Эти письма приходили в Свердловск из тропического далека, однако на конвертах не было диковинных марок, способных осчастливить знакомого филателиста. Не найти на них и редкостного обилия почтовых штемпелей, в чьих оттисках простодушно видишь вещий знак преодоленных пространств. Да и конверты самые обычные, пермского «Гознака», присылаемые «с оказией» через советские консульства. Вот только там, где пишут адреса отправителя, стоит загадочное — Calicut. И подпись…
Каликут (не путать с Калькуттой) — университетский центр индийского штата Керала. В этом городе, расположенном на юге Индостана, вблизи океанского побережья, до недавнего времени три года жил и работал преподаватель Уральского университета Юрий Казарин.
Юрий Викторович Казарин обучал индийских студентов русскому языку: читал лекции и проводил семинарские занятия, знакомил их с шедеврами нашей литературной классики и рассказывал о Советской стране.
В письмах на Урал — родным и друзьям, коллегам по УрГУ — Казарин много писал о стране, с которой Советский Союз связывают давние и прочные узы добрососедства. Конечно же, он немало там повидал за эти годы, бывал и в Агре с ее уникальными памятниками старины, видел и индустриальную новь индийского государства — современные промышленные предприятия, значительная часть которых построена при содействии СССР. Незабываемой была и встреча в Бангалоре с живущим в Индии известным художником Святославом Николаевичем Рерихом, внесшим неоценимый вклад в культурное сближение советского и индийского народов.
Однако Юрий Викторович многим уральцам знаком и как просто Юрий Казарин — молодой свердловский поэт. А раз он — поэт, то письма из Индии — это еще и стихи. В стихах этих, конечно же, есть океан и цикады, есть палящий зной и восточная экзотика, но куда как больше в них снега и летящей под сентябрьским ветром паутины, покосов и соснового шума…
«Родина не знает расстояний» — в этой строчке Казарина звучит главный нерв его сегодняшних стихов.. Вот почему мотив отчей земли, о которой постоянно думается и которая снится («Бывают ночи; только лягу, в Россию поплывет кровать…»,— так шестьдесят лет назад сформулировал подобное состояние один хороший русский поэт, волею судеб оказавшийся за границей), столь часто повторен у молодого автора. Впрочем, в этом вы сможете убедиться сами, прочитав предлагаемую подборку «индийских страниц» Юрия Казарина.
Евгений ЗАШИХИН
ВОДОМЕР
Земля моя, как холодно у нас! —
Такая осень выдалась большая
с небесной пустотою про запас,
с картошкою земного урожая. ,
Нехорошо в заброшенном лесу
с опавшей кровлей красного железа..
Приду домой и дочке принесу
кусок реки с узором водореза.
Она не спит, она из недозер,
а я достану льдинку из кармана —
и оживет в корытце водомер,
пересчитает капельки тумана.
В таксе время трудно одному,
а нам с тобою дома хватит света,
как водомеру — счета, потому
что у него опять большое лето.
ПЕКЛО И ТЕПЛО
Нас пекло памяти не обошло,
и к будущему намертво прижало.
И долго проходило и дрожало
беспамятства утробное тепло.
В чужом краю любимое больней —
проснешься в дождь над южным Индостаном:
земля моя за морем-океаном
видна насквозь от листьев до корней,
Проснешся в дождь с далекого Урала,
опомнишься, очнешься, оживешь:
ах, просто жить — немного и немало,
но каждый вдох мучительно хорош!
До света дом — холодный и пустой,
болит душа, и начисто забыто,
как не любить и сталкивать открыто
неправду с правдой, правду — с правотой.
не знает расстояний…»
Рисунок Владимира Ганзина
У нас всегда тяжелый легкий хлеб —
то с лебедой, то неразумно сдобный,
а ход времен — покружный и удобный
крутому повторению судеб.
Земля моя, тревогу не избыть:
трудна твоя простая несвобода —
народом быть и памятью народа,
и время ненавидеть и любить.
Превозмогая пекло и тепло,
однажды жить — и все же торопиться,
коль время за грозой уЖе пошло *
и от огня уже не заслониться.
Огонь подспудный, вышний ураган.
Кричит земля и гром не убывает.
И острова из пекла пробивают
околоплодный теплый океан.
Там птица называется нырок,
и осени почти что не бывает —
в том месте, где река перепадает
большому океану на зубок.
Тропическое пекло и тепло
от севера уже неотделимы:
душа болит — и зрение пришло,
а истина по-прежнему голима:
издалека любимое видней —
и Родина не знает расстояний.
Как дивно выгибается над ней
рабочее полярное сиянье!
Как рано просыпается народ,
и радио, и песня хоровая…
И я еще не знаю, наперед,
что я проснусь до первого трамвая
И я еще как надо одинок,
и домом мне пока еще чужбина,
где увязался лапчатый нырок
за выволочкой умного дельфина.
