмотрите внимательно,— сказал Иванов.— Лена? Какие бумажки были в корзине в тот раз? Белые? Или вот такие, с этикетками?
Лена несколько раз перевела взгляд с одной корзины на другую. Поставила свою корзину на пол.
— Нет. Все-таки бумажки тогда были вот такие. Как в моей.
Из эксперимента следовало: неизвестный, проживавший в гостинице «Алтай» под фамилией Нижарадзе, скупал в большом количестве карточные колоды. Далее — пока этот неизвестный вынужденно находился в номере, он тасовал карты. Этого занятия он не прекращал даже при появлении горничной. То есть «Нижарадзе» занимался тем, чем обычно занимаются в свободное время для тренировки зрительной памяти профессиональные картежники — тасовал карты, запоминая их «рубашки».
Значит, соответственно с этим следовало ориентировать и розыск.

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
Вернувшись к вечеру в Управление, Иванов застал в сборе всю опергруппу. У Хорина, появившегося лишь сейчас, к концу рабочего дня, вид был усталый. После короткой беседы выяснилось: ничего такого, что выглядело бы для Иванова неожиданностью, Хорин не узнал. Как и ожидалось, никаких грехов по части ОБХСС за Шестопаловым не числилось. Дача, кооперативная квартира в центре города и машина были приобретены на средства, полученные от внедрения ценного изобретения. Шестопалов был одним из авторов научного коллектива, разработавшего новое покрытие для шоссейных дорог. Единственное, что показалось Иванову интересным,— Хорину удалось выяснить, что часть своего отпуска, причем совсем недавно, с 25 января по 11 февраля, директор НИИ «Дорстрой» провел в Сочи. Останавливался Шестопалов в гостинице «Жемчуг», занимая номер «полу-люкс» на пятом этаже. Любопытны были также два списка, которые Хорин не поленился полностью переписать в агентстве Аэрофлота. Один перечислял пассажиров авиарейса № 1045 «Москва — Сочи» 25 января, второй — авиарейса № 1046 «Сочи — Москва» от 11 февраля. Согласно этим документам, 25 января одним рейсом с Шестопаловым вылетел Гарибов Георгий Константинович. Он же вместе с Шестопаловым вернулся в Москву 11 февраля — опять же одним рейсом. Больше знакомых фамилий в двух списках Иванов не нашел. Тем не менее он принялся тщательно изучать оба реестра. В конце концов, просмотрев списки несколько раз, подчеркнул строчку: «Палин Илья Егорович». Причем фамилия «Палин» значилась как в первом, так и во втором списке. Главным, конечно, было имя-отчество, а не фамилия — именно это имя-отчество, «Илья Егорович», упомянула в своих показаниях Гарибова. Хорин тут же позвонил в отдел кадров управления торговли. Там попросили перезвонить и через двадцать минут сообщили: Палин Илья Егорович работает директором магазина «Гастроном» № 26. Значит, Гарибова имела в виду именно этого Илью Егоровича. Похоже, вся тройка летала в Сочи своей компанией. Зачем, ясно: поиграть. Иванов попросил Линяева связаться с Сочи и выяснить, в какой гостинице останавливались Гарибов и Палин. Впрочем, он был убежден, что они, как и Шестопалов, сняли номера в «Жемчуге».
Оставив Линяева и Хорина в отделе, Иванов спустился вниз. До встречи с Шестопаловым оставалось минут двадцать. Усевшись в машину, он не спеша двинулся к центру. Остановившись у кафе, подумал: пока ничего особенного в факте выезда тройки в Сочи нет. На размышления наводит только то, что все трое вернулись в Москву 11 февраля, то есть за три дня до убийства Садовникова. Конечно, это может быть случайным совпадением. Но может и не быть. Кроме того, в его расчеты пока не очень укладывается фамилия «Палин». С Палиным, по словам Гарибовой, ее муж познакомился недавно.
Шестопалов сидел за тем же столиком и выглядел так же, как вчера: крахмальная рубашка, подобранный в тон галстук, отлично сшитый костюм. Кофе был уже подан. Увидев Иванова, Шестопалов поднял руку. Подождал, пока Иванов усядется, улыбнулся:
— Я заказал кофе, вы не против?
— С удовольствием. Как, Алексей Петрович, вы посоветовались со своими друзьями?
— Посоветовался.
— И что же?
— Ну…— Шестопалов взял чашку. Пригубив кофе, оба посмотрели друг на друга. Со стороны этот взгляд наверняка выглядел мимолетным, ничего не значащим. Но оба сейчас, и Иванов, и Шестопалов, отлично поняли, что означает секундная пауза. Директор НИИ пытался понять, много ли успел узнать о нем Иванов. Иванов — определить, насколько откровенным решил быть с ним Шестопалов.
— Видите ли…— Достав сигарету, Шестопалов посмотрел на Иванова.— Видите ли, прошлый раз я вас обманул.
— Обманули?
— Да. Я закурю, вы не против?
— Пожалуйста.
Щелкнув зажигалкой, Шестопалов прикурил. Сделал несколько затяжек.
— Прошлый раз я сказал, что опасаюсь за своих друзей. Может быть, этот убийца действительно придет к кому-то из моих знакомых. Не знаю. Но на самом деле я опасаюсь только за одного человека.
— За кого же?
— За себя. Увы, Борис Эрнестович, только за себя. Я живу сейчас в состоянии панического страха. Понимаете? Панического. Последние дни я вообще не сижу у себя в кабинете. Приезжаю в НИИ, отдаю распоряжения и тут же уезжаю.
— Чем же это вызвано?
— Тем что сейчас моя очередь. Моя, вы понимаете?
— Помедлив, Шестопалов аккуратно положил сигарету на край пепельницы. Поднял глаза: — Борис Эрнестович, вы случайно никогда не играли в покер?
По взгляду Шестопалова ясно: это признание. Кажется, Шестопалов действительно решился на полную откровенность.
— Почему же. Играл.
— Впрочем, вопрос задан неточно. Играть в покер мало, надо понимать, что это за игра.
— Надеюсь, я и это понимаю.
— Ну, если понимаете…— Шестопалов снова взял сигарету. Затянулся.— Если понимаете, то поймете, как много значит в покере чутье. Интуиция. Смею надеяться, я играю в покер неплохо. Так вот, то, что сейчас моя очередь, я понял чутьем. Конечно, это можно было и высчитать. Но я понял чутьем.
— Объясните?
— Охотно. Видите ли, я любитель игры в карты. Вас это не шокирует? Как работника милиции?
— Если вы не нарушаете при этом закон — почему же. Не шокирует.
— Закона я не нарушаю. Наоборот, всегда стою за предельную честность. Что же касается карт… Думаю, вы слышали — есть так называемые спортивные карты? И знаете, что в нашей стране ежегодно проводится любительское первенство — скажем, по игре в вист? Собственно, для меня карты — разрядка. После довольно-таки тяжелой работы. Единственная в своем роде разрядка, отдых…— Шестопалов все-таки еще колеблется.— Вы, конечно, слышали о гостинице «Жемчуг» в Сочи? И знаете, что там собираются любители карточной игры?
Еще бы он не знал гостиницы «Жемчуг». Одна из лучших сочинских гостиниц с закрытым пляжем. В бархатный сезон, когда там собирается элита «лобовиков», попасть в «Жемчуг» практически невозможно. Места на это время года расписываются заранее. Впрочем, «лобовики» собираются в «Жемчуге» не только в бархатный сезон. Найти их там можно практически круглый год. Значит, теперь разговор действительно пошел начистоту.
— Знаю.
Шестопалов притушил сигарету.
— Для нас с вами не секрет, что в «Жемчуге» собираются не только любители? Не секрет, Борис Эрнестович?
— Вы правы. Не секрет.
— В таком случае, вам многое будет ясным. В «Жемчуге» есть и жучки, и шулера, так называемые «каталы». К сожалению. Есть просто уголовники— на мой взгляд. Так называемые «вышибалы». Ведь мы договорились быть откровенными? Так ведь?
— Договорились. Я внимательно слушаю, Алексей Павлович. Шестопалов отхлебнул кофе. Поставил чашку.
— Ну вот. Недавно, в конце января, я выехал в «Жемчуг» с двумя своими друзьями. На две недельки, развеяться. Естественно, и поиграть. У нас это традиция, мы каждый год выезжаем в Сочи в это время. За честность, по крайней мере, за карточную честность каждого из этих людей я ручаюсь. Одного из них вы знаете, это Георгий Константинович Гарибов. Второго я знаю меньше, но тоже готов за него поручиться. Учитывая даже, что должность, которую он занимает, довольно… Как бы это сказать,— особая, что ли.
— Что же это за должность?
— Директор «Гастронома». Крупного московского «Гастронома». Фамилия его Палин. Палин Илья Егорович. Не знаю, как по работе, но по чисто человеческим качествам…— Шестопалов сделал паузу.— По чисто человеческим качествам Илья Егорович вне всяких подозрений. За это я ручаюсь.
Выверенная фраза. Похоже, «отсрочку» на сутки Шестопалов попросил именно из-за этого. Еще раз проверить, все ли чисто у Палина в магазине.
— И что же случилось за время этого путешествия?
— За время путешествия ничего. Случилось после. Мы вернулись в Москву одиннадцатого февраля. Через четыре дня, пятнадцатого, к Палину на работу пришел этот выродок. И заставил, угрожая пистолетом, отдать двадцать тысяч рублей. Еще через пять дней, двадцать первого, этот же бандюга пришел к Гарибову. С тем же пистолетом. И так же потребовал двадцать тысяч. Георгий вынужден был подчиниться. Ужас в том, что Палин, когда его ограбили, ничего нам не сказал. Он думал, это никак не связано… с «Жемчугом». Когда же ограбили Георгия, все стало ясно. Теперь вы понимаете? Моя очередь. Я — последний.
Шестопалов снова закурил. Откинувшись на стуле, стал безразлично разглядывать вьющиеся в полутьме кольца дыма. Все, как по расписанию, подумал Иванов. Четырнадцатого был убит Садовников. Пятнадцатого «Кавказец» пришел к Палину. Угрожая пистолетом системы «Макаров». Двадцать первого «раздел» Гарибова. Если бы Палин сразу обратился в милицию… Даже не обязательно сразу… Хотя бы на третий день. Пусть даже на четвертый. И рассказал бы при этом про поездку в Сочи… Если бы Палин все это сделал, они могли бы задержать «Кавказца» уже двадцать первого. Прямо в «Автосервисе». Впрочем, рассчитывать на это смешно. Палин не рассказал о происшедшем даже близким друзьям. Иванов вздохнул:
— Жаль, что сам Палин сразу не обратился в милицию. И вы не рассказали обо всем в прошлый раз.
— Палин придет к вам завтра. Сам. Он боялся за семью, поэтому и не сообщил сразу. Его можно понять. Как и меня.
Ясно — суточная «отсрочка» была взята Шестопаловым и для этого. Чтобы вместе с Палиным решить, как обезопасить директора «Гастронома» еще и от уголовной ответственности за укрывательство преступления. Словно угадав мысли Иванова, Шестопалов слабо улыбнулся:
— Я надеюсь, вы это учтете? Борис Эрнестович?
Вдруг, глядя на лицо директора НИИ, внешне спокойное, Иванов ощутил неприязнь. Можно поверить— Шестопалов действительно хорошо играет в покер. И еще в одно можно поверить: каждый из этой тройки отлично устроил свою жизнь. Именно это отличное устройство жизни, написанное сейчас на лице Шестопалова, выводит его, Иванова, из себя. Сам он никогда бы вот так свою жизнь не устроил. Никогда. Они совершенно разные люди — с Шестопаловым. Да, другого чувства, кроме неприязни, у него сейчас просто не может быть. Хотя — даже чисто теоретически — он не знает, можно ли привлечь кого-то из этой тройки к уголовной ответственности. За что? За злоупотребление служебным положением? За принуждение к соавторству? Допустим, к соавторству, которое принесло Шестопалову несколько десятков, а может, сотен тысяч рублей? Мало ли… Нет. Даже если допустить, что Шестопалов, Гарибов или Палин и совершили какие-то противоправные действия, следов после этих действий они не оставили. Уж точно. Никаких. Тут же подумал: дурацкие рассуждения. Вообще, если уж на то пошло, раздражаться на кого-то только из-за того, что тот хорошо устроил свою жизнь,— глупо. Он, юрист, просто не имеет на это права. Видимо, все это как-то отразилось на его лице.
— Борис Эрнестович, надеюсь, это учтется? Мы ведь хотим помочь милиции. И потом, слабость Палина — ее ведь можно понять?
— Безусловно, это учтется. Вообще, Алексей Павлович, я должен поблагодарить вас — за то, что вы обратились ко мне. Как к представителю милиции. ,
Кажется, Шестопалов не заметил его переживания. Нервно улыбнулся:
— Ну что вы… Понимаете, тут даже не пахнет выполненным долгом. Просто… Просто я впал в панику. И все. Поверите — я сейчас со страхом думаю о моменте, когда вы уйдете. Я останусь один. И… И на каждом перекрестке мне будет мерещиться этот бандит. Что мне делать? Объясните?
— Не волнуйтесь. С вашей безопасностью мы что-нибудь придумаем.
— Спасибо… Но — вы понимаете меня?
— Понимаю.
Они замолчали. Казалось, сейчас в зале в такт тихой хрустальной музыке мерцают, переливаются разноцветные фонарики. Кафе притихло, голоса умолкли. В воздухе в этот момент существовало что-то совершенно отдельное, чуждое их разговору. Да, Иванов вдруг понял, как далеки они сейчас с Шестопаловым от всего этого «молодняка». От тех самых мальчиков и девочек, которые, сидя за своими столами, знать ничего не знают о «Кавказце». И не хотят знать. И правильно делают. Помедлив, он спросил:
— Алексей Павлович, может быть, это кто-то из тех самых сочинских «вышибал»? Которые обитают около «Жемчуга»?
Шестопалов занялся зажигалкой. Поставил, положил, перевернул.
— Понимаю, Борис Эрнестович. Думаете, он взыскивал с Палина и Гарибова карточные долги?
— Почему бы и нет?
— Неотданные карточные долги…— Казалось, директор НИИ сейчас вслушивается в тихо звучащую музыку.— Нет, исключено. Решительно исключено. Прежде всего долги у нас принято отдавать сразу. Потом, я знаю своих друзей. Палин и Гарибов прекрасно играют и редко проигрывают. Но уж если они кому-то проиграют, в должниках ходить никогда не будут. Гарантия. Отдадут сразу. Да и к чему им лишние беспокойства? Нет, Борис Эрнестович, все это бессмыслица. Никаких долгов у них не было.
— А у вас нет карточных долгов?
— Обижаете. У меня их просто быть не может. Физически.
Некоторое время оба молчали. Если грабил Палина и Гарибова действительно не «вышибала»— плохо. То, что начало было проясняться, снова уходит в пустоту. Шестопалов помешал ложечкой остатки кофе.
— Оба, Палин и Гарибов, сказали мне, что их ограбили. Грабил их один и тот же человек, неизвестный им. Ни с какого бока неизвестный. Понимаете?
— Ваши друзья могли вас обмануть.
— Если бы они хотели меня обмануть, неужели бы я это не понял? Достаточно любому из них шевельнуть бровями, и я уже знаю, что он имеет в виду. Нет, они говорили правду. Никаких долгов у них не было. Просто это… какой-то беспредельщик.
Значение слова «беспредельщик» Иванов понял отлично. Человек, не признающий никаких законов. В общем, это согласовывалось с его первоначальной точкой зрения. Шестопалов пригубил кофе:
— Ясно только одно: зацепил этот беспредельщик нас в «Жемчуге». Я это знаю точно. Я ведь не выгляжу неопытным юношей? Не правда ли? — Шестопалов на секунду поднял глаза.
— Действительно, не выглядите.
— Человек в моем возрасте всегда понимает, где мог произойти… будем говорить так— прокол.— Директор НИИ замолчал, явно подбирая выражения.— В «Жемчуг» мы поехали расслабившись. Много говорили. Мне казалось — никто из посторонних услышать этого не мог. Но, видимо, все-таки кто-то нас услышал.
— О чем вы говорили?
— О многом. В том числе и о своих денежных делах. В частности о том, что у каждого из нас есть сейчас «свободные деньги». Единственное, что нас извиняет,— все мы были в крупном выигрыше. Но вообще, глупость — говорить о каких-то «свободных деньгах». Дурацкий, ребяческий разговор… Впрочем, что теперь сожалеть — задним числом. Да и вообще, в этот раз в «Жемчуге» нас окружала какая-то легкомысленная атмосфера. Но ничего конкретного, понимаете, конкретного я вспомнить не могу. Человека с внешностью этого бандюги ни рядом с нами, ни вообще в «Жемчуге» не было. Но я знаю, что все тянется оттуда. Знаю. Этот бандит пронюхал что-то про нас. Ну и — взялся за дело. Двое «обработаны», остался третий. Я. И вопрос будет закрыт.
Если уж быть дотошным, то до конца. Подумав об этом, Иванов спросил:
— Может быть, именно вас он трогать уже не решится?
— Это почему?
— Понимая, что Палин и Гарибов могли вас предупредить. Шестопалов положил зажигалку.
— Получается, как у страуса: прячь голову в песок. Здесь не тот случай.
— Почему?
— Во-первых, это смертник. Решившийся идти до конца. Терять ему нечего. А потом — он абсолютно убежден, что ни Палин, ни Гарибов меня не предупредят. Да и в самом деле — когда он пришел к Гарибову, тот ведь ничеш не знал. И я бы ничего не узнал, если бы не чутье. Когда Георгий двадцать первого приехал ко M*ie, на нем лица не было. Но о том, что его только что ограбили, он не сказал. Только предупредил: «Леша, будь осторожней». Хорошо, вечером я догадался позвонить Светлане. Ну, а потом, когда встретился и с Палиным, все стало ясно.

