Глава I
МИСТЕРА «ГОПКИНСА И К°» ОСЕНЯЕТ ИДЕЯ
Гопкинсу приснилась черепаха… В довершение — утром влетело радио о саранче исполинских размеров, разгромившей плантации канадской пшеницы. Конечно, последнее для «Гопкинса и К°» — пустяк, но настроение сверхмиллиардера сверхкапризная вещь.
— Хорош прогресс,—-ворчал Гопкинс,— если насекомое побеждает труд нескольких тысяч человек.
— Культура, ползущая как черепаха! — продолжал он, вспомнив сон. И вдруг барометр настроения духа прыгнул
на «ясно», ибо Гопкинса осенила идея.
— Мистер Браун! — только подумал он о секретаре.
Однако тот занял позицию, одинаково готовый боксировать или разбирать халдейские письмена, так как от патрона следовало ожидать всего.
Браун был настоящим секретарем миллиардера: говорил на всех языках, объясняясь на некоторых из них для простоты знаками; бегло молчал; выжимал одной рукой сто кило, мог не мигая смотреть на солнце и произвольно бледнеть в восточных банях; обгонял на пишущей машинке техасский экспресс и, конечно, знал стенографию, которую изучал по образцам в России.
— Мистер Браун…— произнес Г опкинс.
Секретарь с ловкостью циркового фокусника выхватил пишущую машинку величиною с портсигар и, разместив на ладони, начал…
Через сорок секунд все было закончено. Гопкинс просмотрел и, возвращая Брауну, добавил:
— Во все газеты земного шара. До часу вы свободны.
Секретарь извлек хронометр. В распоряжении — две часа семнадцать минут! Из них полтора на корреспонденцию по всему миру… Пять минут на завтрак и две на сигару… Тридцать секунд на составление приветствия, а минута на произнесение того же приветствия мисс Гопкинс… Пять на обычное интервью о курсе патрона… Пятнадцать — с индийским факиром… Остается восемнадцать с половиной минут! К невесте — шесть, обратно — семь, три — с мамашей невесты, итого для самой Клары — две с половиной минуты. Невозможно: поцелуй занимает три с половиной! Браун вздохнул — очевидно, сегодня придется обойтись без поцелуя.
Глава II
ИДЕЯ «ГОПКИНСА И К°» ПРЕДАЕТСЯ ШИРОКОЙ ГЛАСНОСТИ
На следующий день тираж в семимиллионном городе достиг колоссальных размеров. То же самое повсюду, Даже в негритянской республике Либерии, где газеты выходили белыми буквами по черному фону. К вечеру, в
гуще световых реклам Нью-Йорка, у «Лирик-Театра» собирались толпы. Люди жестикулировали. Заключались неслыханные пари. У пристаней и в доках даже дрались. И все потому, что появилось объявление «Гопкинса и
К° — из Нью-Йорка»! Его не без зависти прочли некоторые коронованные особы в Европе. Оно гласило:
«Фирма «Гопкинс и К°» из Нью-Йорка» предлагает премию тому, кто: по истечении года со дня настоящего объявления представит проект наиболее потрясающий в смысле торжества человеческого гения на путях к прогрессу, независимо от сферы изобретения.
Международная комиссия определит два заслуживающих награды проекта. Автор одного из них, по суверенному выбору учредителя премии, получит немедленно миллиард долларов. Право на эксплуатацию премированного изобретения переходит к фирме «Гопкинс и К°».
Глава III
РУССКИЙ И ФРАНЦУЗ
Три года инженер-электрик Добрышин работал над своей идеей. Внешняя жизнь совершенно не интересовала его. Если бы не старушка-хозяйка, он зачастую забывал бы про пищу. Его комнага сплошь заставлена странными приборами и завалена чертежами. У окна — огромный планшет на подрамнике из простого дерева. В это помещение Добрышин никого не допускает. Сегодня у него праздник — наконец вчерне все закончено! Остается вычертить детали и построить модель, могущую в малом масштабе, но полностью продемонстрировать опыты. Последнее займет около года, а потом… Добрышин откинулся на спинку кресла и зажмурил глаза — слишком лучезарным представлялось будущее!
За кофе, как и всегда, вместе с утренней почтой профессору Высшей Политехнической Школы в Париже Лустало подали газеты. Проглатывая изящный сандвич, он развернул «Матен».
