ИДУ ПО ЛУГУ
Весною, летом, осенью люблю ходить по нескошенному лугу. Иду не торопясь, с оглядкой. Не могу я быстро, размашисто, как все, идти среди трав.
Едва заношу ногу, как взгляд мой сам собой останавливается на том месте, куда она должна стать.
И вижу на том месте бледно-зеленые цветы манжетки, то голубоглазую веронику, то еще какое-нибудь лекарственное или просто красивое растение. Отвожу ногу в сторону, порой довольно далеко, стараюсь ступать при этом легко — оттого мой след по лугу так извилист и неуверен.
Что поделаешь — люблю я травы. Люблю не только за то, что они чем-то полезны, но и просто потому, что они частичка нашего прекрасного мира.
Иду лугом и знаю, что кажущийся однообразным большинству луг совсем не однообразен: в нем столько микроландшафтов, столько растительных микросообществ да еще специфических для данного луга растений-эндемиков, что берись за перо и пиши о нем большую и интересную книгу. И как рыболов, проживший долгую жизнь близ реки, знает ее каждый омуток и перекат, и по характеру берега, скорости течения, прибрежным зарослям и погоде может твердо сказать, где на реке и какой будет клев, так и я по сочетанию рельефа луга и характеру травостоя могу твердо сказать, какие можно найти растения в том или ином месте.
Вот и понимаешь: поднялся луг на суходол — ищи чабрец, синеголовник, колючник; спустился луг в дол — ищи змеевик, калган, фиалку трехцветную, синюху голубую; стал луг заливным — ищи дикий лук, гравилат, щавель; прижался луг вплотную к реке — ищи проломник, сушеницу топяную, недотрогу, а у самого уреза воды, над водами реки и на берегах прибрежных заливов — ищи валериану, солезеночник, череду, водяной перец. Из самой воды поднимаются порой аир, частуха подорожниковая, дербенник иволистный.
И приходишь на луг, как в родной или хорошо знакомый дом, где все тебя знают и ты всех знаешь, где ждут тебя с вряветом и лаской.
НЕ ТРОНЬ МЕНЯ
Есть, оказывается, растение с таким странным и необычным названием. Точный перевод его латинского названия таков — «не выносит никакого прикосновения». Но это несколько неблагозвучно и труднопроизносимо, вот и зовут травку в народе просто и поэтично — «не тронь меня». А иначе еще — недотрога-прыгун, а ботаническое ее название — бальзамин. Да, он «кровная» родня тому самому бальзамину «ваньке-мокрому», который часто можно видеть на окнах невзыскательных любителей комнатных цветов.
Впервые о недотроге я узнал из передачи «Мир растений». Во весь экран показывали ее желтые цветы в виде раструба с загнутым шпорцем, прячущиеся под листьями. Но поразила не необычность растения, а то, что росло оно у самого края шоссе и было, очевидно, обычным растением для этих мест.
В наших краях я такого растения не встречал, и поэтому недотрога показалась мне вроде африканского экзота: даже мечты особой увидеть живым это растение не появилось.
А уж до знакомств с новыми растениями я большой любитель. Ведь найти необычное растение — это все равно что познакомиться с интересным человеком.
И вот однажды летом стояли мы с племянником Женей на краю бобровой запруды в верховьях реки Сылвы, ловили хариусов. Рыба клевала неплохо, мы замерли в ожидании очередных поклевок, как вдруг боковым зрением я заметил возле колен племянника странный цветок. Забыл про цоплавок и стал внимательно разглядывать растение. Недотрога! Еще не веря своему счастью, я закричал племяннику:
— Женька, стой смирно! Не шевелись!
Опомнившийся Женька спросил с насмешкой:
— Дядя Ваня, тебе такую травку надо, что ли? Так вон смотри сколько ее!
Действительно, в кустах сушняка, куда он показал рукой, виднелась целая кулига желтых цветов, невдалеке еще одна.
