Собираясь в отпуск, твердо решила: блокнот не брать, ручки тоже. Отдыхать — так отдыхать. И действительно, три первых дня и мысли не было о работе. Целыми днями бродила по столь необычным для Урала орехово-дубовым лесам, дышала воздухом, настоянным на ароматных лечебных травах, пила чай из душицы, пустырника, зверобоя, мяты, чебреца — на любой вкус и недуг каждое утро готовили их в профилактории местные искусницы, дышала прополисом, опять же добытым заботливыми людьми на соседних пчельниках, и часами любовалась далями. То синие-синие, рельефно очерченные языками туманов, девятью хребтами, нисходили они за горизонт, то вспыхивали яркой зеленью в лучах редкого в это лето и не очень жаркого солнца, и тогда мохнатые лесные хребты манили к себе, звали, обещая края еще более дивные — ягодные, грибные, вишенные. Перед окнами — в чистом пруду отражались береговые заросли липы и перевернутые фигурки рыбаков, через хвойно-лиственные дебри за горы-хребты убегала к Миньяру едва заметная тропка Салавата.
Словом, три дня мне казалось, что именно так должен выглядеть и ощущаться рай. А на четвертый, почувствовав себя уже вполне отдохнувшей, я поняла, что чего-то в этом раю не хватает.
Сев в комфортабельный автобус, который каждый час связывал «рай» с внешним миром, через 20 минут оказалась на площади симпатичного небольшого городка, утопавшего в столь не характерных для сурового уральского края вишенных садах. И даже металлургический завод, центр и средоточие всего здешнего мира, не портил пейзажа, а наоборот: небольшой, аккуратный, мудро вписанный в сады и аллеи, являл собой органичную добавку к общей естественной красе и гармонии. Названия поселков, составляющих и окружающих городок, восходили к поре его рождения на стыке веков и вызывали щемяще-радостное удивление — Редькин Дол, Дубовая и Липовая Горки, Кумысная Поляна, Коза-поляна, Шашкин Пчельник. А сам городок звался Аша. Я зашла в музей, и эта «ошибка» стоила мне всех оставшихся дней отпуска.
На фамилию эту внимание обратила в первом же музейном зале, потом она возникла еще и еще, вызывая естественный вопрос. Среди династий, старых уральских родов, всеми ветвями связанных с заводом — Саблины, Плехановы, Горшковы, Брагины, Уразаевы, Куренковы, Кузьмины,— постоянно шли Курчатовы. С фотографий на стенде смотрят Дмитрий Васильевич, Иван Дмитриевич, Евгений Иванович, Виктор Иванович, Игорь Евгеньевич — все Курчатовы…
Под стеклом среди документов военной поры, когда завод в обычных мартеновских печах варил броневую сталь, когда давал уникальный, идущий на сварку танковых башен высокомарганцевый зеленый шлак-флюс (получали-то из древесного уголька на старинной доменной печи), мелькает и знакомая фамилия — Курчатов И. Д.: награжден знаком «Отличник социалистического соревнования Наркомчермета», премирован месячным окладом и т. д.
И главное, что в музее невозможно не заметить,— это действующие макеты цехов, а под ними таблички: «Макет изготовил И. Д. Курчатов». Первая 25-тонная мартеновская печь, которую привезли в начале века из Симского завода. Щелчок включателя, и за всеми четырьмя заслонками загорается огонь. В соседнем зале — сегодняшний мартеновский цех: печи, реконструированные, вместительные, есть и шихтовый двор, и мостовые краны, и завалочные машины, и тепловозик тянет изложницы, и разливочный ковш снабжен стопорным механизмом — все, как на самом деле. Действует, движется, горит. Труд-то какой вложен! Искусство-то какое высокое! Все этапы истории заводской техники, даже домна-матушка, которой на современном заводе-то больше и нет,— выполнены курчатовскими руками. Да кто же он, наконец?
