Три десятилетия книга Андрея Платонова, плотно прижавшись друг к другу на книжной полке, одаривают меня своим щедрым теплом и светом. Я часто обращаюсь к ним и открываю все новые стороны удивительного дарования.
Для меня и моих современников Андрей Платонов начинался книгой стихов «Голубая глубина», появившейся в краснодарском издательстве «Буревестник» в 1922 году. Я искал эту редкость, но хождения мои по букинистическим магазинам Москвы и Ленинграда безрезультатны. Нет и самых первых сборников повестей и рассказов: «Епифановские шлюзы», «Сокровенный человек» и «Происхождение мастера», где была напечатана первая часть романа «Чевенгур», ставшего для нас наряду с «Котлованом» и «Ювенильным морем» вторым открытием писателя.
Нельзя сказать, что в период отчуждения, продолжавшийся с 30-х по 50-е годы, Андрей Платонов был творчески обескровлен. Он продолжал творить, ибо мастера нельзя отлучить от его ремесла. Кроме того, писатель в качестве рецензента сотрудничал в журналах, а в годы войны был корреспондентом «Красной звезды».
В моем архиве хранится рукопись с заметками Андрея Платонова на полях. Был 1936 год. Свой первый литературный опыт,— «Рассказ о брате» — я послал в журнал «Новый мир». По молодости был уверен, что рассказ встретят с распростертыми объятиями и сразу же напечатают. Через две недели получил пакет с рукописью, испещренной подчеркиваниями, заметками на полях, и с заключением, написанным на последней странице простым карандашом:
«Рассказ обещает быть интересным. Не совсем развиты некоторые моменты: 1. С девушкой Мусей, Какую роль она сыграла в его жизни,— уж очень дано бегло. 2. С братом,— что-нибудь живое, бытовое следует воскресить в памяти. 3. О деталях смерти брата ему ведь рассказали раньше встречи с Мусей, этого у вас не показано. 4. Шереметов дан весьма напряженно со скрипом зубов, надо дать его образ легче, естественней. 5. Следует дорисовать обстановку Ш-ва, людей, окружение. 6. Следует дать подробно предшествовавшую жизнь Шереметова: что делал, как жил, думал,— рассказ выйдет безусловно.
А. Платонов.
28/ХП-36 г.»
Отрецензированный Платоновым рассказ я заново переписал» и он был опубликован в альманахе «Новая Сибирь».
Мне тогда Платонов представлялся человеком мягким, житейски добрым, благосклонным к начинающим авторам, хотя заметки его на полях были колки и небезобидны. Вот наиболее характерные из них: «Чересчур натужно это», «Надо бы поприветливее обстановку», «Откуда эта судорожность и пр. напряжение», «Надо легче», «Военная угроза — это не дело одного дня, а целого периода. Сообщение касается частностей» и другие. Замечания делались с единственной целью — помочь, а потому вызывали чувство благодарности и воспринимались как урок.
Полвека я храню этот отзыв на первый свой рассказ…
г. Челябинск
В конце января, когда эта заметка готовилась к печати, из Челябинска пришла горькая весть — Александра Андреевича Шмакова не стало. Закончился творческий и жизненный путь старейшего на Урале писателя-краеведа, доброго друга нашего журнала.
Несмотря на преклонный возраст (в июне ему исполнилось бы 80 лет), Александр Андреевич до последнего дня жизни мог дать фору молодым. Ом неутомимо писал, ездил, выступал, работал в архивах, что-то организовывал, о чем-то хлопотал, извлекал из реки забвения чье-то имя, чью-то судьбу… Живет и переиздается его книга «Петербургский изгнанник» (о Радищеве), многие сборники историко-литературных очерков. Совсем недавно в Челябинске издан — как итог его многолетних исканий — биобиблиографический словарь «Урал литературный». Его стараниями много лет собирают ученых и краеведов всесоюзно известные Бирюковские чтения…
Воля к жизни у Александра Андреевича была неиссякаема. Только внезапная смерть жены пресекла этот родник..