Я бросил рыбалку и осторожно подошел к зарослям. Растения стояли плотно на илистой наносной почве: голенастые, почти прозрачные, с нежной мягкой листвой. Верхушечные цветы были еще в зародышах, срединные ярко желтели под листьями (каждый цветок на бледном цветоносе обязательно, под серединой листа), напоминая формой своей сказочные рога изобилия. Я нагнулся ниже и нашел на нескольких растениях продолговатые плодики-стручочки. Попробовал сорвать один, но он треснул у меня в пальцах, створки скрутились, разбрасывая семена. Они разлетались, ударяя по листьям вблизи стоящих растений, и шум был таким, как будто стайка воробьев невдалеке испуганно взлетела и унеслась прочь.
Племянник Женька с детским азартом тоже принялся стрелять семенами. Я осторожно раскрыл один стручок, высыпал семена-бобики на ладонь и рассмотрел их. Они были прозрачно-зелеными с салатно-зелеными зародышами. Не знаю, были ли они недозрелыми, или спелые бобы такого же цвета, но и после я у недотроги бобов другого цвета не встречал. Особенно поражали стебли — голенастые, полупрозрачные. Если вырвать растение с корнем и оставить только одно нижнее колено, то получалось что-то похожее на ногу молодого цыпленка.
Из книг узнал, что растение однолетнее, ядовитое, растет по сырым местам в кустарниках и лесах. Цветки крупные, длиной 3—4 сантиметра на тонких цветоножках. Шпорец на конце загнутый, стебель сочный, прозрачный. Цветоносы тонкие, перекинуты через черешок, и цветки располагаются под листьями. Плод — зеленая коробочка из пяти створок. При прикосновении створки скручиваются, а плоды с силой разбрасываются. Происходит это от того, что в створках плода находится ткань, клетки которой сильно набухают. Они переполнены водой и с силой давят на наружный слой коробочки. Створки находятся в напряженном состоянии, и если дотронуться до них, то они изгибаются, закручиваются и с силой выбрасывают семена.
Из цветков можно получить желтую краску для тканей.
В народной медицине недотрога применяется для лечения женских болезней.
В сентябре ударил первый сильный заморозок, температура ночью упала до минус шести градусов. Днем потеплело, и я снова пошел за хариусами. Пришел к знакомой заводи. Почти все травы стояли в прежнем виде, а недотроги сначала я не нашел. Только после, присмотревшись, увидел я черные осклизлые остроконечные кучки, как будто от перестоявшихся бледных поганок. Разворошил одну, другую. Под опаленными морозом листьями и цветами сохранились только два междуузлия стебля с утолщенным прозрачным коленом. «Э,— подумал я,— ты не только недотрога, но к тому же и неженка, настоящая кисейная барышня».
КОНСКИЙ ЩАВЕЛЬ
Хорошо в лесу осенью! Первый снежок закрыл тоненьким покрывальцем дорогу, придорожные кусты, высокие ели и пихты. Жеребец Колька, запряженный в сани, везет нас с Афанасием Ивановичем на Теплую Гору. Колька молод и силен, ему всего семь лет, для жеребца это самая молодость. Даже по дороге, еле-еле укрытой снежком, он бежит рысью и не потеет.
И вдруг Колька приостанавливается, чуть вытягивается, из-под хвоста его вырывается тонкая тугая струйка зеленоватой вонючей жидкости и окатывает головку саней. Струя сильная — на три метра против ветра. Жизнь прожил, а никогда не видел поноса у лошадей, поэтому меня это заинтересовало вдвойне.
— Да что-то вроде поноса у него началось,— объяснил мне Афанасий Иванович.— Вот я и попоил его конским щавелем, закрепить хотел.
— И много вы ему дали щавеля?
— Да целое ведро выпоил. Густо напарил и все выпоил.