Они снова замолчали. Похоже, Шестопалов прав, «Кавказец» убежден, что все ограбленные им будут молчать. Уж во всяком случае, не заявят в милицию. Расчет на полную безнаказанность. Но если допустить, что «Кавказец» действительно не «вышибала», откуда же он тогда взялся? Из Сочи? И как-то связан с гостиницей «Жемчуг»? Непонятно.
— Алексей Петрович, еще раз спасибо за откровенный разговор. Что касается вашей безопасности — не беспокойтесь. Во всех подозрительных случаях сразу же звоните мне. Вот еще телефон дежурного, если не застанете меня. В случае чего, вам достаточно будет просто позвонить, указав свое местонахождение. Об остальном позаботимся мы.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Директор «Гастронома» № 26 Илья Егорович Палин действительно утром пришел к Иванову на работу. Он позвонил снизу, из бюро пропусков, и через некоторое время уже сидел в кабинете. Грузноватый, с носом картошкой и маленькими глазками, Палин выглядел не так подтянуто, как Гарибов и Шестопалов. Одет он тоже был попроще. Рассказ Палина ничего не добавил к тому, что Иванов уже знал. По словам потерпевшего, утром 15 февраля в его кабинет, расположенный на первом этаже магазина, вошел высокий молодой человек, одетый в оранжевую куртку «аляска». Описание молодого человека, данное Палиным, в целом соответствовало уже известным описаниям «Кавказца» и «племянника». Угрожая пистолетом системы «Макаров», молодой человек потребовал немедленно отдать ему двадцать тысяч рублей. По словам Палина, во внешнем облике молодого человека было что-то особенно его испугавшее. Как выразился директор «Гастронома», он буквально потерял голову от страха и мало что понимал. В состоянии шока Палин предложил грабителю восемь тысяч рублей государственных денег, находившихся в тот момент в его сейфе. Грабитель, взяв восемь тысяч, заявил, что оставшиеся двенадцать потребует все равно. Не в этот раз, так позже. Но угрожать в таком случае он будет уже не только Палину, но и его семье — жене и двенадцатилетней дочери. Если же Палин снимет сейчас эти двенадцать тысяч со своего счета в сберкассе и передаст ему, он гарантирует, что никогда больше к нему не придет. Подумав, Палин с этим требованием согласился. Вместе с молодым человеком на машине Палина они подъехали к сберкассе. Сняв с аккредитива двенадцать тысяч рублей, Палин в соседнем подъезде передал их вымогателю, все еще находясь в состоянии шока. Сложив деньги в сумку, грабитель исчез. Опасаясь за жизнь жены и дочери, Палин решил о случившемся никому не говорить. Сняв со своего счета еще восемь тысяч., он вернулся в магазин и положил деньги в сейф. По утверждению Палина, человека, приходившего к нему с пистолетом, он раньше не видел никогда. Все сообщенное Шестопаловым о поездке в Сочи и пребывании в гостинице «Жемчуг» было Палиным полностью подтверждено. Никаких людей, хотя бы отдаленно напоминавших грабителя, и вообще ничего подозрительного во время поездки и пребывания в Сочи Палин не заметил.
После ухода Палина Иванов попробовал подвести некоторые итоги. Кажется все-таки, Шестопалов прав. Во всяком случае, предположение Шестопалова, что кто-то слышал ведущиеся втайне от всех разговоры тройки в «Жемчуге», выглядит очень близким к истине. В обоих случаях «Кавказец» действовал так, как мог действовать только очень хорошо осведомленный преступник. Знающий все о своих жертвах — от их личной жизни до кредитоспособности. На какое-то мгновение у Иванова даже мелькнуло подозрение — может быть, оба нападения инсценировал и организовал сам Шестопалов? Все-таки, подумав, он это подозрение отбросил. Шестопалову, жизнь которого сейчас отлично налажена, не имело никакого смысла вступать на скользкий путь явной уголовщины. Даже если допустить, что директору НИИ вдруг срочно понадобились большие деньги, вряд ли он пошел бы на столь отчаянный риск. Тем более — не стал бы связываться с убийством работника милиции. Нет, «Кавказец» наверняка действует самостоятельно. Похоже, Шестопалов прав, это действительно «беспредельщик». Уголовник-рецидивист, решившийся на все и получивший непонятно каким образом подробную информацию о Палине, Гарибове и Шестопалове. И действующий сейчас в соответствии с этой информацией. Впрочем, может быть, это «новичок». Иванов совсем не исключал, что «Кавказец» мог раньше к уголовной ответственности не привлекаться. Если так, похоже, именно полученная в «Жемчуге» информация о трех «состоятельных» людях могла заставить «Кавказца» разработать план, который он сейчас приводит в исполнение. Тройка выехала из Сочи в Москву 11 февраля. «Кавказец», имевший к этому времени подробные сведения о каждом, выехал следом. Он хорошо понимал, чтобы заставить отдать двадцать тысяч рублей таких людей, как Палин или Гарибов, доводы нужны очень серьезные. Лучшим доводом могло быть только оружие. Это оружие он добыл 14 февраля, убив на Ленинских горах Садовникова. По крайней мере, по датам все совпадает. Взвесив все еще раз, Иванов понял: именно сейчас необходимо его присутствие  в Сочи. В гостинице «Жемчуг». Необходимо хотя бы для того, чтобы просто осмотреться. Понять, кто и где мог получить столь подробную информацию о Палине и Гарибове. Приехать он может, скажем, под видом того же «лобовика». Мысленно он «проиграл» этот вариант несколько раз. Из Тбилиси в Москву он переехал пять лет назад. В Тбилиси его хорошо знали, но знали главным образом жители Авлабара. Крупных «лобовиков», да еще выбирающих местом игры Сочи, насколько он помнит, в Авлабаре никогда не водилось. Что же касается «лобовиков» московских, здесь его просто никто не знает. Исключая, естественно, Шестопалова, Гарибова и Палина.
Со всем этим он пошел к генералу. Выслушав, шеф некоторое время делал вид, что рассматривает на свет кончик ручки. Возражения, которые могли бы найтись у генерала, Иванов примерно представлял. Поэтому, после того как ручка наконец легла на стол, продолжал терпеливо ждать. Генерал вздохнул:
— Вы сами когда-нибудь играли в карты?
— Обижаете, Иван Калистратович. Я из Тбилиси. И не просто из Тбилиси, а из района Авлабара. Играл с детства во все игры.
— Понятно, что из Тбилиси. Но насколько я понимаю, в «Жемчуге» собираются акулы. Даже не акулы — киты. Допустим, сыграть на их уровне вы сможете. Но что будет, если вы проиграете? Вы ведь знаете, какие суммы там проигрываются?
— Понимаю, что вы хотите сказать. Никакое ФПУ мне таких сумм не выделит, это ясно. Ответ на это один: я не должен проигрывать. Думаю, со своей квалификацией я все же потяну. А поехать туда я должен. Согласитесь — информация идет оттуда.
— Оттуда,— согласился шеф.
— Причем — я поеду не один. А с двумя партнерами. Играющими гораздо лучше меня.
— Даже с двумя?
— С двумя, Иван Калистратович. Так будет лучше.
— Интересно. Кто же эти партнеры?
— Один — Шестопалов.
— Шестопалов…— генерал помолчал.— Что ж, это вариант. А второй?
— Второго называть пока не буду. Должен с ним поговорить.
— Тоже… посторонний?
— Да, в МВД он не работает. Но думаю, этот человек меня не подведет.
— Надеюсь, в конце концов, о нем доложите?
— Конечно, Иван Калистратович.
К концу рабочего дня Иванов заехал к Прохорову. Следователю он рассказал все, что удалось узнать за вчерашний вечер и сегодняшний день — от встречи с Шестопаловым до разговора с генералом. Идею выехать в Сочи с двумя хорошо играющими партнерами Прохоров одобрил.

РАЗГОВОР С ДРУГОМ
Закончив дела с Прохоровым и выйдя из подъезда следственной части, Иванов сел в «Ниву». Подумал вдруг: нет, он все-таки не пришел еще к определенному решению. И не знает, имеет ли право предложить поехать с ним в «Жемчуг» под видом «лобовика» Ираклию Кутателадзе. Хотя вроде бы со всех сторон Ираклий — идеальный партнер именно для такой поездки.
Он вдруг поймал себя на том, что непрерывно повторяет эти два слова — «идеальный партнер»,— проезжая светофоры. Хотя лучше всего здесь подойдет другое слово: приманка. Ираклий, выехавший под видом «лобовика» в «Жемчуг» и затем вернувшийся в Москву, станет идеальной приманкой для «Кавказца». Директор мясокомбината. С грузинской фамилией. Любящий муж и отец. Хорошо — только не нужно перегибать палку. Любящий муж и отец — ну и что? Проплыло: они с шефом разработают двойную систему подстраховки. Манану с Дато можно будет временно переправить на другую квартиру. Безопасность будет абсолютной. А «Кавказец» клюнет. Клюнет и — они его возьмут. Снимут без единого выстрела. С Мананой же и Дато ничего не случится. Он, Иванов, позаботится об этом лично. Ведь случай-то особый. Совершенно особый. Усмехнулся. Нет. Все-таки он, Иванов, не имеет на это права. Не имеет. И все же, проехав немного и свернув на Ленинградский проспект, Иванов понял: его снова начинают грызть сомнения. Да, Ираклий особый человек. Но ведь и случай совершенно особый. Именно тот, единственный в жизни, когда можно пойти на это. Если он, Борис Иванов, действительно хочет успеха. Ираклию он доверяет, как самому себе. Ираклий понимает его не просто с полуслова — с полувзгляда. У Ираклия феноменальные шахматно-математические способности. Но главное — уникальная зрительная память. И связанное с ней абсолютное понимание всех карточных игр. Шахматы, конечно, Ираклий давно оставил, сейчас он наверняка не сыграет даже в силу мастера. Но карты — другое дело. Карты вспомнить гораздо легче. Что же касается карточных «рубашек» и их запоминания — насколько Иванов помнит, в юности Кутателадзе ухитрялся запоминать всю колоду после третьей, иногда даже после второй сдачи. Если у Ираклия осталась хотя бы половина этих способностей, он окажется намного сильней даже таких игроков, как Гарибов и Шестопалов.
Именно с этими мыслями он остановил машину у дома Кутателадзе. Поднялся на третий этаж, позвонил. Но когда увидел Ираклия, а затем Манану и Дато, понял — сказать о своем предложении он просто не сможет. Дальше все было, как обычно. Он поцеловался с Ираклием, махнул рукой Дато, выдержал объятья Мананы. После ужина на кухне Манана, как обычно, ушла. Они довольно долго молча пили чай. Наконец, Ираклий оставил чашку. Сказал тихо:
— Боря, хватит. Говори, с чем пришел. Ну? Говори, я же не слепой.
Собственно, этого следовало ожидать. Скрыть что-то от Ираклия, впрочем, как и Ираклию от него, Иванову никогда не удавалось. Помедлив, он рассказал все — об убийстве Садовникова до собственного решения поехать под видом «лобовика» в «Жемчуг». Ираклий долго бесцельно помешивал чай ложечкой. Наконец посмотрел на Иванова:
— Боря, ты ведь не все сказал. Ты забыл объяснить, зачем со всем этим пришел ко мне? При чем тут я? Я правильно понял? Боря?
— Правильно.— При ответе Иванову пришлось отвести глаза.— Понимаешь, Ираклий, мне пришла в голову дурацкая, идиотская мысль. Мне показалось, будет неплохо, если со мной в «Жемчуг» поедешь ты. Под видом «лобовика». Но теперь я понимаю — мысль была глупой. Поэтому все отменяется.
— Собственно, почему отменяется?
— По очень простой причине. После поездки в «Жемчуг» ты станешь приманкой. Но не только ты. Приманкой станут еще Манана и Дато.
Ираклий подошел к окну. Сказал, не оборачиваясь:
— Ну, во-первых, мы всегда являемся приманкой. Таков философский закон жизни. Потом — Манану и Дато можно на время куда-то отправить. Пока вы не арестуете… этого. Вы как-то его называете?
— Называем. «Кавказец».
— «Кавказец». Любопытное название. Слушай. У него осталась семья? У Садовникова?
— Осталась. Жена и двое детей.
— Жена и двое детей…— Вернувшись, Ираклий сел за стол. Посмотрел на Иванова.— Боря, а ведь знаешь — я с тобой поеду. Это точно.
— Нет, Ираклий. Ты со мной не поедешь. И — прости меня. Как друг, прости — за то, что я вообще сегодня пришел к тебе.

