В Восточных Альпах, в австрийском городе Юденбурге, в начале мая 1945 года произошла встреча, о которой, если бы ее придумал драматург, мы бы сказали: «Ловкую пьесу сочинил!» И не поверили бы. Но известно нам об этой встрече не от писателя, а от полковника ветеринарной службы Владимира Митрофановича Доценко, жившего после выхода в отставку в Москве. Он, записав в тот весенний день недолгий разговор советского генерала Малеева с генералами Шкуро и Красновым, дважды — в гражданскую и Великую Отечественную войны — потерпевшими крушение своей подлой жизни, меньше всего заботился о красоте стиля и поворотах сюжета…
Да он и не требует никаких украшений — этот сюжет. Как и жизнеописание генерал-майора Михаила Федоровича Малеева.
1.
«— Как здоровье Буденного и Ворошилова? — полюбопытствовал Шкуро.
— Отличное, если это вас интересует.
— Как же! Приходилось с ними встречаться. Я имею в виду на поле брани. Вы еще не воевали в те времена.
— Напротив, воевал. И представьте себе, в кавкорпусе Семена Михайловича. Рядовым бойцом».
Родина генерала Малеева — слобода Большая Мартыновна Ростовской области. О том, что предшествовало его вступлению на стезю «человека с ружьем», сказано в двух строках автобиографии: «Учился в Мартыновском начальном училище (1908—1912). С сентября 1912 года по май 1917 года работал по найму в сельском хозяйстве, до февраля восемнадцатого года — в хозяйстве отца».
Михаил, будущий генерал, 28 февраля 1918 года добровольно вступил в отряд красных партизан, сформированный в родной слободе. Так что всего пять дней отделяют начало боевого пути Михаила Федоровича Малеева от дня рождения Красной Армии. Служить в ее рядах предстояло до 19 августа 1955 года, когда приказом министра обороны СССР генерал был уволен в отставку по состоянию здоровья.
Оборона Большой Мартыновки от превосходящих сил белых вошла в историю гражданской войны. Об этом немало написано. Упомяну лишь статью генерал-полковника Оки Ивановича Городовикова «На помощь красным». Ока Иванович начинает свой рассказ с того, как части 10-й Красной Армии в начале августа восемнадцатого года заняли станцию Куберле, и именно отсюда Климент Ефремович Ворошилов решил оказать помощь попавшим в кольцо окружения мартыновцам. А о том, что они оказались в критическом положении, командарм узнал от всадника, прорвавшегося сквозь линию фронта.
Читаем в статье Городовикова:
«Мы отвели гонца к Ворошилову и Буденному. Они выслушали матроса.
Вот что он рассказал: «Село Мартыновка уже тридцать пять дней окружено белогвардейцами со всех сторон… В Мартыновке стоят три тысячи красных партизан, триста конников. У них есть орудия, но нет снарядов. У них есть винтовки, но иссякли патроны. Патроны делают сами.
Белогвардейцы бомбят осажденных из пяти орудий. В селе нечего есть. Осажденные вырыли несколько рядов окопов в человеческий рост и отчаянно обороняются…»
Именно здесь, в Большой Мартыновке, впервые пересеклись пути безвестного тогда красного бойца Михаила Малеева и генерала П. Н. Краснова. Генеральские «подвиги» его — это цепь злодеяний и провокаций, чуть припудренных демагогическими россказнями о самостийном Доне, о подвигах предков — героев донской земли и т. п.
После провала антисоветского мятежа под Петроградом Краснов был арестован и вскоре — под честное слово! — освобожден из-под стражи. Дав лживое от начала и до конца обещание не выступать против восставшего народа, получив как военспец под свое командование 3-й конный корпус, Краснов немедленно связался с генералом Калединым в Новочеркасске. Был у Краснова такой план: послать в станицу Великокняжескую, ныне город Пролетарок, Донскую дивизию своего корпуса, чтобы она помогла там громить первые в Сальских степях Советы. Но казаки этой дивизии, не дожидаясь приказа Краснова и сдав оружие, уезжали к родным куреням. В декабре 1917 года красновский корпус был расформирован Ставкой Верховного командования Советской Республики. Сам Краснов бежит на юг, в Новочеркасск, и ВЦИК объявляет его вне закона как врага народной власти.