— О, ла, ла! — воскликнул профессор.— Как это интересно!
На первой странице красовалось объявление «Гопкинса и К° — из Нью-Йорка»,,
Профессору — едва тридцать лет. В кругу инженеров слегка знали, что он работает над каким-то таинственным изобретением. Но Лустало по виду вел общительную жизнь — бывал в театрах, ресторанах и только уединялся с двенадцати ночи. Радость, охватившая его при чтении газеты, была понятна: вчера профессор закончил свой проект. Оставалось построить. Избегая преждевременной огласки, он уклонялся от какой-либо субсидии, между тем конструкция требовала крупных затрат. Лустало был богат, но его состояния по смете едва хватало, и он колебался. Объявление конкурса положило конец сомнениям. Через год все будет готово, но у профессора не останется ни сантима.
— Вперед, Лустало, победа обеспечена!
Глава IV
КАПИТАЛ
Годичный срок истекал. Премия в миллиард долларов — треть состояния Гопкинса, но, предназначенная к выплате, она возвращалась уже авансом, так как доходы с его предприятий невероятно возросли.
На этикетках бутылок Гопкинс поместил знаменитое объявление, и ром раскупался по двойной расценке.
Сигары Гопкинса наводнили даже Турцию!
Бедняки охотно переплачивали за пшеницу Гопкинса, потому что .последний преследовал благие цели!
Принадлежащие ему океанские пароходы грузились выше ватерлинии, так как плакаты в буфетах и даже трюмах свидетельствовали о гуманных стремлениях владельца!
Свиные туши с клеймом — призывом Гопкинса, что может быть трогательнее?
Бобовые консервы с салом, способствующие прогрессу!
Хлопок, которому, в конечном итоге, благодаря завоеваниям культуры, не угрожает ненастьем небо!
Паровозы типа «Гопкинс и К°», мчащие к порабощению стихий гением человека!
Подошвы со штампом Гопкинса, направляющиеся прямым ходом туда же!
Гопкинс всегда умел занять такую позицию, что затея, не имеющая на взгляд реальной выгоды, могла принести только дивиденд.
Глава V
ВЕРХОВНАЯ КОМИССИЯ ИСПОЛНЯЕТ СВОИ ФУНКЦИИ… ГОПКИНСУ ПРИНАДЛЕЖИТ РЕШАЮЩЕЕ СЛОВО
Представители частей света заседают ровно неделю. Они объявят имена двоих Но, несмотря на таинственность совещаний, репортеры узнают многое. Три изобретения представляются замечательными. Конкурируют: негр, француз и… русский!
Изучая свойства львиной гривы и густых зарослей в Центральной Африке, негр открыл экстракт. Стоило помазать им даже кактус, как тот покрывался шевелюрой, не .говоря уже про человеческие лысины. Действием экстракта летнее пальто превращалось в доху, валик музыкальной катушки — в муфту, слон — в чудовищного пуделя!
Тем не менее кандидатура негра отпала, хотя среди ученых он имел приверженцев. Остались француз и русский… Кто получит премию?!
В ожидании решения страсти разгорелись. Беднейшее население отстаивало русского, другие — француза. Только пожарными рукавами «Гопкинса и К°» предотвратили социальную вспышку. Наконец, репортеру по весу — легче жокея, юрче — налима и смелее — Александра Македонского удалось выяснить… Фамилия француза — Лустало, русского — Добрышин.
Первым говорил Лустало:
— Действием моего прибора сила тяжести приобретает любое направление (!). Груз, лежащий на поверхности, испытывает влияние силы тяжести, притягивающей его к земле. Я меняю направление этой силы, и она по желанию поднимает груз вверх или передвигает в сторону (!!). Прибором можно поднять из шахты вагонетку, заставить висеть в воздухе грузовик и, сидя в комнате, переставлять предметы не касаясь их (!!!).
Водворилась тишина. Затем посыпался ряд вопросов:
— Может ли прибор отодвинуть в сторону крепостной вал или перебросить на другое место дивизию пехоты с артиллерией? — спросил первым представитель военной лиги.
— Тихоокеанский пароход — в центр материка? —- перебил директор «Ллойда».
— Консерватора двинуть вперед? — выкрикнул либеральный политический деятель.
— К сожалению, по техническим условиям века прибор способен оперировать с грузами, не превышающими
пяти тонн,— ответил Лустало.