ГОСТИНИЦА «ЖЕМЧУГ»
Минут через двадцать после резкого набора высоты Иванов почувствовал: оглушительный гул двигателей стал тише. Вскоре выровнялся и наклон самолета. Покосился на сидящего в соседнем кресле Шестопалова. Тот читает газету; вот, поймав его взгляд, улыбнулся, поднял брови: «Что?» После того как Иванов сделал знак: «Ничего»,— директор НИИ снова углубился в изучение спортивных новостей. Если в полете ничего не случится, через два часа они приземлятся в Адлере. И вскоре займут забронированные Шестопаловым два номера «полулюкс» на пятом этаже гостиницы «Жемчуг». С окнами на море.
После памятного разговора с Ираклием прошло пять дней. Для Иванова это были дни напряженной работы. Выбор он сделал в тот же вечер — выйдя из квартиры Ираклия и сев в машину. По пути от Ираклия она оформилась окончательно. Для того чтобы «Кавказец» клюнул, нужна приманка. Для поимки крупной дичи всегда лучше, чтобы приманок было больше. Пока из приманок у них есть только одна — Шестопалов. Причем приманка не очень надежная, если Иванов прав и «Кавказец» из осторожности решит оставить последнего из тройки в покое. Но в таком случае почему он, Иванов, остальные приманки должен искать на стороне? Почему бы ему самому не стать приманкой? В полном смысле этого слова? И не выманить «Кавказца» на себя?
В тот вечер, подъехав к дому, Иванов в этой мысли утвердился окончательно. Решено — в «Жемчуг» они выедут вдвоем с Шестопаловым. Третий не нужен. Наоборот, третий может помешать осуществлению замысла. Здесь же, в Москве, надо будет провести некоторую подготовку. Иванов примерно представлял себе «образ», который мог бы заинтересовать «Кавказца» — применительно к его, Иванова, внешности. Скажем, Иванов мог стать человеком, занимающим небольшую, но «денежную» должность. Естественно, любящим крупную игру. И, конечно, хорошим семьянином. Детей сюда можно не приплетать. Но почему бы с завтрашнего дня в квартире Иванова не появиться приятному женскому голосу? Отвечающему на телефонные звонки?
Шестопалов, конечно, в эти подробности посвящен не был. Он знал лишь, что полетит вместе с Ивановым в Сочи и будет выдавать его там за своего приятеля. В Москве помощь Шестопалова выразилась в знакомстве с серьезными «лобовиками» и в организации нескольких пробных игр. И вот сейчас Иванов, ставший заведующим Краснопресненским межрайонным пунктом сбора стеклотары Багратом Элизбаровичем Чубиевым, летит в Сочи, чтобы вместе с приятелем провести короткий весенний отпуск в уютной гостинице.
В адлерском аэропорту они приземлились благополучно. Дождавшись, пока объявят выход из секции, Иванов взял оставленную на стеллажах небольшую кожаную сумку и вместе с Шестопаловым спустился по трапу.
Площадь перед адлерским аэропортом, постоянно забитую машинами и людьми, Иванов хорошо знал, знал и то, что вытянувшиеся в ряд свободные такси в большинстве своем поедут только по определенному маршруту и возьмут далеко не каждого. Тем не менее Шестопалов, оглядев опытным взглядом вставшие в очередь такси, кивнул на ближнюю машину:
— По-моему, эта нам подойдет. Садимся?
Уверенность Шестопалова, как вскоре выяснилось, строилась на хорошем знании местных обычаев. Как только они без всякого приглашения устроились на заднем сиденьи, водитель, услышав «В «Жемчуг»…», молча кивнул. Примерно через полчаса они уже стояли перед стойкой администратора в гостинице «Жемчуг». Еще минут через двадцать Иванов, бросив на диван куртку и плащ, оценил огромные габариты кресла в своем номере. Некоторое время он сидел, рассматривая синеющее за окном море.
Впрочем, долго любоваться морем ему не пришлось. Раздался стук в дверь, вошел Шестопалов. Усевшись напротив, закурил, испросив разрешения взглядом. …
— Понимаю, вам хочется отдохнуть, посмотреть на море.— Сделав несколько затяжек, вздохнул.— Мне тоже. Но если мы хотим, чтобы все шло по плану, отдыхать некогда. Во-первых, я уже договорился, вечером у нас игра.
— С кем?
— Кроме нас будет еще двое. Оба — мои хорошие знакомые, ленинградец и киевлянин. Учтите, это люди очень серьезные. Шутить не любят. Расслабляться с ними нельзя.
— Постараюсь не расслабляться.
— Во-вторых, если хотите держать марку, нам надо идти. Прямо сейчас. Сначала в бассейн и сауну, потом обедать. Все уже подготовлено и заказано.— Заметив колебания Иванова, добавил: — Кстати, в сауне могут быть еще… интересные знакомства.
Иванов вместе с Шестопаловым спустился в сауну. Пока Шестопалов договаривался с невысоким пожилым банщиком, он быстро разделся и прошел в парную. Усевшись на деревянном полке и чувствуя, как тело распаривается в стоградусном мареве и пот начинает заливать глаза, заметил рядом еще три фигуры. Вошедший Шестопалов познакомил его с сидящими рядом любителями пара. Двое оказались научными работниками, третий — тренером по теннису. Разговор сначала шел вяло, но после нескольких выходов в бассейн и рассказанных Шестопаловым анекдотов обстановка разрядилась. По крайней мере, перед уходом, когда все пятеро, завернувшись в простыни, пили в предбаннике настоенный на травах чай, Иванову показалось, что он в компанию принят. Так или иначе, теперь все называли его «Баграт». Сам он также получил привилегию называть каждого из новых знакомых по имени.
Вернувшись в номер, Иванов дождался Шестопалова. Теперь он убедился: тот ничего зря не делает. Вдвоем они спустились в ресторан. Усевшись за столик на четверых, Шестопалов сделал вид, что изучает меню, хотя ясно было — заказ у него давно готов.
— Понимаете, Баграт Элизбарович… Тут такое дело… Только поймите меня правильно. Я примерный семьянин и вообще… Человек далеко не легкомысленный. Но если вы хотите, чтобы мы выглядели теми, за кого себя выдаем, надо, чтобы за нашим столиком находилось приятное женское общество. Прячем совсем не обязательно потом… Ну, вы меня понимаете. Переходить какие-то границы. Но девушки за столиком нужны. Уж поверьте.
— Понимаю. Расслабляет партнеров?
— В какой-то степени и это. Но главное — это некий знак. Указывающий, что мы серьезные люди. Именно серьезные. Думаю, вы это должны знать. Я угадал?
— Что, девушки у вас уже приготовлены?
— Ну…— Шестопалов усмехнулся.— Я буду через пять минут. .
Он ушел и вскоре вернулся с двумя довольно миловидными девушками, которых представлял как Риту н Алису. Каждой , из них можно было дать от двадцати до двадцати трех лет. В разговоре выяснилось, что обе живут в Сочи и заканчивают музыкальное училище. Более общительной и смешливой оказалась Рита, блондинка с курносым веснушчатым носом и большими серыми глазами. В отличие от нее коротко стриженная темноволосая Алиса вступала в беседу лишь изредка. Хотя Алиса была близорука и носила очки с большой диоптрией, она явно была лидером в этой паре. Судя по поведению и по отдельным репликам, действительно нельзя было предположить, что девушки привыкли «легко переходить границы». Иванов даже мог поверить, что обе часто ходят сюда лишь потому, что здесь неплохо кормят. Что же касается распространения о нем сведений, могущих привлечь «Кавказца», знакомство было неоценимым. Если «Кавказец» действительно крутится где-то около «Жемчуга», он может попытаться что-то выяснить о новом «друге» Шестопалова. Когда Рита простодушно намекнула, что она с подругой не прочь продолжить знакомство и, может быть, даже сходить один раз с новыми знакомыми на танцы, Иванов, поймав вопросительный взгляд Шестопалова, сказал, отхлебнув кофе:
— А что. Очень даже возможный вариант. Но только…
— Да ,— подхватил Шестопалов.— Только не сегодня. У нас важный разговор с Москвой.
Ночью, засыпая в номере после «серьезной игры», в которой Шестопалов крупно выиграл, Иванов подвел итоги дня. Пока все как надо. Он остался «в нуле». Но только с точки зрения денег. В остальном он выиграл. Наиболее значимые постояльцы «Жемчуга» узнали многое о своем новом знакомом, москвиче Баграте Чубиеве. Он богат, любит играть только по-крупному, недавно женился и боготворит молодую жену. Визитную карточку, в которой Иванов был обозначен «Старшим товароведом Управления торговли Краснопресненского райисполкома г. Москвы», он незаметно сунул Рите. Рита, он был в этом абсолютно уверен, наверняка уже сегодня успела показать карточку «товароведа из Москвы» многим приятельницам. Может быть, и приятелям,

ВСТРЕЧА
Утром, проснувшись, Иванов ощутил непривычную тяжесть в голове. Посмотрел на часы — восемь. За окном светает. Откуда же тяжесть… В Москве он привык вставать в половине седьмого. Ну да — вчерашняя игра. «Пуля со скачками», которую они расписали на четверых, закончилась поздно ночью. С полчаса он не мог заснуть, возбужденный игрой.
Откинул одеяло. Вспомнил — здесь есть бассейн. Взял полотенце, спустился вниз. На контроле перед входом в бассейн дежурил все тот же невысокий банщик. Узнав его, кивнул: проходите.
Нырнув, начал отмерять брассом дорожку за дорожкой. Несмотря на ранний час, купающихся в бассейне было довольно много. По его дорожке плавали две дамы в колпаках для волос, соседние дорожки тоже не пустовали. Примерно на двадцатом повороте, он, наконец, почувствовал в голове привычную ясность. Продолжая плыть, стал автоматически перебирать всех, кого встретил вчера. «Лобовиков», окружавших их людей, официантов. Остальных работников гостиницы. Посетителей ресторана, просто случайных встречных. Среди этого круговорота постепенно выделилось несколько лиц. Тех, кого он мог бы заподозрить. Вообще, не его дело, ломать сейчас над этим голову. Всеми подозрительными лицами в «Жемчуге» и около него давно уже занимаются сочинцы. Он может не беспокоиться и о другом. А именно — о каналах ухода информации, о сауне и посетительницах ресторана. Этим тоже займутся сочинцы. Он же должен просто продолжать гнуть свою линию. Как можно больше людей должны узнать, кто он. Узнать его адреса и телефоны — как домашний, так и рабочий. Узнать, что он только что женился. Узнать, наконец, что ему некуда девать деньги. Деньги… В этом смысле для полной гарантии было бы неплохо, чтобы в «Жемчуге» у него состоялось несколько крупных выигрышей. Вчерашняя игра была скорей проверкой. В дальнейшем Шестопалов обещал позаботиться о нужном подборе партнеров;
Выйдя из воды, он принял душ, насухо растерся полотенцем. Натянул костюм, поднялся по витой лесенке на смотровую площадку. Оперся о перила, разглядывая разноцветное море. Сзади кто-то кашлянул. Повернул голову и — увидел Ираклия.
Ираклий был примерно в таком же, как у него, спортивном костюме, и наверняка тоже только что искупался — волосы были мокрыми. Встретившись с Ивановым взглядом, Ираклий улыбнулся:
— Боря, извини, но… я вот приехал. Я понимаю, ты очень сердишься. Но клянусь, мой приезд ничему не помешает. Ничему.
Иванову смысл этих слов можно было не объяснять. Ясно — Ираклий приехал сюда по собственной инициативе. Конечно же — с целью помочь ему, Иванову, поймать «Кавказца». Не понимая, что теперь, когда все изменилось, и главное, изменилась установка, он может только помешать. Впрочем, теперь рассуждать об этом бессмысленно. Да и все это было бы не страшно, если бы не одно обстоятельство: Манана и Дато. Стараясь подавить внезапно вспыхнувшее раздражение, Иванов сказал тихо:
— Ты… давно здесь?
— Третий день. Считая сегодняшний. И… не волнуйся. Нас никто не слышит. И вообще, до нас никому нет дела.
Иванов вдруг почувствовал: раздражение пропало. Осталась только благодарность. Пусть Ираклий не согласовал все эта с ним. Он, Иванов, знает, зачем Ираклий это сделал. Только потому, что понял: ему, Борису Иванову, это нужно. Других причин не было. Ираклий усмехнулся:
— Понимаешь, Боря… Может, я действительно зря сюда приехал. И в чем-то тебя подведу. Но когда ты ушел от меня, в тот раз… Я ведь все понял. И понял, что тебе легче было повернуться и уехать. Чем продолжать просить меня. Но я-то знаю, ты зря не придешь. Все. Что-то еще нужно объяснять?
— Не нужно— Иванов некоторое время рассматривал море, чтобы продумать все еще раз.— Ты как меня заметил? Случайно?
— Сейчас случайно. Но о том, что ты здесь, я знал еще вчера. Кроме того, я знаю, что ты — Баграт Элизбарович Чубиев.
— Откуда?
— Я все-таки из Тбилиси. И знаю, что у «лобовика» должна быть девушка. Не волнуйся, моя совесть перед Мананой чиста. Но девушку я завел в первый же день. Ну и вчера ее подруга показала мне визитную карточку. С твоим домашним телефоном.
— Эту подругу зовут Рита?
— Совершенно верно. Рита.
— А твою девушку — Алиса?
— Юля. Но Алиса — из их компании. Извини, вчера я был вынужден повести их в ресторан.
— Понятно. Прости за нескромный вопрос — откуда у тебя деньги?
На секунду их взгляды встретились. Иванов отлично знал: Ираклий, особенно в последние годы, став директором мясокомбината, не бедствует. Но при этом его никак нельзя назвать человеком с лишними деньгами. Конечно, двух зарплат, его и Мананы, на жизнь вполне хватает. И на то, чтобы регулярно посылать деньги родителям. В последние три года Ираклий стал откладывать деньги на машину. Но не более того. Все это наверняка отразилось сейчас в глазах Иванова. Так или иначе, Ираклий усмехнулся:
— В каком смысле понимать вопрос?
— Вопрос надо понимать в смысле очень обыденном. Для того чтобы приехать сюда и устроиться, нужна приличная сумма. Состояние твоих денежных дел я примерно знаю. Вот и все.
— Неужели я не нашел бы денег, чтобы приехать сюда и устроиться?
— Допустим. Но для остального? Для игры? Или для того, чтобы повести трех девушек в ресторан?
— Боря, хочешь, я тебе займу? Сколько тебе нужно? Десять тысяч? Двадцать? Тридцать? Впрочем, тридцати, наверное, у меня не наберется. Но тысчонок десять могу подкинуть. Честное слово. Причем — без отдачи.
— Выиграл?
— Угадал. Причем в глупейшую игру. В «секу». Я и не знал, что деньги могут доставаться так легко. На каждой сдаче — сто рублей. Расплата наличными. Правда, играть заставляют почти все время. Передышки делаются только на обед и на ужин. За то теперь я могу заплатить за все. В том числе за ужин с тремя девушками.
Услышав, как за ними спускается после завтрака вниз шумная компания, Ираклий замолчал. Как только смех и разговоры стихли, сказал:
— Учти, Боря, я все понимаю. И знаю, как все это делается. Деньги, которые я здесь выиграю, отдам государству — все до копейки. Если ты волнуешься за Манану и Дато, не волнуйся. За день до моего отъезда они уже жили на другой квартире. У знакомых, которые уехали в командировку.
— Как ты это объяснил Манане и Дато?
— Сказал, что задумал длительный ремонт. Правильно? Насколько я понял, я должен стать приманкой для вашего… «Кавказца»? Что для этого нужно делать?
Иванов медлил. Вообще-то, если действовать правильно,— приезд Ираклия мало что изменит. Надо только скрыть от остальных, что они с Ираклием знакомы.
— Вот что… Для всех здесь — мы с тобой раньше друг друга не знали. Это обязательное условие. Запомнишь?
— Постараюсь.
— Второе — со мной приехал один человек. Некий Шестопалов Алексей Павлович.
— Я его видел. Ваш сотрудник?
— В том-то и дело — нет. Он тоже ничего не должен знать.
— Не должен — не узнает.
— Но желательно, чтобы вы с ним познакомились. Естественно, без моего участия. Тогда мы могли бы встречаться ежедневно. Понял?
— Значит, сегодня же я с ним познакомлюсь. Вообще — кто он?
— Директор НИИ «Дорстрой». Настоящий лобовик. Ну и… в какой-то степени помощник. Но тебя это не должно касаться.
— Не должно — значит, не коснется.