Вскоре Каледин, разуверившись в способности контрреволюции восстановить старые порядки, в атаманском дворце сводит последние счеты с жизнью. Пистолетный выстрел известил заинтересованных лиц о том, что его должность вакантна. И тут Краснов, как азартный карточный игрок, решает разыграть немецкого «туза». Интервенты кайзера Вильгельма уже захватили тогда Таганрог, подходили к Ростову, и генерал русской службы, еще недавно считавший немцев заклятыми врагами Отечества, склоняется перед ними, как презренный вассал перед хозяином. На штыках кайзера и взросла эта карьера: 3 мая 1918 года белогвардейский «Круг спасения Дона» провозгласил Краснова атаманом Всевеликого войска Донского.
«Признания» новый атаман ждал недолго… Казачий комитет при ВЦИКе обратился к нему с «открытым письмом». Оно звучит не менее выразительно, чем знаменитое письмо запорожцев турецкому султану: «…Наш лучший совет — застрели себя сам, по примеру усопшего Каледина, иначе тебя ждет позорная смерть от руки трудового казачества».
Удивительно пророческие слова! Хотя кто же тогда, в восемнадцатом, мог даже представить, что пройдет еще почти тридцать лет, и Краснов предстанет наконец перед судом советского народа?
А теперь вернемся к Михаилу Малееву, лицом к лицу впервые столкнувшемуся с красновцами под Куберле.
2.
«Шкуро сделал пренебрежительную гримасу:
— Бойцы мало что знали.
— Мало?! — возмутился Малеев.— Мне не забыть, как ночным штурмом буденновцы овладели Воронежем. Захватили ваш штабной вагон. Если мне не изменяет память, вы, господия Шкуро, чудом спаслись на автомобиле. А под Касторной? А на переправе через Северский Донец? От вашей конницы, извините, осталось мокрое место. Всё помним, всё…»
На Царицынском фронте, где сражался малеевский полк, пути будущего советского генерала и наказного донского атамана скрещивались не раз.
В те летне-осенние дни 1918 года у его превосходительства было более чем мрачное настроение. На сессии Большого войскового круга Краснов был вынужден признать:
«Дух казаков начинает колебаться… Был уже случай военного мятежа. Боюсь, что это не последняя туча рассеянной бури, а первая весенняя ласточка грядущего печального исхода… 3 августа на Царицынском фронте один отряд сдал без боя станицы Нагавскую, Баклановскую, Верхне-Курмоярскую…»
Оборона Царицына стала выдающимся подвигом молодой Красной Армии. 60-тысячное войско Краснова было разбито. Ему был выражен вотум недоверия, и в феврале 1919 года «Круг спасения Дона» избрал нового войскового атамана — Африкана Богаевского, генерал-адъютанта и генерал-лейтенанта, кавалера многих орденов, пожалованных ему еще столь недавно государем императором. Но разве мог Богаевский что-либо изменить в ходе войны?..
Перебравшись в Германию, генерал Краснов пока — и надолго! — убрался с пути Михаила Малеева, но вылез, как зловещий черт из табакерки, генерал Шкуро.
О подлинной фамилии этого изверга мы можем судить по надписи на его портрете, напечатанном на обложке белогвардейского журнала «Донская волна»: «Полковник Андрей Шкура». В генеральский чин он был произведен за такие, например, заслуги перед контрреволюцией: взяв Харьков, Шкуро послал в ставку Деникина телеграмму, состоявшую всего лишь из одного слова: «Крошу». И можно представить, как дергался этот любитель телеграфного стиля, когда получил ультиматум Буденного, начинавшийся так: «Завтра мною будет взят Воронеж. Обязываю все контрреволюционные силы построить на площади Круглых рядов. Парад принимать буду я. Командовать парадом приказываю тебе, белогвардейский ублюдок…»
Напоминание о штурме Воронежа, сделанное престарелому генералу Шкуро советским военачальником Малеевым в австрийском городе Юденбурге, вряд ли помогло этому палачу, державшему в эмиграции конный цирковой аттракцион, скрасить дни, оставшиеся до суда.