Гопкинс молчал«. следовало выслушать второго претендента.
— Мое изобретение,— начал Добрышин,— касается усовершенствования радиоволн…
На лицах присутствующих отразилось разочарование.
— Благодаря аппарату,— продолжал Добрышин,—радиоволны из невидимых и неосязаемых приобретают
конкретную форму… Можно создать из них в пространстве или на земле любое сооружение, рельеф». Подобие пирамиды Хеопса, кряж Кордильер, запруду на Амазонке, крышу, предохраняющую плантации от града, пологий каток с уклоном на сотни миль, по которому, без затраты энергии, спускать транспорты грузов, обернутых в изолированную обмотку (!!!).
Произошел невероятный шум. Если бы разорвалась бомба 42-сантиметровой гаубицы, то и тогда эффект не получился бы более потрясающим. Ничего нельзя было понять. Все пришли в исступление. Колокольчик председателя оказался бессильным, пришлось прибегнуть к тулумбасам.
Добрышин получал премию в миллиард долларов!
Гопкинс получал право эксплуатации!
Никто не заметил, когда бледный Лустало покинул собрание.
Глава VI
ВРЕМЯ ИДЕТ
События развертывались с кружащей сверхдействительностью. Гопкинс занял господствующее положение в промышленности всего мира. Его конкуренты потерпели ряд грандиозных крахов. Но секретарю Брауну не стало от того легче, и хотя, путем усилий, он сохранил продолжительность поцелуя невесты до полутора минут— у него не всегда они оказывались. Профессор Лустало исчез бесследно.
Глава VII
ЗАОБЛАЧНАЯ ЭКСПРОПРИАЦИИ
Аэроплан, совершающий рейсы Москва-Берлин-Лондон и везший, кроме пассажиров, несколько пудов фунтов стерлингов, был задержан в пути. Моторы работали, автоматические счетчики указывали должное число оборотов, альтиметр — высоту в три тысячи метров, и тем не менее аэроплан не двигался, как бы повиснув в воздухе. Затем последовало нечто невероятное… Стекло каюты, где лежали тюки со стерлингами, вырвалось с треском из рамы, а тюки, вылетев в образовавшуюся брешь и пройдя по горизонтальному направлению метров триста, скрылись в компактном облаке. После того аэроплан двинулся вперед и благополучно снизился у аэровокзала в Берлине. Могло возникнуть подозрение, что тюки умышленно выбросили в пути, но состав пассажиров-очевидцев совершенно исключал возможность лжи с целью преступления.
Между тем в денежном обращении Америки появились фунты с номерами пропавших серий. Кроме того, подгулявший Париж видел над головой сероватую сигару, скользившую с востока на запад. В достоверности наблюдения веселящихся до рассвета парижан следовало усомниться, но то же самое утверждал сам шеф полиции, веселившийся до утра по обязанности. Возникла версия о воздушном пиратстве.
Правительства объявили воздух в осадном положении. Вскоре одно за другим начали поступать радио о заоблачных грабежах и необъяснимых подъемах ценностей с земли на небо Последнее взволновало даже Ватикан. Далее так продолжаться не могло! Ни одного убийства, ни одного насилия над личностью, но ценности, банкноты преимущественно, порхали в небо, как ласточки. Пользуясь этим, злостные кассиры стали стимулировать исчезновение вверенных сумм. Было решено созвать в Риме международный конгресс сыщиков. Его святейшество благословил открытие конгресса. Повсюду установили строжайший надзор и слежку.
Глаза VIII
БЕЗ РУНА И БЕЗ ВЕТРИЛ
В океане затерялась группа скал, Белые, как лунь, буруны стерегут к ним доступ. Скалы необитаемы, однако в действительности там есть люди. Внутренность Одного массива —- оборудованное помещение. Здесь все, что может дать культура в смысле комфорта. В кабинете — три человека. На них эластичные, точно у водолазов, костюмы и обувь с мягкими, толстыми подошвами. Руки в перчатках, а на головах шлемы.
— Готово? — спросил один.
— Есть, капитан,— ответили два других.