— Вот оттого у Кольки и понос. Ведь в малых дозах конский щавель закрепляет, а в больших слабит. Для человека, например, доза в пять граммов — уже сильное слабительное.
Старый умный человек Афанасий Иванович, а этого не знал. И продолжай он поить своего любимого Кольку крепким отваром щавеля, могло случиться так, что Колька обессилел бы и сдох!
Примеров тому, как растения в малых дозах действуют так, а в больших совершенно иначе, можно привести десятки. Например, вороний глаз ядовит, но в малых дозах применяется от головной боли, мигрени, психических расстройств. Копытень в малых дозах — хорошее противоалкогольное лекарство, под надзором врача, конечно, а в больших — сильное рвотное. Подобными же свойствами обладают купена, ветреница лютичная и ряд других растений.
Вот почему особенно опасно, когда за лечение берутся самозванные лекари — безобидная травка в неумелых руках может наделать больших бед. Вот почему в Уголовном кодексе РСФСР есть статья 221 «Незаконное врачевание». А кто-то покупает травы у базарных бабок, совершенно не имея понятия о их действии и способах их приготовления и употребления. Траву-то, может, продадут и ту, что надо, но от неправильного приготовления и приема (по принципу: чем гуще, тем лучше) вместо пользы купленная травка может принести вред.
ЛИПА-УГОДНИЦА
В родных моих краях, в Зауралье, липа не встречается, поэтому раньше здесь, как ни бедны были крестьяне, лаптей не носили. Носили бахилы, бродни, чувяки, сапоги, но не лапти. Липа в березовых колках не растет, она растет в парках, дубравах, в более северных районах растет вместе с елью и пихтой. В восточных предгорьях Урала липа встречается часто. Под сенью густых елей, по увалам и склонам пологих гор чернеют ее прямые, как колонны, стволы.
Мы поселились в этих местах всего три года назад, и мне, выросшему в Зауралье, липа была в новинку: сразу же захотелось узнать, как плетут лапти, готовят разные поделки из ее древесины. Я попросил Афанасия Ивановича срубить и привезти мне липу.
— Сейчас новолуние, липу рубить нельзя, поделки будут непрочными,—: сказал он.— Вот войдет луна в последнюю четверть, будет на исходе, тогда и поедем за липой.
В одно летнее утро он подъехал к нашему дому на телеге, в которую был запряжен его любимый жеребец Колька, и позвал меня с собой. Мы выехали за увал, свернули в лес и вскоре остановились около дерева, взметнувшего к небу четыре черных ствола.
— Здесь вот и срубим. Которую хочешь?
Я понятия не имел ни о достоинствах, ни о возрасте липы, но признаться в этом как-то постеснялся, и ткнул пальцем в направлении самого высокого ствола. Зашипела пила, с протяжным стоном ухнула на подставленные лежки липа. Мы распилили ствол на три части длиной около сажени каждый и довольные поехали домой.
Дома я отмерил с концов каждого обрубка по большой четверти, прорезал ножовкой прорезь и снял срединную часть коры, оставив концы в коре. Потом сделал так, как вычитал где-то в книге: замазал торцы обрубков густой масляной краской и положил сушить в тень под навес. Снятую же кору я связал в пучок и, по совету Афанасия Ивановича, прикрепив к пучку камни, погрузил его на все лето в ближайший заливчик нашей речки.
Мелькнуло лето. С нетерпением я ждал результатов своего труда. Хотелось поскорее заняться поделками из липы, тем более что я купил набор резцов. В начале осени от самой толстой части одного из обрубков я отрезал двадцатисантиметровый чурбачок дерева в коре и принес его досушивать в дом. Результаты не замедлили сказаться: уже через несколько дней по торцам чурбачка пошли глубокие радиальные трещины, и когда я расколол чурбачок на баклуши, надеясь вырезать хотя бы ложку, то понял, что своей поспешностью загубил материал: трещины были так глубоки, что почти смыкались друг с другом в глубине чурбачка. И тогда с особой ясностью я ощутил, как важно правильно подобрать и подготовить материал для резных работ.