— Один из создателей музея. Как на пенсию вышел, занялся. Стаж имеет 60 лет — «изо дня в день». Я Ивана Дмитриевича сменил здесь, в музее,— рассказывает директор музея Сергей Афанасьевич Жигар,— с 12 лет он на заводе, считайте, всю жизнь.
— Ну, а к Игорю Васильевичу Курчатову, академику и трижды Герою Труда, отношение случайно не имеет?
— По-моему, они родственники, хотя сам Иван Дмитриевич этого не подтверждает. Оба они местные — родом из Сима.
Иван Дмитриевич, сухопарый, высокий, аккуратно одетый, седой — увы! — соответствовал своим годам — за 70: чувствовалось, что жизнь прожил непростую, работу исполнял нелегкую. Но суровости в нем ни капли — мягкость, доброта, щедрость душевная так и выплескивались из больших, глубоко посаженных глаз. Здоровье его не баловало — и это тоже было заметно. Родство с великим ученым смущенно отверг, хотя, как выяснилось через несколько дней, напрасно.
— Отец мой из Сима вместе с домной переехал. Отрядили в 1910 году сюда пятьдесят мастеровых. Жили в землянках, шалашах. А нас уже пять братьев да двое сестер народилось — ну и вернулся Дмитрий Васильевич в свой симский дом. Литейщиком был. В двадцатые годы Героя Труда ему присвоили. И премии выдавали: кому четыре аршина сукна, кому брезентовые штаны, брезентовые ботинки на деревянной подошве.
Через несколько дней в Симском музее на большой фотографии стенда «Начало революционного движения», где снялись литейщики («революционно настроенный коллектив»), показали мне Дмитрия Васильевича Курчатова. А на соседнем снимке — Н. А. Плеханова, ссыльная в эти края учительница жена марксиста Г. В. Плеханова. Такое вот соседство.
Сам Иван Дмитриевич из 60 заводских лет (сюда вошла и учеба в ремесленном училище в голодные двадцатые годы со стипендией в 21 рубль — подспорье для семьи!) половину был начальником цеха. Ремонтно-механического — включал он в те времена разные производства: станочники, и литейщики, и молотобойцы, и модельщики — все Ивану Дмитриевичу подчинялись. Нынешний министр черной металлургии страны Серафим Колпаков свою первую трудовую школу у Курчатова проходил. В войну цеховое войско Ивана Дмитриевича состояло из 14—16-летних подростков.
— Директор завода Виктор Иванович Сысоев, когда в цех входил, от двери с каждым ребенком за руку здоровался,— рассказывает Иван Дмитриевич.— В две смены работали, каждое дите через 12 часов, а я 20 — 4 часа отдыха. Словом, хоть в цехе и не фронт, а не сладкий мед —только пули не свистели. Жили мы по гудку. Сам его и делал в войну. А вот недавно отменили, так жалко, словно с другом близким расстался. Бывало, Аша гудит — в Симу слышно.
Сегодня сменным диспетчером завода работает внук Ивана Дмитриевича — Игорь Евгеньевич Курчатов, выпускник того же Ашинского техникума, что и его отец. Готовится заочно в институт — тоже по стопам отца. Брат его Вадим, десятиклассник, сюда же собирается. Старшие тоже на заводе: Евгений Иванович заместитель начальника проектного отдела, Виктор Иванович — в электролаборатории КИПа.
Живет в Аше трудовая династия из большого уральского рода.
Из Аши до Миньяра — рукой подать. Старая дорога вьется вдоль Сима-реки по дивному краю уральских сказов. Тут и черная птица с большими крыльями, перелетев лесную просеку, скрывается в потемневшей чаще. И выпи кричат. И кузнечики такой концерт закатывают — кричать не перекричать их. Темная змейка-ящерка выскочила из травы на пригорок погреться, увидела человека — и срочно прошуршала под камни. Невольно ждешь: вот сбросит она с себя кожу и обернется девицей-красой в малахитовом сарафане да с косой из-под кокошника. А здесь увидела я такую молодицу, прямо глазам не поверила: и сарафан-то расшит, как положено, до полу, и коса бежит, извивается, и кокошник камнями-самоцветами изукрашен. Только на фотографии эта красавица стоит, к березе прислонилась. Извлекла ее в Миньяре из семейного альбома Мария Петровна Брагина. А на снимке том Курчатова Мария Васильевна — мать Игоря Васильевича Курчатова, всемирно известного ученого, академика и родного дяди Марии Петровны. А к ней привел меня чистый случай: молва народная ничего не подсказывала в этом городке. И в музей к старому знакомому Алексею Игнатьевичу Чертову заглянула на всякий случай. Да еще хотелось картины его посмотреть, что музей украшают, лишь на них теперь и увидишь, как кричное железо 200 лет назад здесь получали да какими механизмами — сплошь деревянными — пользовались.