ЗНАКОМСТВО
Сославшись на сонливость, Иванов оставил Шестопалова в холле и пошел на пляж. Здесь, раздевшись и устроившись на лежаке, сделал вид, что дремлет. Но, конечно же, он хорошо видел все, что происходит вокруг.
Примерно через час у лестницы, ведущей с террасы на пляж, появились Ираклий и Шестопалов. Отвернувшись, Иванов выждал минут пять — и незаметно осмотрелся. Оба лежат поблизости. Отлично. Посмотрев в их сторону чуть позже, увидел — Шестопалов тасует колоду.
В карты Ираклий и Шестопалов играли до самого обеда. Перед обедом Иванов задремал было по-настоящему, но его разбудил легкий кашель. Открыл глаза — рядом на корточках сидит Шестопалов.
— Баграт Элизбарович, видите человека за моей спиной? На лежаке, в синих плавках?
— Вижу. Кто это?
— Некто Кутателадзе, директор московского мясокомбината. Не против, если я вам его представлю?
— Совсем не против.
— Думаю, этот Кутателадзе нам не помешает. Человек он довольно милый. К тому же денежный.
— Что ж, давайте — если денежный.
По знаку Шестопалова Ираклий подсел ближе — и «знакомство» состоялось.

ЗАПИСКА ПОД ДВЕРЬЮ
Следующие три дня Иванов, Ираклий и Шестопалов провели вместе. В основном их сутки разделялись на игру, начинавшуюся, как правило, к ночи, и на все остальное. То есть на отдых, сон и еду. Так уж сложилось, что немалую часть «остального» занимало посещение ресторана с Юлией, Алисой и Ритой.
Каждый, кто хотел бы узнать всю подноготную о «Баграте Элизбаровиче», наверняка всю эту подноготную уже знал. Кроме того, по «Жемчугу» гуляло несколько визитных карточек «Чубиева».
На четвертый день, с трудом открыв глаза в четверть второго, Иванов подумал: может быть, хватит? Задача , которую он себе поставил, выполнена.
Вскочив, принял душ. Оделся, подошел к двери, взялся за ручку, но почти тут же пришлось нагнуться. Поднял лежащий под дверью бумажный квадратик, развернул: «Уважаемый Б. Э! Вас срочно просил позвонить в Москву Леонид Георгиевич».
Леонид Георгиевич… То есть Прохоров. Значит, записка — сигнал сочинцев.
Спустившись в холл, зашел в будку телефона-автомата. Набрал номер Прохорова; через секунду в трубке щелкнуло:
— Слушает Прохоров.
— Леня, это Борис. Я в Сочи. Что — какие-то новости?
— Еще минут двадцать, и я бы уехал во Внуково. Вчера позвонили из Гудауты. «Кудюм» там.
— Вот те на… Ну и — как он себя чувствует?
— Вроде — в спокойном состоянии. Гудаутцы взяли у него паспорт, якобы для проверки. Так что деться ему некуда. Короче, у меня уже билет на самолет, я вылетаю. Ну и… хотел бы тебя увидеть.
— Ты летишь до Адлера?
— До Адлера. Рейс десять — пятьдесят два.
— Отлично. Давай так: в адлерском аэропорту тебя встретят. А я сяду в машину через чуть позже. Скажем, у Гантиади.
Ираклию и Шестопалову Иванов объявил, что срочно вылетает в Москву. Потом по телефону-автомату позвонил в сочинское УВД и попросил дежурного выслать машину для встречи Прохорова. Предупредил: вместе с Прохоровым эта машина должна подождать его в Гантиади.
Через три часа он уже сидел рядом с Прохоровым в синей «Волге», направляясь в Гудауту.

ГУДАУТА
В Гудауту они приехали около восьми вечера. Здраво рассудив, что разговор с Нижарадзе-Кудюмом лучше отложить до утра, остаток дня оба решили посвятить уточнению связанных с Кудюмом обстоятельств. Только выяснив их, можно было выработать тактику завтрашнего допроса.
Ожидавший их начальник Гудаутского отделения внутренних дел моложавый майор, хоть и был готов к разговору, ничего нового о Кудюме сообщить не смог. По его сведениям, Кудюм, вернувшийся после отбытия наказания к семье в Гудауту, бывал здесь крайне редко. На все вопросы участкового Кудюм всегда отвечал одно: ездил к родственникам. Родственники у него были — в Тбилиси, Пицунде и Лазаревском. Но где в действительности бывал во время своих отлучек Кудюм, пока не установлено. Выдвинутая было версия, что на «гастроли» Кудюм выезжает в Псковскую и Новгородскую области, в дальнейшем не подтвердилась. Что касается паспорта— Кудюм твердо уверял всех в Гудаутском ОВД от участкового до начальника отделения, что действительно потерял паспорт в поезде. То же самое он сказал и вчера, когда паспорт у него под видом проверки был изъят. Вообще же, по словам начальника ОВД, этим фактом, изъятием у него паспорта, Нижарадзе-Кудюм остался крайне недоволен. Он уверял, что ему опять якобы нужно ехать к родственникам, сначала в Тбилиси, потом в Пицунду. Поэтому сейчас он наверняка с нетерпением ждет, когда ему вернут паспорт.
Обсудив все это еще раз перед сном в комнате для приезжих, оба решили: конечно, было бы хорошо, чтобы на первых порах Кудюм о приезде сюда знакомого ему Иванова не подозревал. В таком случае, если предположить, что Кудюм начнет темнить, Иванов, внезапно подключившись к допросу, мог бы использовать фактор неожиданности. Но все же лучше будет, если Иванов на этот раз просто посидит за столом. Молча. Дела я вид, что якобы не помнит Кудюма. Такое поведение должно дать двойное преимущество: во-первых, Кудюм, столкнувшись с непонятным ему пока поведением Иванова, наверняка будет нервничать. Во-вторых, Иванов, разместившись в стороне, сможет наблюдать, как будет реагировать Кудюм на подготовленные заранее вопросы.

ДОПРОС
Утром Прохоров и Иванов вошли в комнату, отведенную для разговора в Гудаутском ОВД. Кудюм появился точно к десяти. Иванов отметил: за время, прошедшее с их последней встречи лет семь назад, Кудюм почти не изменился. Среднего роста, сухопарый, разболтанный, Кудюм выглядел на свой возраст— что-то около тридцати — тридцати двух лет. Заглянув, Кудюм сказал: «Можно?» Прохоров ответил спокойно:
— Пожалуйста, заходите. И дайте повестку, я отмечу.
Кудюм протянул повестку и уселся на единственный свободный стул. Покосился на Иванова. Тот зевнул, прикрыв рот рукой. Ясно, Кудюм его узнал. И сейчас лихорадочно пытается понять: зачем он здесь. Вот, посидев немного, Кудюм снова сделал вид, что осматривает комнату, и снова покосился на Иванова.
Прохоров начал задавать вопросы, хорошо почувствовав, что почва для допроса готова. Работал он, как отметил про себя Иванов, по высшему классу. Говорил спокойно, мягко, почти дружелюбно, но при этом непрерывно расставлял скрытые ловушки. Очень скоро эти ловушки начали срабатывать. Тем не менее, хотя метод действовал безотказно, ответа на главный вопрос — на самом ли деле Кудюм потерял паспорт или кому-то его передал или продал — Прохоров получить так и не смог. Довольно скоро Иванову, внимательно наблюдавшему за Кудюмом, стало ясно: Кудюм врет. Паспорта он не терял, но сказать правду боится. На это твердо указывало то, что, даже окончательно запутавшись, Кудюм все-таки стоял на своем: паспорт он потерял в поезде. Наконец Прохоров выложил главный козырь:
— Гурам Джансугович, вы знаете, что вашим паспортом воспользовался особо опасный преступник?
— Не знаю никакого опасного преступника.
— Совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе убийство? Причем убийство работника милиции?
— Ничего я не знаю.
— Значит, теперь знаете. Хотите сказать что-то по этому поводу?
— Что мне говорить? Я все сказал.
— Хочу напомнить: скрывая связь с этим преступником, вы сами становитесь участником тяжелого преступления. Надеюсь, меру наказания за соучастие в убийстве с отягчающими обстоятельствами вы знаете?
— Да ладно вам…— Кудюм замолчал.
Прохоров повертел лист протокола:
— Гурам Джансугович, давайте признаваться. Ведь и вам будет легче, и нам. Скажите, кому вы передали свой паспорт? Скрывая истину, вы становитесь соучастником тяжелого преступления. Наоборот, рассказав правду, докажете свою сознательность. Ответственность перед обществом. Ну? Гурам Джансугович?
— Никому я его не передавал. И не мучьте меня, гражданин начальник. Потерял я паспорт. Потерял, и все тут. В милицию я пришел сразу, заявив сразу. Какие претензии?
— Претензия только одна, Гурам Джансугович вы не хотите сказать правду. Допускаю, вы боитесь. Может быть, вас пытались запугать. Было такое?
— Ничего не было. Никто меня не запугивал. — Сказав это, Кудюм опустил голову и замолчал. Воспользовавшись паузой, Иванов показал ‘Прохорову взглядом: настала пора поговорить с Кудюмом мне.
И наедине. Прохоров кашлянул:
— Хорошо, Нижарадзе. Думаю, на сегодня хватит.
Кудюм поднял голову:
— Вы что… паспорт мне не отдаете?
— Вашим паспортом занимаются работники милиции. Обращайтесь к ним.
— Милиции? А вы кто?
— Я работник прокуратуры. Я ведь сказал, дело касается убийства.
Кудюм посмотрел долгим взглядом.
— Понятно. Мне что* можно идти? Сейчас?
— Если не трудно, подождите меня в коридоре,— негромко ск а зал по-грузински Иванов.— Нам надо поговорить.

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
Выйдя в коридор, Иванов кивнул сидящему на стуле Кудюму:
— Может, пройдем на улицу? Тут скверик есть недалеко. Посидим, поговорим. Кудюм смотрит недоверчиво.
— У вас какие-то возражения, Нижарадзе?
— Н-нет… Хорошо, пойдем.
Выйдя из здания ОВД, они прошли в соседний скверик. Иванов уселся на единственную среди чахлых акаций скамейку. Подождал, пока Кудюм сядет рядом. Подставил лицо солнцу. Не оборачиваясь и чувствуя дыхание Кудюма, сказал по-грузински:
— Нижарадзе, ты ведь меня знаешь? Знаешь или нет?
— Знаю,— неожиданно решительно сказал Кудюм.— Знаю, батоно Борис. Но поймите — в жизни человека иногда бывает сложный переплет. Очень сложный. Я взят за горло, понимаете? За горло!
— Кем же? Назови имя этого человека.
— Не могу я назвать его имя. И не человек это. Судьба.
— Значит, судьба взяла тебя за горло. Ты хочешь сказать — людей при этом не было? Я правильно понял? Судьбы без людей не бывает. Ты, Нижарадзе, это хорошо знаешь. Так же, как я. Поэтому очень прошу: не выводи меня из себя.
Человек, который убил Садовникова, явно жил в «Алтае» по паспорту Кудюма. Кудюм этого человека знает. Но вместо того чтобы назвать — сидит, уставившись в землю. Иванов внезапно ощутил раздражение.
— Вот что, Кудюм. Ты знаешь, с тобой, со всеми твоими родственниками, поездками, вообще со всем я еще не разбирался. Не до этого. Хотя подозреваю, сильно подозреваю — переключился ты после колонии. Ушел со средней полосы. Здесь, на Кавказе, в родных краях, фармазонить лучше. Так ведь?
— Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил…
— Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами, понял? Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?
— Понял. Только — статью на себя брать надо.
— Какую еще статью?
— Ладно, батоно Борис, возьму статью. Бели правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, может, даже вашему отдал.
— Что значит «нашему»? Работнику милиции?
— Да. — Кудюм долго молчал.— Вообще-то, глупо все получилось. Поймал он меня на «хибе». Все уже прошло, я даже бабки взял. Вдруг он откуда ни возьмись. «Стой, ни с места… И вы, потерпевший, ни с места…» »
— Подожди, подожди… Где все это было?
— В Сочи. На Морвокзале. У меня сразу застучало
— «влип». Выйти не успел, и на тебе.
— Он что, был в форме?
— Нет, в гражданском.
— Какой из себя? Опиши, как выглядел?
— Такой… высокий. Руки, плечи… Короче, бугай.
— Грузин? Армянин?
— Нет, европеец. Белый.
— Что значит «белый»? Волосы белые?
— Ну да. Не белые, конечно. Такие… русые, что ли. Усики тоже светлые.
— Он документы показывал?
— Какие документы? Паспорт у меня взял, и все, «Стойте здесь. И вы, потерпевший, стойте здесь». И исчез. Я, наверное, минут двадцать его ждал. Тот лох ушел почти сразу, он с теплохода был, турист. С «Ивана Франко». Я постоял, потом думаю: что делать? Не в отделение же идти, глупо ведь. Потом уже понял — чисто он меня. «Бирку» взял, и с концами. Верите, батоно Борис, я до сих пор не просек, ваш это был или не ваш.
По лицу Кудюма было ясно — он говорит правду. Собственно, сомневаться в этом не приходилось. Иванов хорошо знал: человека из ИТК заставить признаться в повторном преступлении не так просто. «Размотал» же всю правду Кудюм по одной причине: во-первых, чтобы избавиться наконец от мучившей его ложной ситуации. Во-вторых, исходя из его, Иванова, репутации. Кудюм знал — если он сейчас его обманет, ему несдобровать.