Например, мастера в Средней Азии зарывают заготовку в сухую землю под навесом и выдерживают ее там от года до нескольких лет. Потом заготовку выкапывают и досушивают в помещении. Небольшие куски дерева, предназначенные для мелких вещей, вываривают в хлопковом масле. В условиях нашего климата материал обычно сушат на открытом воздухе, а для небольших поделок куски дерева вываривают в течение получаса в крепком водном растворе поваренной соли и еще после этого сушат в помещении в течение трех-четырех суток.
Из мягкой липовой древесины делают ложки, скалки, веретена, мелкие токарные изделия и различную домашнюю утварь. В старину из липы делали сапожные колодки, теперь делают фанеру, а липовая стружка — лучший упаковочный материал для фруктов.
Жить в лесном краю и не испытать себя в искусстве резьбы по дереву невозможно. Но это, надеюсь, у меня еще все впереди.
В конце сентября вытащил я из речного залива замоченную там мной с лета липовую кору. Вся в зеленоватом тонком иле, она воняла ужасно, однако слон луба от коры отделялись хорошо. Пришедший в гости Афанасий Иванович определил, что корье недомокло.
— А лапти из такого лыка плести можно?
— Это не лыко, а мочало. Из него ткут рогожи, попоны, кули, делают вехти. Раньше на Тихвинскую всей деревней замачивали липовую кору, в к Семену-летопроводцу каждый доставал свое корье, обмывал, обирал мочало и развешивал его по вешалам. А лапти плетут из лыка. Рубят лутошки — липки диаметром три-четыре сантиметра, — снимают с них кору полосками шириной в вершок-полтора и длиной около двух аршин. Эти полоски потом отскабливают от коры до луба и получают лыко, из которого и плетут лапти.
Кажется, что лапти — такая хлипкая и ненадежная быстроизнашивающаяся обувь, но старики, кому доводилось хаживать в лаптях, говорят, что добрым лаптям с двойной подковыркой, сплетенными умелым мастером, порой износу нет.
Теперь лаптей, конечно, никто не плетет. Разве только для самодеятельной сцены да как сувениры. Видел я однажды, как плел крошечные лапти, длиной со спичечный коробок, Александр Федорович Гилев со станции Хоренки. Начинал с пятки, заплетал на колодке носок, потом, ловко орудуя небольшим кодочигом, заплетал лаптям двойную подковырку — делал след лаптя двойной толщины. Его работа привлекала всеобщее внимание, но вряд ли кто всерьез захочет учиться плести эти самые лапти.
С лутошек липовая кора легко снимается круглый год, а с больших деревьев на мочало кору снимают только тогда, когда она «идет». Чтобы определить, «идет» ли кора, брали большой кол из твердых пород деревьев, остро затесывали его и всаживали в кору. Если кора отделялась легко, а это обычно происходило в июне — июле, то липу очищали от коры всю, оставался гладкий светлый ствол без единого волоконца коры и луба. Смотришь, как мастер орудует колом, снимая кору, и невольно изумляешься правильности русской пословицы: «Ободрать, как липку».
Кроме различных токарных поделок, липа годится и на другие предметы домашнего обихода, например, ручки граблей. Инструмент получается идеально легким, а ручка при работе не мозолит руки. Не все мастера-покосники согласны с этим, считают, что древесина этого дерева слишком непрочна, но большинство все же делает ручки из липы.