О Курчатовых спросила без особой надежды. Алексей Игнатьевич хитро прищурился, сказал скромно:
— Есть кое-что.
А это «кое-что» оказалось фотографиями, все восемь не копии, а подлинники, на которых будущий ученый запечатлен в разные годы: от годовалого карапуза до двадцатилетнего юноши, и с отцом Василием Алексеевичем, и с братом Борисом. Откуда такие?
— Да женщина одна принесла, наша, миньярская. Мастер с метизно-металлургического завода — Брагина.
Найти Марию Петровну в маленьком городке не представляло труда. Тут и выяснилось, что существует версия, по которой бабушка их — Елена Алексеевна Норкина — родная сестра Василия Алексеевича, отца будущего академика. Фотографии перешли от матери, которая рано осиротела и воспитывалась в семье другого дяди — Мартирия Алексеевича, а он в Миньяре был главным по лесному делу, жил в доме на берегу пруда. К нему наезжали родители Игоря Васильевича и в разные времена он сам, Егорка, как звали его на Урале.
Мария же Васильевна Курчатова, мать будущего ученого, по молве, и вовсе миньярская: тут и учительствовала в церковно-приходской школе, а отец ее Василий Антонович Остроумов, приходской священник, службу вел в Миньярской церкви, что построена, красавица, в такой глуши выдающимся российским архитектором Матвеем Казаковым и стоит поныне. А было то лет сто назад…
Семья Брагиных, в которой я побывала, имеет богатую родословную. Только в истории Ашинского металлургического 17 человек мне встретилось: кузнецы, вальцовщики, наждачники, углеприемщики — красногвардейцы, коммунисты с 1905 года — все Брагины. Так курчатовская фамилия переплелась с родословными распространенных в крае исконно рабочих семей. Закончив рассказ, Мария Петровна вновь вернулась к началу разговора:
— Ашинские-то Курчатовы, мама рассказывала, тоже в близкой родне с Игорем Васильевичем.
Кто они, где найти? Может, конец ниточки надо искать в Симе, хоть и утверждают все в один голос, что на истинной родине И. В. Курчатова фамилия эта не сохранилась. А вдруг?
На следующее утро вновь бреду духмяной лесной дорогой от профилактория к большаку, откуда до Сима меньше часа езды. Городок —- в кругу сопок, деревья за два с половиной столетия вокруг повырублены, и хвойные темно-зеленые заросли кудрявятся в основном вдоль плотины да на горе Жукова Шишка.
Вроде и невелик завод поставили здесь в середине XVIII века во славу российского могущества, а люда понадобилось много. Вот и свезли крепостных с Центральной России предприимчивые купцы и промышленники. Переселяли целыми деревнями с Тамбовщины, Орловщины, Московии, Вятки, Владимирских земель — кого запродали сюда, кого, как Евстратовых да Курчатовых, в карты проиграли,
Под Жуковой Шишкой — мраморный мемориал памяти: «Землякам — нашим отцам и старшим братьям, вечно молодым солдатам и офицерам, погибшим на фронтах Великой Отечественной войны». Шестеро Жуковых… восемь Лаптевых… девять Курчатовых — 447 , человек не вернулись на свою маленькую зеленотравую родину. Вот и еще Курчатовы, с которыми уже не свидеться…
Заводской гудок, как и два столетия назад, известил, что наступил перерыв. «А мы и не думали гудок отменять, по нему весь город жизнь сверяет»,— искренне порадует меня секретарь парткома агрегатного производственного объединения Юрий Алексеевич Каюрин. Он же запросит отдел кадров: «Как у нас насчет Курчатовых?» — и через полчаса ему продиктуют двенадцать имен сегодняшних Курчатовых-заводчан. Среди них инженер-технолог Павел Николаевич, слесари Владимир Павлович, Валерии. Григорьевич, Константин Владимирович и Сергей Александрович, шлифовщики Сергей Владимирович и Владимир Николаевич, токари Вячеслав Валентинович, Сергей Дмитриевич и Вячеслав Михайлович. Вот так «никого»! Целая рабочая бригада. И трудятся многие из них сегодня. на станках с числовым программным управлением, дело имеют с роботами, манипуляторами.