МОСКВА
От Гудауты до Адлера они доехали без приключений — на той же машине. С Прохоровым Иванов для верности попрощался в самолете. Во Внуково, сойдя с трапа, посмотрел, как следователь пошел к стоянке такси — и двинулся влево, к отделению воздушной милиции. Вскоре увидел в темноте присыпанную хлопьями снега знакомую «Волгу». За рулем сидел Линяев. Усевшись рядом, Иванов бросил:
— Привет. Как Москва? .
— В порядке, Борис Эрнестович.
— Надеюсь, шеф не ушел?
— Нет. Ждет вас.
— Давай в управление. И чем скорее, тем лучше.
В управлении Иванов доложил шефу о результатах пребывания в «Жемчуге» и о том, что рассказал Кудюм. Отложив карандаш, генерал посмотрел в упор:
— Борис, тут кое у кого возникли сомнения в твоем плане. Насчет трех засад — у Шестопалова, Кутателадзе и у тебя самого. Я, конечно, отстаивал все эти засады, но… Как бы это тебе объяснить. Твои выкладки заманчивы.
Генерал медлил, исследуя что-то на столе. Что ж, подумал Иванов, всего этого он ждал. Шеф продолжил:
— Но возражения тоже справедливы. Пойми, я не утверждаю, как некоторые, что весь твой план бессмыслен изначально. Но все же… Согласись, вся наша заманчивая версия основана только на одном реальном аргументе — предчувствии Шестопалова.
Иванов понимал: в его отсутствие многие в управлении наверняка требовали отмены его плана, как бесперспективного. Причем, самое главное — он тоже сейчас в этот план почти не верит. Тем не менее он сказал тихо, но твердо:
— Иван Калистратович, наша с вами версия основана еще и на наших общих расчетах.
Сейчас, после поездки в Сочи и Гудауту, Иванов укрепился в уверенности: или сам «Кавказец», или кто-то из его сообщников наверняка связан с «Жемчугом». И еще: на Палине и Гарибове «Кавказец» не остановится.
— Может, решимся на что-то другое? — сказал генерал.— Ведь сочинцы пока не могут ничего нащупать?
— Согласитесь, Иван Калистратович, если бы они что-то нащупали, мой вариант был бы уже никому не нужен. Прошу — утвердите план. На мою ответственность.
— Ладно, действуй. Другого выхода все равно нет.
Выходя из кабинета, Иванов подумал: генерал прав. Шансов, что «Кавказец» попадется в одну из трех засад, у них практически нет.

ОЖИДАНИЕ
Услышав телефонный звонок, Иванов снял трубку:
— Да? Слушаю вас?
— Иван Петрович? — спросил женский голос.
«Иваном Петровичем» звали его предшественника.
— Нет, это не Иван Петрович. Иван Петрович перешел на другую работу. Куда, не знаю. Позвоните в отдел кадров.
Положил трубку. Хотя Ивана Петровича спрашивали в день по нескольку раз и наверняка будут еще не раз спрашивать, каждый телефонный звонок рождал в Иванове некую надежду. Каждый раз ему казалось: это «Кавказец». Впрочем, «Кавказец» действительно мог позвонить перед визитом, чтобы проверить, на месте ли «Баграт Элизбарович».
Иванов сидел в своем новом кабинете заведующего пунктом сбора стеклотары и смотрел в окно. Это учреждение, называвшееся «межрайонным», не занималось непосредственно сбором бутылок, а лишь координировало работу многих точек. Размещался «межрайонный пункт» в пристройке к продовольственному магазину. Небольшая площадка за окном из-за скученности, создаваемой машинами и штабелями пустой тары, была превращена в настоящий лабиринт. Эта обстановка, по тайному расчету Иванова, должна стать дополнительным соблазном для «Кавказца». Скрыться в таком захламленном дворе легко.
Засада была хорошо продумана: всю рабочую смену Иванова в одной из комнат пристройки дежурили два оперуполномоченных. Стоило ему нажать скрытую в ножке стола кнопку, и они, услышав звонок, тут же должны были понять: «Кавказец» здесь. И начать действовать по разработанному плану.
Иванов посмотрел в окно. Увы, несмотря на все эти приготовления и на полную конспирацию, «Кавказец» и не думал здесь появляться. В НИИ «Дорстрой» на мясокомбинате его тоже пока не замечали. Его, Иванова, план разработан до последнего движения. Но, рассматривая двор за окном, на котором разворачивалась тыловая жизнь магазина, Иванов с тоской подумал: сколько он видел в жизни таких «хорошо разработанных планов». Прекрасных, отлично продуманных, учитывающих, кажется, все возможные неожиданности. И тем не менее кончавшихся полной неудачей. Приступая к разработке плана, он все-таки надеялся: за это время что-то удастся выяснить сочинцам. Но хотя поисками следов «Кавказца» и «Европейца» в Сочи занимались довольно активно, выяснить там ничего не удавалось.

ИРАКЛИЙ КУТАТЕЛАДЗЕ
Оранжевый комбинатский «Москвич» остановился около дома Ираклия Кутателадзе в половине седьмого вечера. Ираклий посмотрел на смуглого худощавого парня, к которому уже успел привыкнуть. Собственно, новый водитель, Андрей, внешне был очень похож на обычно отвозившего Ираклия домой : комбинатского водителя, Вадима Авилова. Только Вадим любил поболтать, Андрей же был молчуном. Ираклий улыбнулся:
— Пойду?
— Да вы не волнуйтесь.— Андрей помолчал.—Там все в порядке. Проходите в квартиру, и все.
— Тогда — до свиданья?
Кутателадзе вышел из машины. Обогнув угол дома и поднявшись на третий этаж, остановился у своей квартиры. Достал ключи. Да, все как обычно. Наверху раздались легкие шаги. Вчера вечером в его квартире до ночи сидел Валерий. Сегодня должен быть Феликс. К ночи он уйдет. Уйдет — потому что, как понял Ираклий, милиция считает: вряд ли «Кавказец» будет взламывать его квартиру ночью. Равно как и днем, когда в ней никого нет. Сунув ключ в скважину, посмотрел наверх. Точно, Феликс. Невысокий крепкий парень спустился на площадку. Улыбнулся.
— Добрый вечер, Ираклий Ясонович. Как доехали?
— Все в порядке. Идем?
— Идем.
Пропустив Феликса в квартиру, Ираклий зажег свет. Предложил чай, но Феликс отказался. Точно так же отказывался от чая Валерий. Единственное, что оба иногда соглашались делать в его квартире,— смотреть вместе с ним телевизор. И то не всегда. Впрочем, телевизор они тоже смотрели по-особому. Так, будто кроме экрана видели одновременно что-то еще.
Оглядев опустевшую квартиру, Ираклий занялся тем, чем обычно занимался последние вечера. Включил телевизор, мельком глянул на экран. Усадив в кресло Феликса, пошел на кухню. Поставил чайник, наспех попил чай с бутербродами. Позвонил Манане. Разлуку с семьей он переносил с трудом, поэтому с женой и сыном разговаривал по телефону каждый вечер. Причем в последние дни в этих разговорах опять возникла тема ремонта квартиры. Манана, сначала принявшая объяснение о ремонте спокойно, теперь уже в этот ремонт не очень верила. Вот и сейчас, после обмена обычными новостями, разговор снова пошел о злополучном ремонте. В конце Манана сообщила: днем ей на работу звонила из Тбилиси мама Ираклия, Вера Северьяновна. Как показалось Манане, Вера Северьяновна тоже озабочена происходящим. Успокоив Манану и поговорив с Дато, Ираклий положил трубку — и тут же позвонил Иванову. С ним они разговаривали по телефону каждый вечер, причем темы были самыми разными. От обычных житейских проблем до того, как он, Ираклий, должен вести себя в том или ином случае при встрече с «Кавказцем».
Ночью, проводив Феликса и уже засыпая, Ираклий думал о том, о чем привык думать в последние дни. О появившихся в его жизни неудобствах. О Манане и Дато. Об отце и матери. И, конечно, о «Кавказце». Вообще, он считал возможность появления «Кавказца» на комбинате маловероятной. Но все время подогревал себя мыслью: он должен продолжать делать то, что начал. Ведь в его понимании человек, подобный «Кавказцу», позорит его край и его народ. По сути, он хуже дикого зверя. Именно на таких «оборотней» его далекие предки устраивали облаву всем миром. Храбрецы же выходили в горы, чтобы выследить и убить их в одиночку. Ведь в конце концов он знает: даже если к нему, Ираклию Кутателадзе, «Кавказец» не придет, он все равно окажет своему другу посильную помощь. Этого вполне достаточно, чтобы продолжать ждать.

ГОСТЬ
Развернувшись, белая «Восьмерка» остановилась у фургона с продуктами. Увидев ее, Иванов машинально посмотрел на часы: без десяти час, скоро обед. Сидящий за рулем человек вышел. Оглянувшись, запер дверь машины, спрятал ключ в карман. Подошел к фургону, спросил что-то у рабочих. Обычный для такого места человек, подумал Иванов. На вид лет сорок, одет по-молодежному: холщовая кепочка, черная кожаная куртка, джинсы. Приезжающие сюда в машинах люди, как правило, делают одно и то же: входят в заднюю дверь с сумкой или портфелем в руке. И вскоре, выйдя из задней же  двери, уезжают. Долго такие машины во дворе не задерживаются.
Лишь когда один из рабочих кивнул в сторону пристройки, Иванов вдруг сообразил: этого, в кепочке, плотного, с короткой шеей и округлым лицом, он уже видел. Причем недавно. Вот только — где же. Где же, где же… Кажется, в «Жемчуге».
Человек двинулся в его сторону. Идет вразвалку, на окна не смотрит. Вот хлопнула дверь — человек вошел в пристройку. Сделал два шага. Звуки в коридоре стихли. Осматривается. «Кавказец»? Нет— «Кавказец», по описанию очевидцев, выше ростом. Да и открытый для всеобщего обозрения приезд на белой «Восьмерке» — не в манере «Кавказца». Единственное — Иванов сейчас не сомневался, что человек пришел именно к нему. Точно — через секунду в дверь постучали.
— Да!— сказал Иванов.— Войдите!
Дверь приоткрылась, человек спросил:
— Баграт Элизбарович?
— Баграт Элизбарович.
Человек вошел. Постоял перед столом. Снял кепочку, сел. Настороженно повел подбородком:
— Можно вас попросить запереть дверь?
— Зачем?
— Есть разговор. Ну и… не хотелось бы, чтобы мешали.
Оперативная группа видела, как человек вошел. Этого достаточно. Подумав об этом, Иванов подошел к двери, повернул ключ. Вернулся, сел.
— Слушаю вас?
Человек изобразил улыбку:
— Меня зовут Михаил. Фамилия Голдаев. Думаю, вы меня видели? В «Жемчуге»!
— Допустим, видел.
— Баграт Элизбарович, мне очень неловко, что я пришел к вам. К незнакомому человеку.
— Ничего страшного.
— Но у меня нет другого выхода.— Голдаев достал записную книжку. Подцепил ногтем клочок бумажки, положил перед Ивановым: — Вот.
На неровном клочке была изображена цифра «80». Насколько Иванов понимал в расчетах лобовиков, «80» означало, что выдавший бумажку остался должен Голдаеву восемьдесят тысяч рублей. Чуть ниже стояло: «29.1». Дата — двадцать девятое января. На языке лобовиков такие бумажки, своего рода векселя, называются «капустой». Подписи нет — чтобы не оставлять улик.
— Объяснить, что это?—опросил Голдаев.
— Капуста. Но не моя.
— Верно, не ваша. Это капуста Шестопалова. Интересно, подумал Иванов. Шестопалов уверял, что у него нет карточных долгов.
— Капуста Шестопалова, но идете вы почему-то ко мне.
Голдаев положил на стол визитную карточку «Чубиева»:
— Вот. Ваша визитная карточка. Я пришел к вам, потому что знаю только ваш адрес. И… не волнуйтесь. Услугу я оплачу.
Иванов изобразил раздумье. Посмотрел на Голдаева:
— Оплатите?
— Да. Три процента. Естественно, если долг будет отдан. Устроит?
Сейчас надо вести себя естественно. Так, как вел бы себя «Чубиев».
— Ну… я пока еще не знаю, что вам нужно.
— Шестопалов отдал мне только двадцать штук. Сегодня я ему позвонил, но он отказался даже говорить. Больше я с ним дела иметь не хочу. Поэтому прошу вас ему передать: с сегодняшнего дня я включаю счетчик. «Аварийку».
Иванов посмотрел на Голдаева. Взгляд у того непроницаемый. с прищуром.
— Понятно. И какой счет вашей «аварийки»?
— Двести в день. Срок— месяц. Ну, а потом… Потом пусть не жалуется.
— А… если он отдаст долг, что я получу? Три процента от остатка? Или от всей суммы?
— Естественно, от всей суммы.— Оторвав клочок бумажки, Голдаев вывел на нем: «3 %».— Вот расписка. Деньги ваши — если отдаст.
Шестопалов всегда подчеркивал: карточные дела у него складываются блестяще. На самом же деле он должен восемьдесят тысяч. Из которых отдал только двадцать. Может быть, Шестопалов связан с «Кавказцем»? Повертев бумажку, Иванов спрятал ее в карман.
— Ну… хорошо. Попробую что-то сделать. Кстати — когда он вам отдал двадцать штук? Если точно?
— Сейчас… Если точно — двадцать первого февраля.
Двадцать первого февраля… Именно в этот день был ограблен Гарибов. Палина же «Кавказец» «разогнал» чуть раньше — пятнадцатого. Если учесть, что два налета принесли «Кавказцу» сорок тысяч и он делился с Шестопаловым поровну — все совпадает. Голдаев набросал на перекидном календаре семь цифр:
— Мой телефон. Если что-то выясните — позвоните. С десяти до шести. Договорились?
— Договорились. Как станет что-то известно — позвоню.
Голдаев встада., натянул кепочку:
— Пойду…
Открыв дверь, Иванов выпустил его. Через секунду раздался телефонный звонок. Снял трубку, услышал голос Игоря Бязева — оперуполномоченного, сидящего в соседней комнате:
— Борис Эрнестович, у вас… порядок?
— Порядок.— Иванов следил, как Голдаев за окном садится в машину.— Номер видите?
— Вижу.
— Позвоните на ближайшие посты ГАИ. Пусть остановят машину… ну, скажем, за нарушение правил дорожного движения. З адерж ат его и пока не выпускают. Но так, чтобы он ни о чем не догадался.
— Понял.
Положил трубку. Проследил, как белая «Восьмерка», развернувшись, выехала на улицу. Вряд ли приход Голдаева— проверка. Непохоже. Кому и зачем его проверять? Но если это не проверка — значит, Шестопалов ввел его в заблуждение. Скрыв крупный карточный долг. Что же — Шестопалов связан с «Кавказцем»? А почему бы и нет. Вполне возможно. Ведь расклад самый обычный: Шестопалов дает исчерпывающую информацию, «Кавказец» действует. Впрочем, расчеты, которые он сейчас производит в уме, надо проверить. Снял трубку, набрал номер Гарибовой.
— Светлана Николаевна?
— Я. Слушаю вас.
— Это Иванов, узнаете?
— Конечно. Добрый день, Борис Эрнестович. У вас… что-то новое? .
— Нам .нужно увидеться по важному делу. Вы сейчас свободны?
— Что… прийти к вам?
— Нет. Я подъеду к вашему дому на машине. Минут через пятнадцать. У меня светло-голубая «Нива». Выходите и сразу садитесь.

