На днях я смотрел по телевизору соревнования по гимнастике из Голландии. Комментатор говорил: главное — доскок, который съедает десятые доли балла. Идеал — это когда спортсмен, заканчивая упражнение, стоит не шелохнувшись. Если же ему, чтобы удержать равновесие, приходится делать дополнительный шажок, который и называется доскоком, судьи обязательно снижают оценки.
Я никак не мог взять в толк, почему комментатор так много говорит об этом злосчастном доскоке. И тогда он, словно почувствовав в далеком Роттердаме мой вопрос, пояснил: я так часто останавливаюсь на доскоке, потому что большинство гимнастов имеют великолепные, тщательно отработанные и тысячекратно проверенные программы. И часто судьям приходится определять балл именно по тому, как спортсмен заканчивает свое выступление.
Мне подумалось, что в словах спортивного комментатора был и более широкий смысл, применимый и к литературе вообще, и к жанрам фантастики и приключений в особенности. Кто из молодых начинающих писателей не уверен, что знает все тайны выбранного жанра? Голова полна парсеками и дактилоскопическими отпечатками пальцев, фотонными ракетами и дедуктивными методами изощренных криминалистов, временными пробоями и камерами предварительного заключения.
И они правы. Перед каждым огромный арсенал тысячекратно обкатанных приемов и ходов: пиши — не хочу. Но вот доскок…
Доскок. Та грань, которая отделяет настоящего мастера от новичка. В приключенческой и фантастической литературе он имеет, этот доскок, особое значение. Когда присутствуешь на заседании какого-нибудь клуба любителей фантастики, порой кажется, что спорят футурологи, социологи, физики, биологи, кто угодно, но только не любители литературы. Они обсуждают проблемы, но не говорят о литературе. И это делает их знатоками и дает им право выносить безапелляционные приговоры. По-своему они правы. Все они специалисты в области временных пробоев и обратного хода времени, поскольку все это никакого отношения ни к науке, ни тем более к литературе не имеет. Бедняги не знают, что такое доскок. Они не знают, что литература может быть только о человеческой душе. О фотонной ракете и временном пробое может быть только научно-популярная брошюрка. А о человеческой душе пишут уже тысячи лет, от Гомера до Достоевского, и пока что кризиса жанра не предвидится.
Впрочем, наивных молодых любителей фантастики можно понять: до недавнего времени фантастика переживала период экстенсивного развития. Важно было придумать «идею»: пересадить, например, кому-то голову, завязать в узел стрелу времени или что-нибудь еще в том же духе. И можно было писать. Герои всегда были наготове: один- два профессора, гениальный самоучка, пришелец о двух-трех головах и так далее.
Ныне дело обстоит труднее. Все уже было. И профессора, и пришельцы. Надо идти вглубь. Легкой целины больше уже нет. Нужно отправляться в путешествие в глубь человеческой души. Душу эту можно всячески закамуфлировать, средства передвижения могут быть самыми невероятными, но цель одна, хотя можно помещать ее и в четвертое измерение. В конце концов, это все-таки фантастика, а не быто-писательство.
И вот выясняется, что легче описать пятое измерение, чем эту скользкую человеческую душу. И по моему глубокому убеждению, умение познакомить с ней читателя и есть тот самый доскок, что отделяет хорошую фантастику от фантастики, которая, строго говоря, не имеет права называться художественной литературой.
Вот почему каждый раз, когда я беру в руки книги не знакомых мне авторов, работающих в жанре приключенческой и фантастической литературы, я испытываю страх: неужели опять нечто жалкое и неоформившееся, как недоношенный эмбрион?
С этими чувствами я начал читать «Поиск-87». И первая же повесть — «Другая орда» В. Букура — развеяла мои опасения. Это литература. Это писатели. Пусть, продолжая гимнастическое сравнение, не все одинаково чисто выполняют свои упражнения, пусть не все после окончания их застывают не шевелясь,— они стоят на ногах.
В. Букур пишет о наших далеких косматых предках, жизнь которых, само собой разумеется, не слишком похожа на нашу цивилизованную жизнь. Но эта повесть о нас. Ибо новая мысль, мысль непривычная, идущая против традиций, рождается сегодня так же тяжко, как и у героя Букура.
«Другая орда» помещена в сборнике в раздел «Приключения», но я увидел это только в конце книги, в оглавлении. Читал я повесть как фантастику, как хорошую фантастику, принадлежащую к тому ее виду, который может и должен вывести этот жанр из гетто, где столько лет пребывает наша фантастика, в русло одной общей настоящей литературы. И это хорошо. Наверное, так же как в науке, и в литературе можно ждать особенно интересных результатов на стыке разных направлений.