В заводской музей меня милостиво пропустила семейка коз, что грелась на солнечном крыльце. Козы здесь в почете. Я уже слышала из разных уст байку о козле-путешественнике: каждый день этот козел, разрисованный уличным умельцем, появлялся на базарах всех трех городков. Ездил по железной дороге, на платформах. Как уж чуял расписание поездов — неизвестно, но факт остается фактом: успевал в базарное время во все три места — к завтраку, обеду, ужину…
Таков уж быт этих городков. И сегодня заводчане держат скот, в летние дни все разговоры о сенокосе, вечером по городской улице идет стадо с колокольчиком. Так сложилось издавна. И в этом своя прелесть.
Поднимаюсь по крутой лестнице в музей и задерживаюсь у самого его начала. Галерея Почета. Павел Степанович Жуков, фрезеровщик высшей квалификации, Герой Социалистического Труда; Виталий Дмитриевич Ковшов — видный партийный деятель периода гражданской войны, похороненный на Красной площади; Иван Михайлович Мызгин — участник трех революций и автор книги «Ни бог, ни царь и ни герой» и, наконец, братья Курчатовы. Два портрета — Игоря Васильевича и Бориса Васильевича. Для меня определенная неожиданность и радость. Сколь часто образ Бориса Васильевича, профессора, доктора наук, лауреата Ленинской и двух Государственных премий СССР, кавалера ордена Ленина и пяти орденов Трудового Красного Знамени, стушевывается рядом с мировой славой его старшего брата. Конечно, заслуги академика И. В. Курчатова исключительные: первый организатор и руководитель работ по атомной науке и технике в СССР, трижды Герой Социалистического Труда, первый лауреат Ленинской и четырех Государственных премий СССР, творец первого советского реактора, а когда потребовалось в целях безопасности Родины— первой в СССР атомной и первой в мире термоядерной бомб, первой в мире атомной станции, выдающийся борец за мир.
Но и Борис Васильевич внес крупный вклад в науку, работая много лет в большом содружестве с братом. Автор более ста научных исследований, большинство из которых проводилось впервые, один из первооткрывателей изомерии в радиоактивных элементах, вместе с братом — сигнетоэлектриков — нового класса веществ. Он создатель состава, который в основе оптических приборов ночного видения, автор методики сбора проб и анализа активности продуктов ядерных взрывов, и, наконец, ему первому в стране удалось искусственно выделить из солей урана плутоний и разработать его промышленное получение.
Двое выдающихся ученых, первооткрывателей, которые свои первые шаги по земле сделали в этом маленьком уральском городке.
В двухэтажном маленьком доме, бывшем лесничестве Симского завода, на первом этаже которого жили они с матерью и отцом, сегодня молодые ребята обучаются токарному искусству — это учебные мастерские механического техникума. В это здание, которому по всей логике положено быть музеем, меня завел Иван Алексеевич Козлов. 42 года отработал на заводе Иван Алексеевич, прежде чем принял на себя хлопотные общественные обязанности. Много провинциальных музеев рождены подвижничеством таких, как Иван Алексеевич, бескорыстных, щедрых во всех отношениях людей, и какие порой истинные чудеса можно обнаружить в их залах и хранилищах.