Липа — красивое дерево, живущее 300—400 лет, очень медоносное. Во время цветения с нее со всех сторон свисают светлые грозди душистых цветков. За три недели цветения липа с площади в один гектар дает около тонны нектара. Липовый мед самый вкусный и полезный. Мне не раз приходилось наблюдать во время сбора цветов для лекарственных целей (а липовый цвет — известный целитель всех простудных заболеваний), что пчелы во время медосбора на липе ведут себя очень мирно и не жалят человека, даже если он, срывая цветок, сгонит с него пчелу. Очевидно, пчела понимает, что меда хватит на всех, и липа растет и цветет не только для нее, но и для каждого живого существа. Но попробуй коснуться улья — и та же пчела, жертвуя жизнью, бросится защищать его.
В народе липовый цвет широко используется как чай, как средство от простуды и кашля, а также от головной боли (обкладывают голову листьями).
Осенней порой тихо бреду липовой аллеей старинного парка. Деревья одеты нарядной золотисто-желтой листвой, земля желта от опавших листьев, а черные стволы кажутся угрюмыми и таинственными. И кажется, нет на свете дерева, которое так точно и прекрасно передало бы все очарование осеннего увядания природы,
ЛЕКАРСТВО ДЛЯ ЗВЕРЕЙ
Есть такая шутливая поговорка: «У зверей хотя и нет горздрава, но зато есть травы».
Всю зиму по огороду около нашего дома бегал заяц, следил по свежевыпавшему снегу. Пришла весна, обнажились от снега грядки. Кустики валерианы зазеленели первыми, погнали листья и цветоносы. И вдруг в один прекрасный весенний день я обнаружил, что один кустик сгрызен до самых корней. Присмотрелся — и увидел на мокрой земле заячьи следы. Так вот кто приходил лечиться на мои грядки! В наш бурный век волнений и стрессов не только людям, но и зайке понадобились успокоительные средства. в
Кошки тоже охотно лечатся валерианой, растаскивают и грызут ее корни. Сам видел, как соседская кошка Мурка лечилась травой: она так усердно грызла листочки пырея, что, когда я подошел к ней совсем близко, только недовольно посмотрела на меня и продолжала заниматься своим делом. Собаки надолго убегают из дома, чтобы найти в лесу необходимую им травку и вылечиться от только им известной болезни. Козы и овцы начисто обдирают кору с осиновых и пихтовых поленьев.
Из литературы известно, например, что утомленные лошади охотно поедают полевой осот, и это быстро восстанавливает их силы. Особенно быстро восстанавливают силы животных трава и корни растения левзеи сафлоровидной, известной также под названием маралий корень.
К растениям из аптеки животных ученые относят щетинник, ферулу, пырей, полынь, дикий лук, кошачью лапку. Сено всего охотнее поедается животными, если в нем есть такие ароматические растения, как тмин, богородская трава, душица, мята, пижма, полынь, тысячелистник. Замечено, что эти же растения животные ищут и во время выпаса на пастбище.
КОРНЕВАНИЕ
Много ныне аптекам требуется лекарственного сырья, и мы с женой, оба пенсионеры, в свободное время заготовляем для аптек различные травы и корни.
Собирать травы, особенно срывать цветы приятно, но копать корни — занятие малопривлекательное. Для того чтобы выдолбить, скажем, длиннющий веретенообразный корень дикого цикория из полузамерзшей глинистой земли потребуется много труда и упорства. Нелегко копать корни чемерицы, много раз наколешь руки, пока выкопаешь корень шиповника. Приятно держать свежевыкопанный корень змеевика, а еще почему-то приятнее — калгана, очевидно, невольно вспоминается ароматный, душистый, розовый калгановый чай.
Легче всего моются в проточной воде корни чемерицы, а вот с корнями калгана, например, приходится порядком потрудиться, пока их вымоешь, очистишь от гнилых частей, придаточных корешков, изрежешь и разложишь на листы тонким слоем.
Готовить снадобья легче всего из корней валерианы, калгана, змеевика: заварил, минут пять-десять прокипятил, остудил — и все. Корни чемерицы настаивают на водке неделю в темном теплом месте или готовят мазь на свином жире, но зато какое это прекрасное отвлекающее средство при невралгических и ревматических болях. Ахала старуха, хваталась за надсаженную спину и натруженные руки, а помазалась снадобьем из чемеричного корня да забралась на ночь на русскую печку — и все боли как рукой сняло.