Е. Филенко щедро заполняет свою повесть «Эпицентр» большим джентльменским набором фантастики. Тут есть и «поливариантность ксенологического интерфейсинга», плазмоиды, гравитационные тоннели и многое, многое другое. Потом, к счастью, убеждаешься, что автор не очень серьезен, и испускаешь вздох облегчения. Тем более что за всеми этими лингварами постепенно появляется симпатичный герой и симпатичная мысль о невозможности, точнее преступности искусственного подстегивания разума. Не одного, разумеется, а в больших масштабах.
К сожалению, «Эпицентр» — как раз наглядный пример необходимости большего «человеческого фактора» в фантастике. Можно представить себе, насколько выиграла бы повесть, безусловно интересная, если бы автор не так увлекался лингварами и ксенологами, а сумел по-настоящему передать и напряжение мысли героев, и их душевное напряжение, потребное для преодоления страха перед страшными опасностями, поджидавшими исследователей. И опасности эти он смог бы сделать действительно опасными, и тогда исчезла бы некая опереточность происходящего, и герои, в первую очередь Кратов, стали бы ближе нам, симпатичнее, и мы бы сочувствовали ему, боялись за него, радовались вместе с ним. А если он господь бог и ничего-то ему не угрожает, то мы, извините, остаемся равнодушными. Сами мы отнюдь не боги, с богами не общаемся, мы привыкли к миру, где есть и страх, и трусость, где нужно преодолевать и то, и другое, где есть эмоции. Только эмоциональное поле создает художественную литературу. Интеллектуальное — научную.
Хотя повесть Михаила Шаламова «Земляне» относится к такому же, как и Филенко, галактическому жанру, она, пожалуй, почеловечнее, пусть и ему еще далеко до приземления без доскока. Повесть написана в форме новелл — форме коварной. С одной стороны, разбивка дистанции на отдельные короткие с тометровки делает ее как будто бы легче — кто не пробежит стометровку,— но зато каждый раз нужно брать новый старт, новое нужно ускорение и новый финиш. Не всесто метровки у Шаламова пройдены в мастерском темпе, Но есть и безусловные удачи, например, «Эстафета, год 2102», Герой новеллы вживляет себе «трансфер-матрицу». Эта матрица несет в себе сознание Стаса, ее уничтожить невозможно. Придумано интересно. Но самое главное — читатель получает возможность со вершить вместе со Стасом опасное путешествие, попереживать за него, порадоваться с ним. Как только человеческий фактор оплодотворяет прием, выдумку, автор отлично выполняет свое упражнение.
Два рассказа Вячеслава Запольских — «Здравствуйте, хозяйка!» и «Зеленый одеколон» — тоже относятся к космическому разделу фантастики, тоже под завязку насыщены терминологическими погремушками. Но все-таки сквозь их шум прорываются человеческие мелодии, и тогда мы с удовольствием слышим голос незадачливой владелицы Меркурия и знакомимся с неотразимой Анастасией. Рассказ В. Соколовского «Мерцающий мир» невелик, всего десять страничек, но мне он представляется эталонным. Это не значит, разумеется, что все должны писать именно так, но хотелось бы, чтобы все работники фантастического цеха обладали таким же метким глазом, таким же тонким чувством стиля, умением найти неожиданную и яркую деталь, умели так же соединять настоящую литературу с фантастическим элементом.
Рассказ невелик, но сельский киномеханик Санька по кличке Кокоть удивительным образом оживает перед нами во плоти. И даже необычные события, которые случаются с ним, тоже освещены его абсолютной правдоподобностью, а это в фантастике случается нечасто.
Криминальный жанр представлен повестью А. Ефремова «Алгоритм». Автору, может быть, чуточку не хватает умения поддерживать напряжение. Но это, скорее , дело техники. Зато ему удается создать нечто более трудное — атмосферу. В данном случае атмосфера студенческая, и она освещает всю повесть каким-то молодым светом, наполняет оптимизмом и интеллигентностью. Думается, что в любом соревновании детективов «Алгоритм» может смело рассчитывать на достойное место.
Пермское книжное издательство выпустило хорошую книгу, но удручает мизерный тираж — 15 тысяч. Если он лимитирован бумагой — что ж, остается лишь посетовать на наше неразумное и нехозяйское расходование бумаги, такое, которое не оставляет ее для книг, пользующихся спросом. Я уверен, что сборник был бы мгновенно раскуплен и при десятикратном тираже. Если же это редакторская перестраховка, она по меньшей мере неуместна: «Поиск-87» делает честь издательству.