Прекрасная экспозиция в комнате-музее, расположенной во Дворце культуры, знакомит с родными И. В. Курчатова: тут и деды Алексей Константинович и Василий Антонович, и родители, и сестра Тоня. Тут и выписка из метрической книги, выданная причтом Димитриевской церкви Симского завода Уфимского уезда, в которой печать и марка подтверждают верность того, что родился Игорь Курчатов 8 января 1903-го, а 12-го его окрестили. Подписали сей документ священник Михаил Жуков и «диакон» Петр Яковин.
В Карпинском саду, как уже 200 лет зовут в народе старый симский погост, мы постояли у могилы деда Игоря Васильевича. Дед, по рассказам, был крепкий, сильный, охочий до знаний, работящий человек, с характером твердым, сумел выбиться из бедности исключительно благодаря природной смекалке и труду. Не гнушался извозом, склады держал, бортничал. Детям старался дать хоть какое-то образование. Дочь и две внучки его стали народными учительницами, Мартирий, Дмитрий и Василий — землемерами, лесничими. Сергей волей судеб оказался в Болгарии, где женился и впоследствии стал ученым, а Михаил всю жизнь был забойщиком скота.
О сегодняшних симских родственниках музейщики не знали. Последним автобусом отправилась из городка восвояси. И в автобусе-то и нашлась ниточка. Оказывается, со скоростью козла-путешеетвенника по городкам пролетела весть: интересуются Курчатовыми. Моя соседка ПО автобусу вдруг дружелюбно спросила:
— Ну, нашли?
— Кого?
— Да курчатовскую родню. Я Валерия вчера в Аше видела. Говорю ему, а он: не, мы однофамильцы. Да какие однофамильцы, когда его дед Григорий — родня Игорю Васильевичу, на горе-то все знают.
— На какой горе?
— Да в Симу, где живет он.
Вот так номер!
Утром с Козловым карабкаемся на гору, дом Григория Семеновича на самом верху, а дождевые потоки смыли едва приметные тропки. Хозяин крепкого рубленого дома гостей не ждал, гнул во дворе железо для кровли. У Григория Семеновича ;стаж рабочий — 62 года, мог бы и отдыхать, только у него свое понятие о долголетии: «Дома, чувствую, здоровье кончается — надо идти работать».
После долгих разговоров установили родство ашинского Ивана Дмитриевича. Оказался он нашему собеседнику троюродным братом, и Игорю Васильевичу тоже.
— На Урал Курчатовы заехали-то еще в XVIII веке, в карты их помещик проиграл. А потом род и разошелся.
Так прояснились истоки. Впрочем, предстояли еще две встречи.
Голубоглазая, суровая, с мелкими чертами лица и крупными рабочими руками, Алевтина Николаевна из рода ашинских Курчатовых вызывала симпатию с первого знакомства. Всю трудовую жизнь — 45 лет — проработала она в центральной заводской лаборатории. Химик-металлург. Четыре года как вышла на пенсию, но домовать отказалась. На встречу принесла много фотографий, подаренных ей и матери Борисом Васильевичем Курчатовым. Мама ее, Таисия Алексеевна, переписывалась с Игорем Васильевичем. Сыны Таисии Алексеевны ушли на фронт прямо из’школы: Владислав — после 9 класса, Владимир — после 10-го, так и не успев получить аттестат зрелости. Вернулся лишь Владимир, хотя и его успела оплакать мать, получив похоронную. До выхода на пенсию Владимир Николаевич работал на Ашинском заводе старшим инженером ОКСа, здесь же в ремонтно-строительном цехе дочь Алевтины Николаевны — Нина Владимировна.
— Ну, а если вас родословная наша интересует, то повстречайтесь с Юрием Ивановичем Курчатовым в Челябинске,— преподнесла сюрприз под конец беседы Алевтина Николаевна.— Он двоюродный брат мне и Игорю Васильевичу, и Борису Васильевичу.