Тогда тот, кого называли капитаном, открыл дверь в галерею, напоминающую трубу. Там лежала металлическая сигара, диаметром в шесть футов. Все трое вошли в нее через люк, и затем, точно мина, сигара выскользнула через противоположный конец галереи. Пропеллер отсутствовал. Не было даже признаков рулей. Под углом к поверхности океана она устремилась в пространство. Без мотора, единственно при помощи измененного направлении силы тяжести! Заходящее солнце едва уловило на округлой боковой части надпись «Паллада».
Глава IX
ЛУСТАЛО ПОЯВЛЯЕТСЯ ВНОВЬ
Лустало неожиданно появился в Париже. Он подал прошение об отставке. По поводу своего изобретения — отмалчивался. Теперь то уезжал, то возвращался опять. Все решили, что он продолжает работу вне Парижа, наезжая сюда только развлечься. Но Лустало одинаково бывал и в Лондоне, и в Токио, и в Капштадте.
Глава X
КОЛЬЦА УДАВА КОНЦЕНТРИЧЕСКИ СЖИМАЮТСЯ
Лондонский сыщик Джаксон получил мандат на поимку воздушных пиратов. Мандат давал широчайшие полномочия по Европе, Аналогичные мандаты были выданы на Америку, Африку, Азию и Австралию.
По прошествии некоторого времени, сидя дома и покуривая трубочку, Джаксон размышлял: ,
— Грабежи носят сверхъестественный характер, ко чудеса в наш век заменяет техника, следовательно — суть в ней. Посмотрим, чем мы располагаем…
Ночь напролет просидел Джаксон, изучая научный материал.
— Несомненно, что все выдающиеся изобретения были представлены на конкурс Гопкинса… Там бросаются фигуры Добрышина и Лустало… только они владеют изумительными тайнами.
Затем Джаксон послал шифрованные телеграммы в Париж и Нью-Йорк. Ответы не замедлили прийти. Заключив нечто определенное из полученных сведений, Джаксон с первым же поездом выехал из Лондона.
Лустало опять в Париже… На третьи сутки, насвистывая песенку, он вернулся поздно домой и заснул. Крепкому сну помогла бутылка «Помери», или… странный запах, будто исходивший из гюдушки. Последнего он не заметил. Темно… Но вот, как блуждающий огонек, то вспыхивая, то заглухая, бесшумно перепрыгивает светлая точка. Любопытный глаз потайного фонарика заглядывает всюду… особенно в карманную записную книжку спящего. Кто-то невидимый подробно копирует листочки книжки и кладет ее обратно. Снова темно… Лустало мирно спит.
Низко склонясь над письменным столом сидит человек. У него в руках маленькие листочки. Это известный эксперт по раскрытию таинственных шифров и знаков.
В кабинет вошел некто и молча предъявил карточку. Прочтя, начальник тайной полиции любезно предложил посетителю сесть.
— К вашим услугам…
— О, иёс, мне нужен план Парижа и окрестностей.
Получив план, посетитель тщательно поставил на нем крестик и, указывая, произнес с английским акцентом:
— Я очень прошу завтра с вечера незаметно оцепить пункт вашими лучшими силами. Около двенадцати ночи туда направится человек, по всей вероятности, с коричневым саквояжем. Когда пройдет в оцепление — оно должно начать бесшумно сжиматься вокруг него. Соблюдайте осторожность — в центре кольца будут воздушные пираты.
Лустало проснулся с тяжелой головой. Весь день молодой профессор не мог избавиться от неприятного состояния. Около одиннадцати вечера, с ручным саквояжем, он вышел. Почти одновременно из кафе напротив появился человек с велосипедом и пинчером. Человек указав собаке на Лустало, и та последовала за ним. На углу Лустало сел в такси. Пинчер выжидательно уставился на хозяина. Автомобиль тронулся… через пять секунд подкатил второй, шофер которого до того копался в машине. Человек, велосипед и пинчер поместились в него, и второй автомобиль отправился за первым. На улицах было оживленно, и ничто не вызывало подозрения. Спустя четверть часа Лустало покинул такси и, пройдя пешком, нанял фиакр к укреплениям. Второй автомобиль застопорил в отдалении. Пинчер выскочил и, повиливая обрубком хвостика, побежал между задними колесами фиакра, не замеченный седоком. Его хозяин пересел на велосипед. В окраинной части города становилось безлюдно и, из-за скудного освещения, темно,
За линией укрепления — пустырь. В середине пустыря — кустарник и полянка, это пункт, отмеченный на плене. Без минуты двенадцать пустырь пересек силуэт человека с саквояжем и скрылся в кустарнике. Секунду спустя пробежала собака. Абсолютно темно.» Но глаза нескольких десятков лучших агентов видели то, что следовало. Как кошки, заскользили тени. Они кольцом, точно удав, сжали кустарник. Под натиском осторожно зашуршали ветки. Ближе… и ближе… вот и полянка. Люди почти плечо к плечу». Раздается лай… С браунингами все кидаются вперед… Вспыхивают ослепительные лучи электричества… В центре пинчер и… больше никого… Никого!
