Накануне 70-летия Великого Октября внучка Константина Петровича Воронова, одного из первых комсомольцев Асбеста, передала мне стопку машинописных страниц.
— В Крыму отыскались,— сказала она.
Я слышал о том, что К. П. Воронов занимался историей города и собрал немало интересных материалов, документов, редких фотографий. И вот часть архива у меня в руках. Это заметки, записанные со слов ветеранов революционного движения в Асбесте.
Записи велись в течение нескольких десятилетий и охватывают период с начала XX века до 1923 года. Не все помечены датами, не все логично связаны между собой. Порой за жанровой картинкой следует скупая справка, но их роднит одно — факт, зачастую не известный широкому кругу или стертый временем.
Для краеведа и историка труды К. П. Воронова представляют большую ценность. Здесь живые детали быта добытчиков русского асбеста: дореволюционные цены на продукты и товары в приисковых лавках, репертуар театрального кружка имени Волкова, перечень семей, имевших рояли, мотоциклы, фотоаппараты — приметы эпохи, работа на асбестовых рудниках в первую мировую войну многих сотен мобилизованных киргизов, колоритные портреты монархистов, черносотенцев, меньшевиков, эсеров, новые для ряда поколений имена революционеров: члена РСДРП, участника боев 1905 года в Петербурге И. Н. Казанцева, горного инженера Николая Смирнова, сосланного в Томскую губернию, рабочего Льва Малоземова — организатора молодежной группы.
Записки о прошлом, оставленные первым комсомольцем, показывают, какого труда и жертв стоили всходы новой жизни.
НОЧНЫЕ ВЫСТРЕЛЫ
Утром 14 октября 1922 года к исполкому на взмыленной лошади прискакал лесообъездчик с Вороньего брода Никола Антонов. Председатель исполкома В. С. Кардопольцев, выслушав его бессвязный рассказ, обзвонил милицию и больницу. Когда все собрались, Никола повторил сообщение.
Минувшим вечером, где-то около десяти часов, его семейство управлялось со скотиной, и вдруг донеслась стрельба. До пятнадцати винтовочных выстрелов. А на дворе темно, страшно. Утром чуть свет Антонов направился с объездом по Грязновской дороге и на 16-м километре увидел оброненную кем-то шапку. Наклонился над ней и приметил кровь,
— А шапку эту носил доктор Ноздря,— закончил Никола свой рассказ.
Три пары лошадей с людьми и восемь чоновцев верхом выехали на Грязновскую дорогу.
У балластной выемки, заросшей сосняком, перед потухшим костром лежали два мертвых человека. Один из них накрыт азямом — это доктор Л. П. Ноздря, другой —механик золотые руки В. И. Вонягин. Рядом брошены дорогие охотничьи ружья, в карманах механика все еще тикают несколько часов — он на досуге любил заниматься ремонтом точных механизмов.
Милиционер Хлыстиков после осмотра заявил:
— Не ограблены. Следовательно, это политическое убийство.
Лев Петрович Ноздря, любимец приисков, родом из Черниговской губернии, приехал на Урал в 1911 году, окончив Харьковский университет. Он имел ученую степень, огромную эрудицию и слыл отличным диагностом. Воспитанный в демократической среде, доктор был отзывчивым человеком, в помощи никому не отказывал. До революции он приобщал рабочих к чтению (выписывал «Правду», хотя был беспартийным) и к спорту: сам прилично бегал на лыжах, коньках, был непревзойденным стрелком.
Чоновцы нашли на месте убийства больше десятка гильз от трехлинейки и японской винтовки.
В квартире Ноздри было обнаружено завещание, написанное за три дня до роковой охоты: столовое серебро и утварь Лев Петрович распределял по сотрудникам, медицинскую литературу оставлял больнице, библиотеку— клубу «Пролетновь». Но с чем же связано преждевременное завещание? Доктору кто-то угрожал? Это осталось тайной.
