Речь пойдет не о живом уголке. Такого, чтобы пернатых держать в комнате, в клетке,—этого Павел Семенович и представить себе не может, не то что допустить.
Материалом ему служат птицы и зверьки, погибшие от рук браконьеров или в борьбе со стихией штормами, циклонами; а все экспонаты этого домашнего музея — чучела, сделанные хозяином. В коллекции Павла Семеновича Большакова — более ста экземпляров.
Вот кайра, она найдена в лесу. Куда она летела?.. Отстала от стаи или спасалась от шторма и шуги? Выбившись из сил, перепутав лес с морем, птица опустилась на вязкий снег, а взлететь ей, морской птице, невозможно. Вот со скалы или с гребня волны — взлетела бы… Или орлан… Этот всегда один на один с погодой; медведь под корягу уйдет, лисица в сугроб зароется, а орлан, когда нелетная погода, даже крылья не распустит: сидит и ждет погоды. Красавицу птицу эту с могучими крыльями нашел убитой рыбак колхоза «Красная заря» Юрий Сидоренко и принес Большакову, в село Некрасовку. Другой рыбак, Николай Бердников, подобрал в лесу замерзшего пестрого дятла. Нередко птиц находят под электрическими проводами.
Попав в руки Большакова, все эти бедолаги как бы обретают вторую жизнь. А вот рассказывает он о них, как о живых!.. И это, пожалуй, самое интересное, особенно для ребятишек, которые любят приходить к Павлу Семеновичу в гости.
…Крохали — гроза мелкой рыбы: объедятся, бегут, аж зобы раздуются, корюшку на ходу сплевывают… Гусь-гумепцик, он у нас только пролетом; птица-нелюдимка, крупная, спрятаться ей в людных местах трудно. Не гнездятся они на Сахалине, где большая плотность населения, разведки и промыслы на каждом шагу. Каменка — этой птице цены нет; обитает она на скалах, и редко кто ее может добыть. Зато в море очень доверчива — лодку с людьми за риф принимает… Погоныш — этот летать не любит, руль-хвост мал, пешком идет с юга…
Павел Семенович — лесничий. Сорок лет отработал в Охинском лесном хозяйстве, вдоль и поперек исходил островные леса, знает повадки всех обитателей леса и моря. И «воскрешая» мертвую птицу, он старается придать ей ту позу, тот поворот головки, которые именно ей свойственны. Кажется, все эти кряквы, чирки, турмпаны, морские воробьи, свистуны на миг присели и вот-вот взлетят со стеллажей и полок… Гордая морская чайка всем своим видом демонстрирует независимость. В настороженной позе застыл в шкафу горностай… Белка торопливо грызет орешки.
В светлом, уютном домике Большаковых редкий день не бывает гостей. На всем сахалинском севере знают про его домашний музей.
АЛЛЕИ КОМАРОВА
Анатолий ГУЩИН
Есть такие места, которые и на географической карте трудно найти, а известны они многим. ГорноТаежная станция под Уссурийском — как раз такое место. Поселочек, горстка домов в неширокой долине между отрогами Сихотэ-Алинских гор. С виду — ничего особенного.
Так и мне показалось, пока я не увидел парк. Тот самый, уникальный, которым так гордятся приморцы…
В начале тридцатых годов местечко это облюбовали ученые-биологи. По инициативе академика Владимира Леонтьевича Комарова в 1932 году и начало создаваться научно-исследовательское учреждение, названное ГТС. Много ценного сделали работавшие здесь люди в науке. И оставили после себя не только книги и монографии.
Таисья Васильевна Комарова, оставшаяся здесь одна после смерти мужа, который более тридцати лет был бессменным директором ГТС, взяла на себя заботу о доме и о саде.
— Ну как, готовы к экскурсии?..— спросила она.
И мы не спеша тронулись в глубь парка. Прошли широкую тенистую аллею из старых груш. Фруктовые аллеи неожиданно кончились — начались хвойные: еловые, кедровые, сосновые…
— Голубых елей раньше в Приморье не было,— рассказывает Таисья Васильевна.— Первые у нас в дендрарии появились. Однажды нам прислали из Канады две шишки. Я посеяла их семена — и вот, удачно! Сейчас уже растет пятнадцать видов елей…
Далее рядками стояли сосны — веймутовы, черноствольные, священные, или как еще их называют, мавзолейные; все они включены в Красную книгу. Были тут и лиственницы— курильские, ольгинские; много росло японских пихт. Особенно любопытным показался мне кедровый стланик. Это дерево, лохматое, как большая болотная кочка, обладает способностью ложиться и вставать. Зимой, прижавшись к земле, оно спит под снегом. Весной, только пригреет солнышко, постепенно, поскрипывая, поднимает крону.
А красивее и таинственнее всех, пожалуй, аллеи туй и кипарисов — стройные, пушистые деревья с мелкой хвоей почти не пропускают лучей солнца.
— Обратите внимание на этот кустик,— кивнула Таисья Васильевна на небольшое стелющееся хвойное растение.— Это микробиота… Когда-то, еще до ледникового периода, она была высокая, словно могучий кедр, а сейчас вот… В естественных условиях она встречается крайне редко — почти полностью вымерла.
Саженцы метасеквойи — прародители хвойных пород. Их обнаружили в Китае, лет тридцать назад. До этого считалось, что они совсем исчезли с лица земли… Как же надо было собрать по всему миру все эти диковины!
Несколько часов мы ходили по сказочному зеленому царству, пока, наконец, не вышли на довольно просторную площадку со скамейкой посередине. Вид открылся удивительный, и красоты неописуемой… Огромный склон опоясывали десятки аллей. Зелень хвойных перемешивалась с первым золотом берез, багрянцем ив и осин.
— Поначалу наш дендрарий представлял из себя что-то вроде небольшого палисадника под окном дома. А сейчас видите, какой огромный сад… Около тридцати гектаров площадью! Парк — не только собрание десятков тысяч растений; это целая сеть, целая система аллей. И в этом его особая ценность. Таково завещание было Владимира Леонтьевича…
Комаров, когда еще только разбивали целину, уже думал: а что тут будет лет через тридцать—сорок? Своим молодым коллегам он наказывал: «Деревья садите рядами. Пусть протянется по склонам сопок множество аллей — клена и граба, тополя и ясеня, можжевельника и священной сосны, микромолиса и сирени, уссурийской груши и вишни, китайского лимонника и простой русской березы… Аллея всегда красива!». А мне кажется, что он думал и о людях, и о деревьях, о том, что им так дружнее будет…