ВЫЯСНЕНИЕ
Ждал он недолго. Выйдя из подъезда, Гарибова села рядом с ним. Он кивнул: .
— Давайте отъедем.
Проехав два квартала, остановил машину.
— Светлана Николаевна… В день, когда вас ограбили, вы спрашивали у кого-то совета — стоит ли вам обращаться в милицию?
Сидит молча. Значит, вопрос ее озадачил. Шевельнулась:
— Что… это имеет значение?
— Имеет. От этого будет зависеть, найдем мы грабителя или нет.
— Оттого, спрашивала ли я у кого-то совета?
— Да. Оттого, спрашивали ли вы у кого-то совета.
Вообще-то, по его расчетам, скрывать ей особенно нечего.
— Хорошо, допустим, я спрашивала. Но я обещала этому человеку не выдавать его.
— И все же настоятельно прошу — назовите его имя. .
— Ну… это Шестопалов.
— Шестопалов? Почему именно он?
— Потому что он никогда не даст плохого совета. И потом… Поймите мое состояние. Ведь с мужем об этом я говорить не могла. Леша был единственным, к кому я могла обратиться. В тот момент.
— Вы ему позвонили? Или сразу приехали?
— Нет. Леша позвонил сам. Он часто звонит — узнать, что и как. Ну и… он сразу понял по моему голосу — что-то случилось.
Шестопалов позвонил первым… Это очень важно. И — этого следовало ожидать.
— Вы поехали к нему?
— Да. Я поехала к нему и все рассказала. Леша посоветовал обратиться в милицию. Сказал — прощать такое нельзя.
— Вы общались с Шестопаловым после нашей первой встречи?
— Общалась.
— И что Шестопалов?
— Ничего особенного. Поинтересовался, что произошло в милиции. Расспрашивал, кто вы, как выглядите, как себя вели. Вообще, что вы за человек. Я сказала — вы очень симпатичный человек.
— О чем еще вы говорили?
— Алексей попросил ваш телефон. Сказал, хочет помочь милиции найти бандита. Я дала. Ведь тайны в этом нет?
— Нет.
— Ну вот. Дальше вы знаете.
— Шестопалов советовал — что можно говорить в милиции, а что нельзя?
— В первый раз, когда я должна была пойти к вам… в МВД — сказал, чтобы я поостереглась говорить про карты. Объяснил — милиция может не так понять. Ну, а во второй… когда я рассказала про вас — посоветовал: надо все объяснить. До конца.
— Ясно.— Включил мотор. Проехав по пустому переулку, остановил машину у подъезда Гарибовой. Если она расскажет об этой встрече Шестопалову, ничего страшного не случится. Но лучше, если он об этом не узнает. Кивнул:
— Светлана Николаевна… очень прошу вас не говорить Шестопалову о нашей встрече. Хорошо?
— Хорошо.— Помолчала.— Я ничего ему не скажу. Обещаю.
— Вот и отлично. Спасибо.
Подождал, пока Гарибова войдет в подъезд — и подъехал к ближайшему телефону-автомату. Заглушил мотор, вышел, набрал номер Бязева. Услышав отзыв, сказал:
— Игорь, это Иванов. Ну что?
— Голдаев задержан. Сейчас находится в отделении ГАИ.
— Что ему предъявили?
— Пока — только подозрение, что машина краденая.
— Личность установлена?
— Да. Голдаев Михаил Витальевич, прописан в Москве. Старший технолог объединения «Трикотажница». К уголовной ответственности не привлекался. Холост. Документы на машину в порядке. Они спрашивают, что с ним делать? .
— Отпустить. С извинением.
— Все понял. Вы приедете?
— Не знаю. Если что-то — я в министерстве.

ШАНС
Выслушав рассказ Иванова, шеф заметил:
— Я правильно понял — вы считаете, «Кавказец» и Шестопалов действуют сообща?
— Считаю. Во всяком случае, пока все за это.
— Заманчиво.— Здесь наступила пауза, во время которой шеф несколько раз переместил по столу ручку.— Но признаюсь — сомнительно.
— Почему?
— Во-первых,— Шестопалов никогда не будет связываться с убийством милиционера.
— Об убийстве милиционера Шестопалов мог и не знать. «Кавказцу» нужно было оружие — он его добыл.
— Хорошо, допустим — мог не знать. Но, н асколько я понял, доказательств связи Шестопалова и «Кавказца» у нас нет? Только домыслы?
— Ну… если уж на то пошло — доказательства можно добыть.
— Каким образом?
— Нащупав их связь.
— Связь… Думаете — это так просто?
— Не просто. Но почему бы не предположить, что связь у них самая элементарная?
— Например?
— Скажем — телефонная? Конечно, по домашнему или рабочему телефонам Шестопалов говорить с «Кавказцем» не будет. Но он вполне может воспользоваться уличным телефоном-автоматом.
Шеф снова покрутил ручку, несколько раз поставил ее стоймя. Отложил.
— Уличным телефоном-автоматом… Ну, допустим.
— Дальше— если бы удалось снять этот разговор на пленку, все было бы решено. Естественно, такую съемку надо вести при понятых.
Генерал тронул ладонью шею:
— При понятых… В общем-то… При нашем положении — это идея.— Посмотрел в окно.— Только — он может вообще не выйти на связь. А?
— Выйдет. Ему нужны деньги. И потом… У меня есть соображения, как эту связь ускорить.
— Любопытно.
— Засадой в НИИ «Дорстрой» занимается Савельев. Он инструктировал Шестопалова, постоянно поддерживает с ним контакт. Вот пусть и скажет сегодня: засада в институте, как не оправдавшая себя, снимается. Шестопалову это сразу развяжет руки. Мне кажется, он давно бы уже дал наводку «Кавказцу», если бы не боялся наших засад.
Генерал некоторое время рассматривал собственные сложенные ладони.
— Ладно. Так и будем действовать. Насколько я понял — вы считаете, Шестопалов будет «разгонять» кого-то из своих знакомых? Так?
— Именно так. На этих знакомых нам и нужно ориентироваться. Причем в самое ближайшее время.
— Ну а… насчет других засад? Вашей и на мясокомбинате?
— Я должен оставаться на месте. Из-за Голдаева. Ну, а Кутателадзе… Не забывайте— Кутателадзе ведь тоже знакомый Шестопалова.