А сам Малеев, пройдя с Первой Конной армией ее славный путь, в автобиографии писал: «В гражданскую войну участвовал в боях против Краснова, Деникина, Врангеля, Махно, банд в горах Северного Кавказа. Ранен в мае 1919 года».
Все это время Михаил Малеев оставался рядовым красноармейцем и только после излечения в госпитале, как записано в военном билете генерала Вооруженных Сил Союза ССР, этот неповоротливый с виду, а на самом деле владеющий всеми видами и хитростями джигитовки парень из Большой Мартыновки стал числиться в младшем командном составе. В декабре 20-го года его послали в дивизионную школу, и шесть месяцев спустя М. Малеев был выпущен в должности командира взвода, то есть, говоря на современный лад, стал он лейтенантом. Так до 1935 года и шла его служба в 4-й дивизии Первой Конной армии: комвзвода, помощник командира эскадрона, комэск, слушатель курсов усовершенствования командного состава кавалерии в Новочеркасске, начальник полковой школы, помощник командира полка… Ни одной служебной ступеньки не миновал Михаил Федорович, прежде чем получил полк.
Незадолго до войны с фашистской Германией, уже имея опыт командования дивизией, М. Ф. Малеев стал генерал-майором.
3.
«Краснов протер носовым платком воспаленные глаза и обратился к Малееву:
— Получу ли я возможность писать мемуары?
— Не знаю.
— Что же нас ожидает?
— Это решаем не мы,—спокойно произнес Малеев.
— Я всегда стоял за русский народ…
— Лжете, господин казачий генерал! — перебил Малеев.— Вы гнусно предали свой народ и давно потеряли право называть себя русским».
Было у М. Ф. Малеева и такое в его не слишком стремительной, зато прочно военной карьере: в Краснодаре он формировал 17-й кавалерийский корпус, из которого впоследствии выросли два кавкорпуса: Донской и Кубанский.
17-м казачьим кавалерийским корпусом, отличившимся вскоре под станцией Кущевской, командовал генерал
Николай Яковлевич Кириченко, а Михаила Федоровича Малеева назначили его заместителем. В этой же должности с ноября 1942 года и до победы служил он в 5-м Донском казачьем кавкорпусе.
4.
«…Все они вернулись к активной военной работе и пошли на службу к немецкому фашизму. По указанию гитлеровских чиновников генералы создавали вооруженные части из русских контрреволюционных и антисоветских элементов, которые воевали против Красной Армии и наших союзников с оружием в руках. Воевали они зло, остервенело, не ожидая пощады. Но под ударами советских войск и союзных армий «добровольцы» вынуждены были бежать в каменные теснины гор».
Из книги генерала армии С. М. Штеменко
«Генеральный штаб в годы войны».
Город Юденбург. Сюда, в Австрию донские казаки попали в середине апреля сорок пятого года после полного освобождения венгерской земли. В Альпах предстояло разгромить многочисленные группы гитлеровцев которым было приказано вести здесь «малую» войну.
…Увидев десятка полтора орденских планок на гимнастерке Малеева, бывшие генералы-каратели поняли: перед ними заслуженный полководец. Наверное, именно поэтому, судя по воспоминаниям полковника ветеринарной службы Доценко, они заговорили с Малеевым о маршалах Буденном и Ворошилове, выспрашивали про их здоровье: такой человек мог близко их знать. Проявляя беспредметное старческое любопытство, Краснов старательно отгонял мысль о неотвратимом наказании. А отвечать Краснову, Шкуро, бывшему командиру «дикой» дивизии Султан-Гирею Клычу и другим военным преступникам было за что. И не только по старым, времен гражданской войны, счетам.
Слово — полковнику ветслужбы Доценко:
«Генерал Малеев возглавлял комиссию» которой предстояло принять лошадей из вражеской группировки, разгромленной в Восточных Альпах. В комиссию, кроме самого Михаила Федоровича, входили представители штаба фронта и я.
Оформив необходимые документы, мы выехали в Юденбург и в тот же день были приняты начальником местного гарнизона генерал-майором Павловым, который, оказывается, давно уже ждал нас. Павлов прежде всего пригласил к столу. За обедом зашел разговор о роли конницы в бою, генерал Малеев вспомнил гражданскую войну, Первую Конную, битый ими, конармейцами, корпус Шкуро.