17 октября не одна тысяча жителей пришла проводить в последний путь Льва Петровича Ноздрю и Василия Ивановича Вонягина. На Первомайской площади перед братской могилой звучала траурная музыка. Надрывно гудели паровозы печально басил гудок электростанции.
Исполком вынес решение назвать больницу именем доктора Л. П. Ноздри, В приемном покое долго висел портрет Льва Петровича, но в тридцатые годы он кем-то был снят. Наименование больницы постепенно забылось…
Два месяца агенты губернского уголовного розыска с помощью комсомольцев-чоновцев вели расследование обстоятельств убийства доктора и механика. Они изъяли в окрестных деревнях много оружия, арестовали нескольких скрывавшихся белогвардейцев, но преступников не нашли.
КАК БАНДУ БРАЛИ
В ночь под новый, 1923 год в клубе «Артем» шел веселый комсомольский вечер. Открылся он праздничным
концертом, гвоздем которого было выступление струнного оркестра горпромуча под руководством А. Е. Абасвалова. В программе не только «Интернационал» и «Варшавянка», но и вальс «Над волнами», русско-славянский танец, хоровые песни.
В разгар праздника в клуб влетел десятник Михаил Андреевич Клячев. Чоновцы Степан Копырин и Семен Гаврюшин, охранявшие вечер, кинулись к нему со всех ног. Отдышавшись, десятник спросил:
— Оружие есть?
Степан вытащил наган. Клячев успокоился:
— Вот и хорошо. Будьте наготове, клуб хотят взорвать…
Оказывается, к нему на Карловку напросились ночевать трое молодых мужиков на подводах. Обещали хорошо заплатить — ну и пустил, а после разговор подслушал: бандитами гости оказались, посланы кем-то комсомольцев проучить. Вот и кинулся Михаил Андреевич в клуб, якобы к соседу отправился о лошади договориться, чтобы с утра за сеном ехать.
Описал Клячев обличье своих постояльцев и домой поспешил, дабы подозрений не вызвать. А чоновцы собрали потихоньку ребят, что оружие имели, и план по захвату бандитов обговорили.
Приезжие не заставили себя долго ждать. Явились — верзилы как на подбор, косая сажень в плечах. Степан Копырин, тертый фронтовик, улучив момент, когда комсомольцы охватили троицу полукругом, выхватил наган:
— Руки вверх!
Мужики крутанулись, но где там — навстречу винтовки и револьверы. Подняли руки, побурели. Их тут же связали и обыскали. Целый арсенал нашли: финские ножи, четыре осколочные гранаты, одна фугасная — тяжелого типа, два браунинга, маузер.
Боевая операция прошла мгновенно. Было шумно, поэтому никто ничего не понял.
Бандитов под охраной отвели в милицию, а Степа Копырине друзьями направился к десятнику, чтобы поблагодарить его за помощь. Клячев был доволен своим подвигом. И Степана похвалил.
— А что же мне с ихним добром делать?
Ребята обнаружили в бандитских подводах винтовки, четыре сотни патронов, множество шуб, тулупов, костюмов, сапог. Были там также перины, самовары, другие ценные вещи.
Утром шесть чоновцев отвезли незваных гостей на станцию Баженово, где сдали в ЧК. Поняв, что влопались окончательно, мужики, вымаливая пощаду, рассказали все без утайки. Имущество взято ими в семьях в Режевской волости. Людей, всех восемнадцать человек, порубили топорами.
Так асбестовские комсомольцы потянули за ниточку клубка. И клубок размотался, вскрыв одну из самых зловещих банд, в составе которой было 75 кулаков и уцелевших колчаковцев. Она хитроумно оперировала в Екатеринбургском, Шадринском, Камышловском и Ирбитском уездах, умело уходя от погони. Кто знает, не ее ли головорезы лишили жизни доктора Ноздрю и механика Вонягина.