ЦЕХ ПЕРВИЧНОЙ ОБРАБОТКИ
Рабочий день на мясокомбинате начался, как обычно. С утра Ираклий Кутателадзе подписал стопку принесенных секретаршей приказов. Провел летучку. Ответил на нужные звонки, сам позвонил по нескольким нужным звонкам. В одиннадцать секретарша, как всегда, принесла чай. В это время позвонили из цеха первичной обработки продукции. Начальник цеха Кузин сообщил о «ЧП» — часть только что поступившего от поставщиков сырья не соответствует стандарту. Выругав про себя поставщиков, Ираклий бросил: «Сейчас буду»,— и, отдав необходимые указания секретарше — что кому отвечать и кого куда посылать,— отправился в цех первичной обработки. Лишь на середине пути вспомнил: он опять забыл предупредить опергруппу о выходе из комбината. С досадой подумал: Борис рассердится. Действительно, что стоило взять трубку и сказать по телефону: «Выхожу». Впрочем, ничего страшного не произойдет. Да и не возвращаться же.
Возле кабинета начальника цеха Кузина, в небольшой приемной, всегда грудилась очередь. Допуском людей в кабинет руководила молоденькая секретарша Инна. Как давно уже заметил Кутателадзе, Инна и сама являлась приманкой для молодых инженеров и мастеров. Во всяком случае, они то и дело заходили сюда по самым разным поводам. Еще в коридоре Ираклий услышал голос начальника цеха, звучавший на повышенных тонах. Бросив толпившимся в приемной «Добрый день», вошел в кабинет. При его появлении невысокий кругленький Кузин возмущенно показал на стоявшего рядом со скучным видом представителя поставщиков:
— Полюбуйтесь, Ираклий Ясонович. Видели? Где совесть? Главное, выбрали момент. С ножом к горлу.
После длительной перепалки и прямых звонков поставщикам инцидент в конце концов был улажен. Представитель поставщиков ушел. Кузин сел за стол, вытирая платком обильный пот. В дверь заглянула Инна:
— Ираклий Ясонович, к вам посетитель. Я пропущу?
— Что еще за посетитель?
— Говорит, искал вас по всему заводу. Он от промкооперации, из Кабардино-Балкарии. Вот он, за мной стоит.
— Ну — пожалуйста. Пусть проходит.
Инна отодвинулась. Высокий человек лет тридцати, войдя, осторожно прикрыл дверь. Сразу же мелькнуло: этого человека он где-то видел. Темные усы. Темные волосы челкой на лоб. Маленькие немигающие глаза. Синий спортивный костюм с эмблемой «Адидас» над левым карманом куртки. Стоп. Это же «Кавказец». Он его не видел. Но десятки раз слышал его описание. Ираклий сразу ощутил ход собственного сердца. Правая рука гостя в кармане куртки. Ну да — там пистолет. Непонятно только,  как «гость» его нашел. Собственно, что тут находить? Ведь он сказал секретарше, куда выйдет.
— Слушаю? — Кажется, Ираклий не услышал собственного вопроса. Помедлив, повторил громче: — Слушаю вас?
Человек улыбнулся, будто кто-то силой заставил его это сделать:
— Вы — Ираклий Ясонович?
— Я — Ираклий Ясонович.— Мелькнуло: Кузин продолжает усиленно вытирать пот. Ясно — он и понятия не имеет, кто вошел в кабинет. Но во внешнем виде человека нет ничего особенного. Совершенно ничего особенного.
— Понимаете, я приехал к вам в командировку. Издалека, из Кабардино-Балкарии. Ну и — нам с вами надо поговорить. Я от поставщиков, вопросы у меня серьезные.
Не вовремя он вышел из своего кабинета. Да еще забыл об этом предупредить. Если бы это случилось в его кабинете, «Кавказец» давно бы уже был схвачен. Впрочем, может, это все-таки не «Кавказец»? Нет, Борис предупреждал: если кто-то будет рядом, «Кавказец» скорей всего заговорит о производстве.
— Пожалуйста, садитесь. Поговорим.
— Да, но…— Человек настороженно смотрит на Кузина.— Понимаете, разговор у меня особый. Хотелось бы поговорить наедине.
Ираклию вдруг показалось — он весь мокрый. Собственно, чего он испугался? Вспомнились слова Бориса: «В любом случае веди себя так, как ведешь всегда. В любом случае». Надо взять себя в руки.
Помедлив, сказал спокойно:
— Тогда пройдем в мой кабинет. Если наедине.
Он все говорит правильно. Надо увести его в свой кабинет. Опергруппа там рядом, за стенкой. Так как человек продолжал смотреть с некоторым сомнением, добавил:
— В моем кабинете мы можем поговорить спокойно. Да и это недалеко.
Вдруг подумал: он сейчас еле удерживается, чтобы не закричать: «Соглашайся! В моем кабинете я дам тебе все, что ты просишь! Соглашайся!» Казалось, прошла целая вечность, прежде чем человек сказал:
— Все же давайте сначала поговорим здесь. А потом где хотите. Можно и у вас. .
Мелькнуло: здесь есть телефон… Ну и что — телефон? А то, что стоит снять трубку и сказать условную фразу, и опергруппа будет знать, что происходит. Но кто сказал, что «Кавказец» даст снять трубку? Он, Ираклий, слишком долго молчит. Надо что-то говорить.
— Ну… хорошо. Только — как мы будем с хозяином кабинета?
— Да,  ладно.— Спрятав платок, Кузин пошел к двери.— Ладно, Ираклий Ясонович, у меня как раз дела в цехе. Говорите сколько угодно.
Вышел. Как только они остались одни, человек вытащил правую руку из кармана. Пистолет. А человек— «Кавказец». Теперь в этом нет никакого сомнения. Рука медленно поднялась, остановив пистолет у живота Ираклия. Странно, живот будто обварило. Он никогда не стоял вот так, под пистолетом. Человек усмехнулся:
— Ираклий Ясонович, разговор будет простой. Если сделаете что не так, тут же стреляю. Тут же. Понимаете? Выстрела никто не услышит. Поэтому делать будете только то, что скажу. Поняли? Или повторить? Ираклий Ясонович?
Спокойней. Слышишь, Ираклий, спокойней. «Кавказец» обладает многими несомненными преимуществами перед тобой. Он вооружен. Физически намного сильнее. Он не знает жалости. За его плечами, наверное, несколько кровавых расправ. Но ведь какие-то преимущества есть и у тебя. Во-первых, интеллект. Во-вторых, сила духа. Постарайся превзойти его хоть в этом. Да, тебе сейчас не сладко. Но это и хорошо. Ты ведь и должен показать, что струсил. Иначе он поймет — его здесь ждут. Вот и покажи, что тобой овладел страх. Ствол пистолета двинулся, коснувшись живота:
— Эй, директор? Зарнул? Во-первых, открой дверь. Чуть-чуть. И скажи девахе, чтоб никого не пускала. У тебя важный разговор. Понял?
— Понял.— Губы сказали это сами. Помедлив,
Ираклий взялся за ручку двери. Тут же услышал шепот:
— Только панику поднимать не вздумай. Сам понимаешь, трупов будет вагон. Кроме тебя. Уяснил?
— Уяснил.
— Давай. Учти, я стою рядом. Ну?
Ираклий приоткрыл дверь. Все как обычно. Легкий шум, стоят люди. Инна разговаривает с молодым мастером. Кажется, фамилия этого мастера Соловьев. Да, Соловьев. Инна посмотрела с вопросом:
— Слушаю, Ираклий Ясонович?
— Не пускай никого. Хорошо, Инночка? У меня серьезный разговор.
— Даже Сергея Ильича?
— Даже Сергея Ильича. Но он придет не скоро.
— Все поняла. Никто не войдет.
Прикрыл дверь. Повернулся:
— Что еще?
— Еще…— «Кавказец» смотрит изучающе. Помедлив, показал глазами на ключ в двери. — Поверни ключ. Быстро.
Ираклий повернул ключ. Спросил, не поднимая головы:
— Дальше?
— Дальше садись за стол. Учти — телефон не трогать. И вообще сидеть тихо. Никаких лишних движений. Понятно?
Подождав, пока Ираклий сядет, «Кавказец» подошел к единственному в кабинете окну. Встал боком, посмотрел вниз. Отсюда, со второго этажа, ему наверняка хорошо видны все подходы к цеху. Вот повернулся. Так же боком отошел от окна. Сел. Рука с пистолетом лежит на столе. Ствол чуть в сторону. Улыбнулся:
— Ираклий Ясонович, долго мучить вас я не буду. Мне нужны деньги. Двадцать тысяч рублей. Думаю, у вас найдется такая небольшая сумма. Найдется? Причем деньги нужны быстра До часу дня.
Надо тянуть время. Чем дольше его не будет в кабинете, тем больше надежда на опергруппу. Они начнут его искать. Только Ираклий подумал об этом, как раздался звонок. «Кавказец» положил руку на трубку:
— Трубку не брать… Значит, поняли? Деньги нужны до часу дня.
Звонок продолжает звенеть. Аппарат здесь один, на Инну выхода нет. Похоже, это опергруппа. Они его ищут.
— Поняли, Ираклий Ясонович?
— Но… где же я найду такую сумму?
— Не знаю. Это ваше дело. К часу, последний срок — к половине второго я должен получить деньги. В противном случае пострадаете не только вы. Пострадает ваша мама.
— Мама? — Это вырвалось само собой. Вообще, причем здесь его мама? Что, они действуют одновременно здесь и в Тбилиси?
— Но… почему мама?
— Потому что если до полвторого вы не отдадите деньги, мой товарищ вынужден будет войти в вашу квартиру. И сильно повредить вашей маме. Так же, как я буду вынужден повредить вам. Увы.
— В какую мою квартиру? В Тбилиси?
— Зачем в Тбилиси? В Москве.
Наконец телефон замолчал. У него стучит в висках. Почему вдруг возник разговор о маме?
— Но… мама живет в Тбилиси.
— Не знаю, где она живет. Сейчас она в Москве.
— Глупость. Ее в Москве нет.— Вдруг по глазам «Кавказца» Ираклий понял: мама действительно в Москве. «Кавказец» пожал плечами. Снял трубку:
— Не верите — наберите свой номер телефона. Не хотите? Тогда давайте я. Но предупреждаю: говорите с ней только по-русски. Иначе я прерву разговор. Набрал номер, прислушался к гудкам. Услышав чей-то отзыв, протянул трубку:
— Она у телефона. Значит, только по-русски. И коротко. Ваша мама.
Ираклий прижал трубку к уху. В мембране — мамин голос. Как бухает в голове. С ним они могут делать что угодно. Но с мамой… Вообще, он не может даже этого представить. Мама— и они.
— Алло? Мама? Это ты?
— Иракли… Иракли, как я волнуюсь…
— Ты откуда? — Он спросил по-русски, хотя мама говорила по-грузински. Кажется, все проваливается.Летит куда-то…
— Из Тбилиси… Утренним самолетом… Я ведь знала, никакого ремонта… Иракли, зачем ты меня мучаешь? Зачем?
— Как ты попала в квартиру?
— Что значит — как? У меня же ключ.
— Ключ?
— Ты что, забыл? Вы же сами дали мне ключ.
Да, он вспомнил. Он сам дал матери этот ключ.
— Если бы не этот ключ, я б вообще не прилетела. Иракли, ну разве так можно? Я вся извелась.
— Ты о чем?
— О чем… Он не понимает. Что у вас с Мананой? Вы что, разъехались? Разошлись? Говори правду. Ика? Умоляю. Мать не#ьзя обмануть, слышишь? Не молчи. Ну, Иракли?
«Кавказец» поднял пистолет. Показал: все.
— Мама, я тебя очень прошу — успокойся.
— Но, Иракли… Нка…
— Мама, у нас все в порядке. Я тебе потом объясню. Сейчас я не могу говорить.
— Но Ика…— Гудки. «Кавказец» нажал на рычаг.
— Убедились?
— Убедился.— Теперь ему все ясно. Поговорив вчера с Мананой, мама подумала: у них нелады. И наутро вылетела. Это на нее похоже. У мамы это называется «спасать семью». «Кавказец» усмехнулся:
— Ираклий Ясонович, теперь вы понимаете? Я не шучу.
— Да. Понимаю.
Что он говорит? Он полностью потерял контроль над собой. Если бы не мама… Если бы не мама, он действовал бы по заранее разработанному с Борисом сценарию. Сначала бы прикинулся, что у него вообще нет таких денег. Потом попытался бы всячески снизить сумму. Потом сказал бы, что попробует занять деньги у друга. Директора шашлычной, И позвонил бы по телефону опергруппы. О том, что этот номер специально заимствован у одной из шашлычных, не знает никто. Даже справочная служба. Если «Кавказец» вздумал бы вдруг спросить об этом номере по «09», ему бы подтвердили: «Да, это шашлычная». «Кавказец» пригнулся:
— Ираклий Ясонович, очнитесь. Давайте подумаем, как быстрее получить деньги. Они у вас в сберкассе?
— Да. То есть в сберкассе у меня мало…
Опять в голове заметалось: мама… Ведь днем дежурство у его квартиры снимается. Хорошо, допустим «Кавказец» будет задержан. Здесь. Но ведь мама — там. В его квартире. Получается, он, Ираклий
Кутателадзе, должен подставить маму, свою маму, под пистолет убийцы. Веру Северьяновну Кутателадзе. Но, собственно, как он может этому помешать? Даже если допустить, что он был бы согласен откупиться? Где он смог бы достать двадцать тысяч рублей? Да еще— до часу дня? Хорошо, пусть он смог бы их достать, эти двадцать тысяч. Ну и что? Некоторое время Ираклий сидел, повторяя про себя эту цифру. Двадцать тысяч… Нет. Если бы он только сделал это… Если бы передал двадцать тысяч в обмен на жизнь мамы… И при этом отпустил «Кавказца» и его напарника с миром, он стал бы предателем. Обычным предателем. Причем в этом случае он предал бы не только Бориса. Он предал бы всех, кого «Кавказец» смог бы потом убить и ограбить. И не только их самих, но и их близких. Самое же страшное, он предал бы себя. И именно мама, которая сейчас, сама того не подозревая, может вот-вот погибнуть, никогда не простила бы ему этого. Никогда. Вдруг он понял. Ясно, отчетливо понял: он будет проводить разработанный с Борисом план.
— Ираклий Ясонович, вам не жаль свою маму? Или вы думаете, мой товарищ ее пожалеет?
— Нет… Я так не думаю… Но понимаете… Двадцать тысяч… Огромная сумма…
— Побойтесь бога, Ираклий Ясонович. Разве для вас это сумма? Вообще, что для вас двадцать тысяч? Все правильно. Если «Кавказец» знает о его выигрышах в «Жемчуге», то в понимании «Кавказца» ему, Ираклию Кутателадзе, действительно ничего не стоит отдать двадцать тысяч. «Кавказец» чуть повернул пистолет.
— Давайте не будем, Ираклий Ясоноцич. Не нужно сердить друг друга. Разойдемся с миром. Вы отдаете деньги, я ухожу. И никогда больше на вашем горизонте не появлюсь. Здесь полная гарантия.
— Все же… двадцать тысяч. Может быть, я действительно мог бы их сейчас набрать. Ну чуть меньше. Двадцать тысяч, честное слово, просто не наберу. Скажем, тысяч десять? Хорошо?
— Ираклий Ясонович. Жадность — знаете, как она губит людей? Хорошо, сейчас я возьму десять тысяч. Но ведь я приду потом. Чтобы забрать остаток.
— Может быть, пятнадцать вам хватит? Все-таки — такая огромная сумма?
— Ну и жадюга же вы, Ираклий Ясонович. Что вам пять тысяч?
— Хорошо… Только… Как я попрошу такую сумму? Ведь просто так ее никто не даст. Скажут — зачем?
— Это не проблема. Скажите, заболел родственник. Нужны деньги на операцию. Вас же знают, Ираклий Ясонович? У вас авторитет.
— Ну хорошо… Хорошо… Просто не знаю… Я мог бы позвонить одному другу.
— Ну так звоните.— «Кавказец» развернул аппарат.—Подождите. Что это за друг?
— Один мой друг. У него… у него бывают деньги.
— Деньги — это хорошо.— «Кавказец» долго молчал. Повторил: — Деньги — это хорошо. Только откуда я знаю— может, вы собираетесь звонить в милицию?
— Почему в милицию? Я позвоню своему другу.
— Куда вы позвоните своему другу?
— На работу. Он сейчас на работе.
— Куда именно на работу? Где он работает?
— Он заведует пунктом стеклотары. Межрайонным. Если вы не верите, можете позвонить в справочную. И спросить, как позвонить в Краснопресненский пункт сбора стеклотары.
— Как его зовут, вашего друга? Имя, отчество, фамилия?
— Чубиев. Баграт Элизбарович Чубиев.
«Кавказец» посмотрел в окно. Кажется, этот взгляд его успокоил— придвинув к себе аппарат, он сказал:
— Хорошо. Давайте-ка его телефон. Напишите на бумажке. Проверим.
Оторвав листок календаря, Ираклий набросал телефон. «Кавказец» набрал «09».
— Пожалуйста, телефон межрайонного пункта сбора стеклотары. Стек-ло-тары. Краснопресненский район. Да.
Выслушав ответ, положил трубку. Тронул лоб.
— Ладно, звоните вашему другу. Только предупреждаю: без фокусов. Говорите коротко. Нужны деньги. И все. Деньги пусть привозит сюда. Для него я ваш родственник. Племянник. И пусть поторопится. Времени мало.— Помолчав, тронул телефонный аппарат: — Звоните.
Ираклий снял трубку, набрал номер. Гудки. Вот щелкнуло. Голос Бориса:
— Алло? Слушаю вас?
Только бы Борис его понял. Только бы понял. ,
— Багратик? Здравствуй, это я. Ираклий.
— Ираклий? — Голос Бориса чуть замешкался.—Ты… откуда?
— С работы. Понимаешь, Багратик, у меня большое несчастье. Какое, объясню потом. Мне срочно нужны деньги. Очень срочно.
— Сколько тебе нужно?
— Двадцать тысяч.
— Ого. Таких денег я могу не собрать. А… что случилось-то?
Ясно, Борис подстраховывается — на случай, если «Кавказец» слышит ответы.
— С мамой… несчастье.
Он нарочно чуть выделил «с мамой». Борис вздохнул:
— А… что с твоей хмамой? Что-нибудь серьезное? Она что… больна?
— Да, больна. Серьезно больна.
— Что — это недавно выяснилось? Я никогда не слышал, что она у тебя больна…
— Это выяснилось только сегодня. Баграт, умоляю— привези деньги. За мной не встанет, ты же знаешь.
— Н-ну… хорошо. Попробую.
— Не «попробую». Нужно везти деньги, срочно. И — до часу дня.
— Почему такая спешка? Ч т о— поезд отходит?
— Багратик, дело не в поезде. Срочно вези деньги. Пойми— мама для меня дороже всего.
— Ладно, Ираклий. Ладно. Но… я это делаю только ради твоей мамы.
— Спасибо, Б агратик.— «Я это делаю только ради твоей мамы». Судя по этим словам, Борис понял: с мамой Ираклия действительно что-то случилось.— Я знал, ты не подведешь.
— Подожди благодарить. Куда везти деньги? На комбинат?
— Да. Только — я буду ждать не у себя в кабинете. У нас есть цех первичной обработки. Я сейчас там. В кабинете начальника цеха. Приходи прямо туда. С деньгами.
— Хорошо. Сейчас буду.
— Спасибо, Баграт. Жду.