Услышав эту фамилию, Павлов, загадочно улыбаясь, любезно пригласил нас совершить вместе с ним небольшую прогулку после обеда. Попутно мы услышали, что за несколько часов до нашего приезда советским солдатам удалось арестовать прямо здесь, в Юденбурге, большую группу бывших царских генералов и высших офицеров. Эта группа являлась верхушкой белогвардейской казачьей станицы, постоянная база которой находилась в Северной Италии.
Здесь мы прервем воспоминания полковника В. М. Доценко, чтобы внести необходимое уточнение.
Как ни приятно было бы сказать, что солдаты генерал-майора Павлова захватили в плен заклятых, со столь
давним стажем, врагов нашей Родины, но это не так. Краснов и прочие, страшась встречи с советскими солдатами после разгрома гитлеровцев в Альпах старались попасть в английскую зону оккупации Австрии, и это им удалось. Белогвардейские пособники фюрера, рассчитывавая, что Великобритания и Соединенные Штаты Америки, как писал генерал армии С. М. Штеменко, «скоро примутся воевать против Советов, предложили им свои услуги. Однако просчитались… Советское правительство сделало тогда решительное представление союзникам по поводу Краснова, Шкуро, Султан-Гирея и других военных преступников. Англичане немного повременили, но, поскольку ни старые белогвардейские генералы, ни их воинство не представляли какой-либо ценности, загнали всех- в автомашины и передали в руки советских властей».
Вот, оказывается, как оно было! Это еще больше драматизировало настроение белых генералов и офицеров. Все надежды обрести новых хозяев рухнули, и солдаты армии-победительницы, охранявшие их в Юденбурге, уже одним своим присутствием напоминали о близком конце.
«Павлов привел нас в довольно просторное помещение,— вспоминал Доценко.— Десяток старцев при полной форме лениво поднялись со своих мест. Вперед вышел длинный дряхлый человек с воспаленными глазами. За ним — обрюзгший коротышка с красным испитым лицом. На плечах у обоих поблескивали генеральские погоны.
— Господа! — обратился к ним Павлов.— Перед вами заместитель командира Донского казачьего кавалерийского корпуса генерал-майор Малеев. Прошу представиться, господа.
— Генерал Краснов,— сухо сказал высокий старик с воспаленными глазами.
— Генерал Шкуро,— промычал обрюзгший коротышка.
За их спиной раздались невнятные голоса…»
Воспаленные глаза Краснова, прикрытые старомодным пенсне, запомнились и другим советским людям, встречавшимся по своей служебной обязанности с этой преступной шайкой. Одет был генерал-каратель в мундир немецкого генерала, украшенный погонами царской армии. Штеменко приводит в своих мемуарах и такой любопытный факт: оказывается, вместе с дядей был захвачен и его племянник С. Н. Краснов, «генерал-майор немецкой армии, в прошлом полковник лейб-гвардии и белогвардеец; этот еще не старый мужчина душой и телом сотрудничал с гитлеровцами».
Вернувшись после той встречи в Юденбурге в штаб корпуса, Михаил Федорович Малеев рассказал о ней комкору Горшкову, и сорок лет спустя на мой вопрос, помнит ли генерал-лейтенант в отставке, почетный гражданин Ростова-на-Дону этот разговор с Малеевым, Сергей Ильич воскликнул: «А как же! Конечно, помню. Солдатская «почта» вскоре по всему корпусу разнесла весть об этой символической, встрече бывшего буденновца с белыми недобитками, и много на сей счет у наших казаков было суждений…»
Михаил Федорович Малеев, уйдя в отставку, поселился с семьей недалеко от родных мест — в Волгограде. Последние десять лет жизни были связаны с городом, у стен которого довелось ему сражаться в далеком восемнадцатом году. Малееву писали однополчане и земляки. С аккуратностью военного человека он отвечал всем.А вот о той встрече в Австрийских Альпах генерал рассказывать не любил. И все же знать о ней надо. И не только нам — его соотечественникам…