Глава XI
ДЖАКСОН УЛЫБАЕТСЯ
Через минуту Джаксон подъехал на велосипеде.
— Никого! — подскочил к нему взволнованный начальник полиции.
— О, иёс, я так и знал,— невозмутимо ответил англичанин.— Знали?! Почему же вы не арестовали того.» с саквояжем?
— Арестовать его? Но я задержал бы обыкновенного человека, а мы ищем воздушных пиратов… Понятно?
И Джаксон безмятежно улыбнулся.
— А затем,— добавил он, пожимая руку пораженного шефа,— до свиданья, я намерен предпринять маленькое морское путешествие.
На следующее утро он отбыл в Нью-Йорк.
Глава XII
ЛОГИКА ДЖАКСОНА И ТВОРЧЕСТВО ДОБРЫШИНА
Сопоставлением фактов Джаксон убедился, что, кроме профессора Лустало, некому возглавить воздушных пиратов. Гипотезу следовало проверить, и .он приехал в Париж. В отсутствие профессора он тайно исследовал его квартиру. Обыск не принес результатов. Тогда, усыпив Лустало, Джаксон воспользовался заметками в карманной книжке. Единственно зашифрованные числа, час и кроки пустыря показались подозрительными. Далее — понятно. Но Джаксон и не собирался покушаться с негодными
средствами…
Лустало необъяснимо исчез из оцепленного участка— следовательно, гипотеза подтверждалась. Оставалось достаточно вооружиться, и для этого сыщик обратился к Добрышину.
Добрышин выстроил воздушный истребитель — шедевр техники. Его назвали «Орел». Из блесткого материала отлили корпус, в теле которого скрывались механизмы, регулирующие действия «Орла». Аппарат, подобный премированному Гопкинсом, помещался в носовой части. Конец аппарата, выдаваясь из корпуса, завершался угольным полюсом, острие которого могло испускать лучи, созидающие или разрушающие по желанию. Скорость «Орла» была поразительна для данного времени, и единственно, чего не мог избежать конструктор,— это моторов, рулей и пропеллеров, приводивших истребитель в движение, ибо Добрышин не знал секрета управления силой тяжести.
Когда все было закончено, «Орел» поднялся и исчез из глаз семимиллионного Нью-Йорка.
Там были Джаксон, Добрышин и команда. «Гопкинс и К°» остался наблюдать с крыши небоскреба.
Глава XIII
ПОЕДИНОК «ПАЛЛАДЫ» И «ОРЛА»
Они встретились на высоте. Бесшумная шла «Паллада» и мощный «Орел». Быть может, «Паллада» могла бы скрыться, но ее капитан воспротивился этому. Гений изобретателя искал сразиться с соперником.
В пространстве парили птицы, которым вдвое казалась тесна толща атмосферы.» Внизу приникла земля с лесами-мхами и реками, точно спутанные серебряные нити, а над ней, как метеоры, неслись два обособленных мира. Беспристрастное солнце освещало бок каждого, отчего теневые стороны зловеще чернели.
Но вот, шипя, от «Орла» к «Палладе» вырвался сноп оранжевых лучей.» И одновременно с «Паллады» им навстречу сноп голубых — то ее капитан сконцентрировал силу своего аппарата, управляющего законами тяготения, в одну точку и направил на «Орла».
Лучи скрестились. Произошел молниеносный разряд. На мгновение противников соединил как бы ослепительный жезл, вольтова дуга в несколько километров. Затем огненный жезл позеленел и погас. Только раскаленные пары кружились вихрем, производя местный циклон.
«Паллады» и «Орла» буквально не стало.» Они не сгорели, они просто растворились, перестали существовать, как потухшая фантазия. Их кончина не сопровождалась даже ощутимым для человеческого уха шумом, настолько сильна была частота колебаний звуковых волн,