ТУХЛОЕ МЯСО
О том, что Ираклий захвачен «Кавказцем», Иванов понял сразу, как только услышал по телефону: «Багратик! Здравствуй, это я, Ираклий…» Не только из-за «Багратика». Голос Ираклия был совсем чужим. Сухим, хриплым. Как только Иванов все это понял, в голове сразу же заметалось: «Где Линяев и Хорин?» Почему Ираклий звонит ему… Ведь они договорились— оказавшись вне кабинета, Ираклий в случае опасности должен звонить в опергруппу. Линяеву и Хорину. Ведь они рядом, на комбинате. Специально для таких случаев им выделен «подставной» телефон. Впрочем, тут же он понял: времени на метания и раздумья не остается. Без всякой паузы он должен решить, как говорить. Исходить ли из того, что «Кавказец» прижал ухо к мембране и слышит все, что ему говорит сейчас Ираклий? Или — нет? Хотя — в любом случае он обязан говорить так, будто «Кавказец» все слышит. Но — вдруг «Кавказец» знает, кто такой «Чубиев»? Неясно. Ладно, выбора все равно нет. Да и Шестопалов вряд ли имел возможность и желание посвящать в это напарника. В общем-то, в этом разговоре все для Иванова было разложено по полочкам. Ираклий забыл предупредить о выходе из кабинета. «Кавказец», пройдя на территорию комбината, поинтересовался, где директор. Узнав, что директор в цехе, прошел туда и легко захватил Ираклия. Линяев и Хорин, скорее всего, об этом захвате могут только подозревать. Но не знают — иначе бы они ему позвонили. Единственное, что смущает — интонация, с которой Ираклий сообщил о матери. Что-то здесь не то. Нажав на рычаг, Иванов тут же набрал номер Мананы:
— Мананочка, это Боря. Не могу долго говорить, извини. Что с Верой Северьяновной? Она часом не заболела?
— Почему заболела? Она в Москве.
— В Москве?
— Да. Прилетела сегодня утром. Я с ней только что разговаривала. А… что случилось? Боря?
— Ничего. Надеюсь, мама разместилась в квартире Ираклия?
— Конечно. У нее свой ключ. Да объясни, в чем дело? Я уже два раза звонила Ираклию. Конечно, найти его невозможно. Он же никогда не сидит на месте.
— Мананочка, ты не волнуйся. Просто у меня небольшое дело к Вере Северьяновне. Да — ты давно с ней разговаривала?
— С полчаса.
— Она, конечно, сейчас там? На Тимирязевке?
— Конечно. Мы же с Ираклием на работе. Она будет нас ждать. .
Ударив по рычагу, нажал кнопку вызова опергруппы. Тут же набрал домашний номер Ираклия. Сразу узнал голос Веры Северьяновны. По интонации — с ней пока ничего не случилось. Она даже ответила по-тбилисски: не «Алло?», а «Батоно?»
— С приездом, Вера Северьяновна, Это Боря Иванов.
— Боречка? Тысячу лет! Ой, Боречка, вай ме! Как я рада! Понимаешь, я в Москве.
— Вера Северьяновна, простите, ради бога, я сейчас не могу особенно долго разговаривать. Я к вам обязательно сегодня приеду, мы увидимся, поговорим. Вы давно в квартире?
— Только утром прилетела. Первым рейсом.
— То есть около одиннадцати вы уже были в квартире?
— Примерно… А что это тебя интересует?
— Да… к Ираклию должны были в это время зайти или позвонить. Никто не заходил?
— Никто.
— И не звонил?
— Нет. Хотя подожди… Звонил. Как раз когда я вошла. Мужской голос. Спросил Ираклия. Я сказала, он на работе.
— Больше он ничего не спрашивал? Может, что-то передавал?
— Ничего не передавал. Спросил только: «Вы его мама?» Я говорю: «Да, мама». Он сказал — он друг Ираклия. Мы очень мало поговорили. Потом звонил Ираклий. Но как-то странно. Трубку положил.
— Вера Северьяновна, у меня большая просьба. Можно к вам сейчас заедут два наших друга? Моих и Ираклия? Мы договорились встретиться на квартире Ираклия, им пока некуда деться? А мы с Ираклием подъедем позже?
— Ради бога, пусть приезжают. Вообще, где Ираклий? На работу ему звоню, не могу дозвониться. Ты не знаешь? Что за манера вообще бросать трубку? От кого, от кого, но от Ираклия такого не ждала.
— Вера Северьяновна, еще одна просьба. Никому не открывайте, пока наши друзья не подъедут. Что бы за дверью ни говорили. Мосгаз, водопроводчик, телеграмма и так далее. Никому, даете слово?
— Боря, не нравится мне это… Почему ты об этом говоришь?
— Понимаете, Ираклий связался с ремонтом. Ну и — нашлось несколько назойливых типов. Рвачи, жулики, пытаются содрать с него лишние деньги. Хорошо, я вмешался. Устроил ему честных ребят. Зачем лишнее переплачивать? А мои все хорошо сделают. Качественно. Ну, а эти — все еще ходят. Навязывают услуги. Поэтому не открывайте никому. Мои ребята подъедут скоро. Минут через пятнадцать. Запомните, их зовут Игорь и Володя. Запомнили?
— Конечно. Игорь и Володя.
— Откроете только им. Они скажут: «Это Игорь и Володя, друзья Бориса Иванова». Как только это услышите, впускайте. Хорошо?
— Хорошо. Вы-то с Ираклием скоро подъедете?
— Скоро. Я еще позвоню. Всего доброго.
Положил трубку. Два дежурных оперуполномоченных, Игорь Бязев и Володя Коротков, уже стояли рядом. Посмотрел на них:
— Только что звонил Кутателадзе. Кажется, он захвачен. Есть подозрение — его квартира тоже под прицелом. Конец разговора с матерью Кутателадзе слышали?
— Слышали,— сказал Бязев.
— Срочно езжайте туда. Что делать и как действовать— не мне вас учить. Мать Кутателадзе зовут Вера Северьяновна. Для нее вы — Игорь и Володя, мои друзья. Приехали ремонтировать квартиру. Я выезжаю на мясокомбинат. Как только окажетесь в квартире Кутателадзе, звоните туда. В опергруппу. Адрес на Тимирязевке знаете. Это третий этаж, без лифта. Поторопитесь.
Не глядя в их сторону, набрал номер опергруппы на мясокомбинате. Отозвался Линяев. Иванов сразу спросил:
— Что с Кутателадзе, знаете?
— Да. Думаем, захват. В цехе первичной обработки.
— «Думаем»… Почему я должен узнавать это раньше вас?
— Я звоню непрерывно. У вас занято. Да и… мы только что поняли.
— Хорошо, разберемся потом. Какие приняты меры?
— Хорин и Козлов уже там. Только что звонили — контролируют выход из кабинета. Я на связи. Вызвана дополнительная опергруппа.
— Зря. Надо было без паники. По всему — он один.
— Но ведь…
— Обсуждать будем потом. Действуйте так: сейчас вы идете к цеху и сменяете Козлова. Пусть идет к проходной и проследит за действиями дополнительной опергруппы. Главное, что б не было паники. Понятно? Вообще — пусть дождутся меня. «Кукла» у вас готова.
— Готова.
— Захватите с собой. Я выезжаю к вам. Постараюсь быть минут через десять — двенадцать. Вообще, напомните — что это за место? Этот кабинет? Народ там есть?
— Есть. Это на втором этаже, в дальнем конце кабинета.
— Люди о чем-нибудь догадываются?
— Пока нет. Кутателадзе предупредил, чтобы к нему никого не пускали. И запер дверь изнутри.
— Ждите меня с Хориным на первом этаже. На глаза не лезьте. Все, я скоро буду.
Положил трубку, машинально хлопнул себя по боку, проверил пистолет. Прихватив пустой портфель, быстро вышел во двор, сел в «Ниву». Вывернувшись из краснопресненских переулков, дал полный газ. На ходу, еле успевая проскакивать светофоры, подумал: кажется, номер с «Чубиевым» прошел. Ясно также, почему Ираклий позвонил именно ему — из-за мамы. Если номер с «Чубиевым» прошел, он может смело входить в кабинет. Конечно, в крайнем случае он возьмет «Кавказца» и один. Но лучше подстраховаться. Как — пока неизвестно. Нужно думать. Думать… Жаль, в кабинете Ираклий. Если бы он, Борис Иванов, оказался в этом кабинете один на один с «Кавказцем», то взял бы его, не задумываясь. Чем бы тот ни был вооружен. Хоть гаубицей. С Ираклием же совсем другое дело. Мало ли, начнется пальба… Рисковать нельзя. Что же придумать… Что же… Все, проходная комбината. Перед тем как за тормозить, незаметно огляделся. Как будто никаких «напарников». Старенький «Рафик» с рекламой мороженого на дверце. Похоже, именно на нем прибыла дополнительная опергруппа. Выключив мотор, вышел из машины. Сразу за дверью проходной столкнулся с Козловым. Спросил тихо:
— Где дополнительный наряд?
— Здесь, в комнате вахтеров.
— Ничего нового нет?
— Нет. Линяев и Хорин в цехе. Ждут вас.
— Очень хорошо. Куда выходит окно из этого к а бинета?
— Во двор.
— То есть меня он увидит?
— Если вы подойдете, увидит.
— Все, пошел туда. Смотрите за обстановкой.
Выйдя из проходной и шагая по территории комбината, Иванов продолжал перебирать все возможные варианты подстраховки. Конечно, если ничего не придумается, можно просто рассчитать время. Так, чтобы в момент, когда он будет передавать «куклу», в кабинет ворвались Линяев и Хорин. Нет, не годится. Он ведь не знает, как будет настроен «Кавказец» именно в этот момент. В Линяева и Хорина он верит. И все же, если в этот момент пистолет будет у «Кавказца» в руке, может быть всякое. В том числе и трупы. Надо придумать какую-то хитрость. Отвлекающий момент. Вот только — какой. Пройдя еще немного, Иванов завернул за угол и увидел цех первичной обработки. По внешнему виду — все спокойно. По крайней мере, внизу, у входа в цех, никого нет. На втором этаже несколько окон. Вполне возможно, «Кавказец» стоит у одного из них. И видит сейчас его, «Чубиева». Пусть видит. Он, Баграт Чубиев, идет на выручку. В руке у него портфель со срочно собранными двадцатью тысячами. На операцию маме., Единственное — лишь бы не сорвался Ираклий. Впрочем, вряд ли Ираклий сорвется после разговора с ним. Осталась мелочь — придумать под страховку. Сейчас он увидит Линяева и Хорина, Задерживаться с ними долго нельзя. Если «Кавказец» видел его из окна, он будет ждать его сразу. Времени — только чтобы подняться по лестнице. Стоп. Кажется, он придумал. Как только раньше это не пришло ему в голову. Ведь они на мясокомбинате. Ну конечно. Мясо. Ему нужно несколько килограммов испорченного мяса. Не может быть, чтобы здесь, на комбинате, не нашлось нескольких кило протухшего мяса. Причем желательно целым куском. Так, чтобы края свисали с рук…
Войдя в дверь, он столкнулся с Линяевым и Хориным. Спросил:
— Все по-старому?
— По-старому,— тихо сказал Линяев.— Вернулся начальник цеха. Мы сказали, директор занят. Он снова ушел.
— «Кукла»?
— Вот.— Хорин показал толстую пачку, завернутую в газету. Иванов быстро опустил ее в портфель, щелкнул застежкой. Сказал:
— Я иду туда, передавать деньги. Полагаю, он меня уже видел. Вы же — где хотите, но срочно достаньте сейчас две вещи. Белый халат и большой кусок тухлого мяса. Кило на десять. И тухлого, чтоб воняло. Понятно задание?
— Понятно,— Линяев кивнул.
— Как только достанете, один быстро надевает халат, второй берет в руки это мясо. Вместе подходите к кабинету, прямо под дверь. У кого мясо, начинает базар. Голоса не жалеть. Мол, чем кормите народ, где директор и так далее. Второй должен оправдываться. Побазарите около минуты — и в кабинет. Все ясно?
— Ясно,— сказал Хорин.
— Действуйте. Я пошел. Где этот кабинет? Направо, налево?
— Налево. Там открыта дверь, увидите.
Быстро поднялся по лестнице, прошел налево по коридору. Вот приемная. Двое парней разговаривают у окна. За столом — молодая девушка. Секретарь начальника цеха. По крайней мере, по виду. Ей, наверное, и было дано указание никого не пускать. Подойдя, пригнулся:
— Ираклий Ясонович как будто здесь?
— Здесь. Он просил никого не пускать. У него важный разговор.
— Знаете — он меня ждет. Доложите, пожалуйста. Скажите — к нему Баграт Элизбарович Чубиев. Чу-би-ев. Он примет.
Посмотрела недоверчиво.
— Н-ну хорошо. Я доложу, мне что.
— Пожалуйста.
Подошла к двери, постучала:
— Ираклий Ясонович! Тут к вам…— Помедлив, снова постучала: — Ираклий Ясонович?
Дверь чуть приоткрылась. Но кто за ней стоит, Иванов не увидел. Девушка сказала, уже тише:
— Ираклий Ясонович, к вам какой-то Чубиев. Пустить?
— Да, пожалуйста…— Голос Ираклия.— Пустите, я его жду.
Девушка кивнула «проходите». Войдя в кабинет, Иванов сразу увидел «Кавказца». Стоит у окна, правая рука в кармане. И то хорошо. Если бы он держал пистолет в открытую — было б много хуже. Ираклий сказал тихо:
— Багратик, познакомься,— мой племянник.
«Кавказец» нехотя кивнул. Иванов поклонился:
— Очень приятно. Чубиев. Что… можно при нем?
— Да…— Ираклий замялся.— Собственно, он и приехал… Чтобы передать эти деньги. Для мамы.
Надо тянуть как можно дольше. Пока не подойдут Линяев и Хорин. Прыгнуть на «Кавказца» и не дать ему достать пистолет он мог бы уже сейчас. Но с Линяевым и Хориным все будет гораздо чище. Посмотрел на Ираклия:
— Вот что. Только пойми меня правильно. Я тебе абсолютно доверяю. И все же — давай, чтобы все было спокойно. Напиши расписку. Сумма серьезная. Тем более тут твой родственник. Ты ведь не против?
— Багратик, деликатный вопрос. Без процентов?
Молодец Ираклий. Полная натуральность.
— Без. Я думаю, ты остался человеком. Так ведь? И сможешь оценить.
— Спасибо. Значит — пишу на двадцать?
— На двадцать.
Ираклий начал писать. «Кавказец», стоя рядом, искоса смотрит в бумажку. Иванов незаметно сделал короткий шаг. Расстояние до «Кавказца» сократилось. Да, в случае чего он наверняка достанет «Кавказца» одним прыжком. В этот момент за дверью раздались громкие голоса., Линяев и Хорин. Ираклий и «Кавказец» повернули головы. «Чем вы кормите людей? Чем?» — слышалось за дверью.— «Этой падалью? Где ваш директор?» Сделав еще полшага, Иванов спросил:
— Что это? Что за шум?
— Не знаю.— Ираклий пожал плечами.— Кто-то шумит. Вообще у нас такое редко бывает.
Линяев действительно не жалеет голоса. «Давайте сюда вашего директора, я ему в морду это мясо кину! Пусть жрет сам! В конце концов, мы детское учреждение! Совесть у него есть?» Ираклий отложил ручку.
— Ну, знаете… Это переходит границы… Надо положить конец.
— Не отвлекайтесь, Ираклий Ясонович,— тихо сказал «Кавказец».— Я закрою дверь.
Шагнуть он не успел — в дверь ворвались Линяев и Хорин. С рук перепачканного кровью Линяева свисал огромный кусок мяса. Оглянувшись, он двинулся к «Кавказцу»:
— Где у вас тут директор? Вы чем кормите народ? Понюхайте, чем пахнет? Вы вообще соображаете?
Комната наполнилась запахом тухлятины. «Кавказец» брезгливо отодвинулся:
— Что вы ко мне? Вот директор.
Этого было достаточно, чтобы Хорин в белом халате успел зайти с другой стороны. Скорее даже не увидев, а почувствовав это, «Кавказец» дернулся, но достать руку с пистолетом уже не успел. Хорин и Линяев повисли на нем с двух сторон.

СЧИТАТЬ УСТАНОВЛЕННЫМ
Через несколько дней в комнате прокуратуры, дожидаясь, пока Прохоров заполнит протокол, Иванов в который раз уже рассматривал лежащие перед ним на столе вещественные доказательства, отобранные им лично у «Кавказца» в момент задержания. Сейчас на столе следственной части прокуратуры, неподвижные и отстраненные от того, что совсем недавно было с ними связано, вещдоки выглядели довольно мирно. Пистолет системы «Макарова» — номерное оружие, принадлежавшее Садовникову. Искусно сделанный парик. Такие же накладные черные усы. Контактные линзы, меняющие цвет глаз. Распорки для ноздрей, изготовленные из канцелярской резинки. Резиновые защечные подушечки. Специально сделанный холщовый пояс с гнездами. Рядом — вынутые из этих гнезд ножи и стальные прутья с насаженными на них рукоятками. Одним из таких прутьев, как и предполагал Иванов, был убит Садовников.
«Европеец», отобравший паспорт у Нижарадзе, и «Кавказец» оказались одним и тем же лицом — жителем Сочи Виталием Уховым. Предположение Иванова подтвердилось и здесь: Ухов, войдя в преступный сговор с Шестопаловым, вымогал крупные суммы денег у лиц, имена и адреса которых ему называл партнер. Пистолет Ухов забрал у убитого им инспектора ГАИ Садовникова. Об этом убийстве Шестопалов действительно не знал — что отнюдь не умаляло его вины, как организатора преступной группы. Связь Шестопалова с Уховым была подтверждена видеопленкой, на которую был снят разговор директора НИИ по уличному телефону-автомату. Разговор этот состоялся вечером, накануне налета Ухова на мясокомбинат. Возвращаясь с работы домой, Шестопалов попросил водителя ненадолго остановить машину. Выйдя, зашел за угол и позвонил по телефону-автомату. Бесстрастная видеопленка зафиксировала движения губ, а значит, и слова. В том числе — «Ираклий Ясонович» и «мясокомбинат».

СТАРАЯ МЕЛОДИЯ
Он включил приемник. Посмотрел на сидящую рядом Веру Северьяновну:
— Вам не помешает?
— О чем ты, Боря? Я люблю музыку.
Вера Северьяновна молчит, глядя вперед. Ираклий не мог проводить мать на этот утренний рейс и попросил это сделать его, Бориса Иванова, своего друга. Тронув ручку настройки, Иванов подумал: все-таки хорошо, что Вера Северьяновна так и не  узнала ни о чем. Как он и предполагал, упоминание «Кавказца» о напарнике оказалось точно рассчитанной уловкой, что подтвердили подъехавшие на Тимирязевку Бязев и Коротков. Никаких следов пребывания здесь сообщника «Кавказца» они не обнаружили. Так что об опасности, которая могла ей угрожать, Вера Северьяновна даже не подозревает.  И уж тем более она не знает об опасности, угрожавшей Ираклию. Наверное, ей сейчас легко и хорошо — ведь она возвращается в Тбилиси, убедившись, что у Ираклия с Мананой все в порядке.
Поворачивая тумблер, Иванов вдруг услышал сквозь треск помех и звуки голосов знакомую мелодию. Чистый, спокойный звук трубы. Как давно он не слышал этот звук трубы. Наверное, лет десять. Мелодия хорошо ему знакома, но сейчас кажется — он слышит ее впервые. Настолько она прекрасна.