В миллионном Челябинске Курчатова нашла без труда по телефонному справочнику — лишь дважды представлена в нем эта фамилия. Мастеровой человек, тоже из породы умельцев с «золотыми руками» (подарил школьникам мавзолей и кремль, выполненные из обыкновенных спичек), Юрий Иванович 50 лет проработал техником-рентгенологом. Лишь единожды поменял больницы — миасскую на челябинскую. Делом занимался сложным — рентгенотерапией раковых заболеваний.
В молодости создавал комсомольскую ячейку в небольшом озерном городке недалеко от Миасса — Чебаркуле, в Миассе возглавлял горком профсоюза медицинских работников. «Отличник здравоохранения», за труд имеет пять правительственных наград.
Скромный человек со скромной пенсией и скромным бытом собрал большой архив о своих знаменитых родичах и передал его в школу № 26, что во вновь созданном Курчатовском районе города: там ребятишки музей организовывают. Бывал у Юрий Васильевича в Москве и Ленинграде. С Борисом Васильевичем виделся незадолго до его кончины.
В школьном музее листаю письма:
«Рад, что Вы чувствуете себя бодро, как, по-видимому, и большинство членов семьи Ивана Алексеевича Курчатова, который передал своему потомству завидное здоровье…
…Дорогой Юрий Иванович! Спасибо за родословную. Теперь я знаю, как звали мою бабушку. Высылаю две фотографии». Это Борис Васильевич, 1964—65 гг.
«Буду очень рад новидать тебя. Приезжай прямо к нам: в начале мая мы еще будем в Ленинграде, в середине мая уедем в Крым… Итак, до скорого свидания. Жму руку, твой И. Курчатов, Ленинград, 20 апр. 1939 г.».
Таковы Курчатовы с родины великого ученого. Любая из этих судеб могла бы стать и его судьбой.
Уральская родина видится сегодня в музее-квартире Игоря Васильевича в Москве. «Хижиной лесника» любил называть он свой дом, посадив вокруг него березы, дубы, ели. Возможно, напоминали они ему детство и отцовское лесничество. В этом зеленом уголке столицы принимал ученый друзей, отсюда протоптал по лесу тропинку к институту, работа в котором принесла ему бессмертие.
Синие-синие дали, белые сопки в тумане, речушка среди крутых многоцветных скал, обоз с сеном на снежной дороге под горой — картины симского художника Ивана Дмитриевича Тетерюкова в доме Курчатова, словно горсть родной земли, как и работы старинных мастеров чугунного литья из Каслей, что из каждой поездки на Урал обязательно привозил академик: здесь и всемирно известный «Мефистофель», и «Киргиз на лошади», и «Тройка», и «Лежащий медведь», и ажурные чугунные шкатулки — большой талант уральских мастеров не мог не трогать ученого: он и сам принадлежал к мастеровым, к народу. Сколь значимы его слова: «Я счастлив, что родился в России…»
От редакции: Судьбой дома, где родился И. В. Курчатов, общественность обеспокоена давно. О необходимости освободить помещение от разрушающего его производства и открыть в нем музей великого ученого писали журналы «Огонек», «Уральский следопыт», другие издания. В г. Симе побывала специальная комиссия Института атомной энергии из Москвы, был заключен договор о передаче здания общественности города.
Авторитетные работники заверили общественность, что дом освободят, приведут в порядок и после реставрации передадут под музей. Однако дело не сдвинулось ни на шаг. Более того, как сообщает корреспонденту журнала из г. Сима ветеран труда И. Д. Тетерюков, состояние здания с каждым годом ухудшается, а люди, от которых зависит судьба дома Курчатова, демонстративно Игнорируют требования общественности. Быть может, самое печальное свидетельство этой многолетней волокиты то, что до сих пор на доме не удосужились даже мемориальную доску повесить. Странным выглядит во всей этой истории еще одно обстоятельство: судьбой дома Курчатова обеспокоены ветераны-рабочие, общественность г. Сима, сотрудники газет, журналов, ученые Москвы — Только в этом хоре озабоченных энтузиастов не слышно голосов обкома ВЛКСМ и других областных организаций в Челябинске.