Нервы успокаивает валериана, но больше их успокаивают настои из корней синюхи голубой. А корни эти тонкие, плотно вплетены в сплетения корней лугового травостоя, если синюха полевая, а не растет на грядке. Выкопаешь такой клубок корней и задумаешься о том, как его вымыть. Поэтому мы с женой стараемся копать корни синюхи вблизи нашей горной речки Сылвы. Кладешь эту путаницу корней, как мочалку, в неглубоком месте на гравелистое дно и чисто вымытыми сапогами начинаешь топтать ее. Речка неглубокая, до щиколоток, за местом мытья вдоль по ней вместе со сверкающей холодной чистой струей уносятся облачка коричневой мути. Блестит солнышко, сверкает речная струя, похрустывает под ногами гравий, а ощущение такое, словно вдруг, неожиданно в пасмурный осенний день выглянуло яркое теплое солнышко или вдруг на старости лет вспыхнуло большое светлое чувство любви.
Не люблю почему-то мыть корневища пиона уклоняющегося или иначе — марьина корня. Слыхал, что это заслуженное растение: марьин корень в войну многих от голода спасал. Попробовал и я поесть его, сварил, очистил, пожевал — горьковато и неприятно. Картошка лучше.
Муторно мыть корни левзеи сафлоровидной (маральего корня), зато как хорошо моются корни окопника лекарственного: толстые, мягкие, как сливочное масло, они легко отмываются от земли.
А еще есть клубни и корни аконитов, горечавок, ятрышников, дягилей, борщевиков, бедренца-камнеломки, медуницы. И все лекарственные, и все нужные.
Рюкзак за спиной, в рюкзаке складная лопата, рукавицы, полиэтиленовые мешочки под корни. Идем с женой корневать на наши излюбленные места. И почти никогда не возвращаемся пустыми. На радость себе, аптечным работникам и людям.
А растения возобновятся снова — после выкапывания корня в каждую ямку сеем семена, и через год-два вырастают экземпляры растений лучше прежних,
ДИКАЯ РЕДЬКА
На небольшом полустанке в теплый июньский день группа пассажиров ожидает местный поезд.
Пожилая женщина отошла шагов на пять-десять от железнодорожной линии, что-то поискала среди зарослей и вскоре вернулась со снопиком серовато-зеленой травы с желтыми, не очень броскими цветами.
— Что, Мария Филипповна, военное время вспомнила, дикой редьки поесть захотела? — спросила ее, очевидно, хорошо знакомая женщина.
— Действительно, ох и поели же мы ее в войну-то! — задумчиво сказала та, которую назвали Марией Филипповной. — И кобыляк (щавель конский), и горныш (бутень клубненосный), и марьин корень… А редька-то дикая была деликатесом наособицу — ароматная, во рту таяла, как будто конфеты ели.
Я попросил одно растение, очистил его стебель от коры, откусил и пожевал. Было приятно во рту, овощ оказался менее острым и более ароматным, чем домашняя редька. Слыхал, что « лекарственное значение редек велико: сок их — испытанное средство при заболеваниях печени и желчного пузыря.
Дикая редька — интересное растение, сорняк, растущий у дорог и на полях. Одно растение способно принести до двенадцати тысяч семян, в которых содержится около 35 % масла, употребляемого в мыловарении и в качестве смазочного масла.
— Ну как, вкусно? — спросила меня Мария Филипповна и, получив мой утвердительный ответ, добавила: — А в войну-то она казалась еще вкуснее.
И почему это старым людям все война вспоминается? Не тяжкий многочасовой труд, не лишения, а голод, голод, голод… И потому-то, наверное, старые люди больше всех на свете не хотят, чтобы возникла новая война.
