Впервые я побывал в Комарово летом 1971 года. Маленькая деревушка эта приютилась на крутых берегах красавицы-реки Уфы. Места живописные, уральская природа причудливо смыкается здесь с башкирской, в лесах водятся, пусть не в изобилии, глухарь, рысь и даже медведь.
Привела меня в эти края, однако, не заманчивая экзотика, а журналистское любопытство. В Комарово впервые на Урале появился женьшень. Абориген Дальнего Востока поселился на усадьбе Степана Минеевича Сыропятова. Хозяин — личность колоритнейшая. Высокого роста старик с окладистой бородой, густо тронутой сединой. Речь певучая, любимое обращение к собеседнику: «дорогуша». Служил еще в царской гвардии. Под старость, когда «весь изробился», занялся «земелькой». Садоводческое кредо Степан Минеевич обозначил так: «Запало мне в голову вырастить то, что на Урале не растет». Сажал земляной орех, арбузы, а потом вполне естественно «запало ему в голову» заиметь на огороде женьшень. Поразило его прочитанное в книгах восточное изречение: царь лесных зверей — тигр, царь морских зверей — дракон, а царь лесных растений — женьшень.
О том, как С. М. Сыропятов приручал «царя», я рассказал в свое время в журнале К Степану Минеевичу было уже за сто, когда он ушел от нас в небытие. Ушел, оставив потомкам главное дело жизни — сад с плантацией женьшеня. Уцелела ли она? Вопрос не праздный. Сколько на памяти случаев, когда на жизненном небосклоне ярко загоралась одиночная звезда и, никем не поддержанная, медленно угасала в этом гордом одиночестве. Подхватил ли кто эстафету? И вот через Шестнадцать лет я снова в этих краях.
…Мартовским вечером 1987 года едем втроем вдоль берега Уфы, держа курс йа Комарово. С горки на горку: За рулем «Волыни» директор Артииского межхозяйственного лесхоза Александр Григорьевич Танков, на заднем сиденье — мастер специализированного участка по выращиванию женьшеня Иван Павлович Сорокалетовских.
Да-да, именно так. Зазвучали, пусть еще не в полную силу, производственные термины. Женьшень принял из рук С. М. Сыропятова не кустарь-одиночка, садовод-любитель, а государственное предприятие. И поскольку на Урале этот опыт первый и пока единственный, да и в стране промышленным разведением занимаются считанные единицы, то есть смысл рассказать об эксперименте подробнее.
…Они и сидят вместе в одной тесной комнате — столы впритык, два энтузиаста, принявшие эстафету от Сыропятова и придавшие ей государственное значение: Василий Антонович Боголепов и Иван Павлович Сорокалетовских.
В. А. Боголепов в сороковые годы прошел военными дорогами в составе миномётного полка гвардейских «катюш» до Кировограда. Потом «комиссовался» по зрению. Закончил техникум и заочно Уральский лесотехнический институт. А глаза продолжали отказывать,
— Валим мы с ним в лесу деревья — рассказывает Иван Павлович.—Он сначала руками ощупает, где у хлыста сук, на ощупь, понимаешь, а потом ударяет топором. И ни слова жалобы.
Эта жизненная стойкость снискала уважение товарищей — Василий Антонович все последние годы практически бессменный секретарь партийной организаций. Но даже зная характер Боголепова и ценя его упорство в достижении цели, тогдашний директор лесхоза замахал руками, едва услышал о женьшене:
— Ну, вырастишь десяток-другой корешков. А ты подумал, что каждый из них будет золотым в пересчете на государственные денежки? И потом: есть у тебя земля? Нет! А семена? А материалы для изгороди? То-то! Пустое дело затеваешь, Василий Антонович!
Кругом был прав директор. Не получив от начальства поддержки, Боголепов и Сорокалетовских стали держать «военный совет». Клятв не давали, но твердо решили: не отступать! Павел Степанович Сыропятов, сын Степана Минеевича, охотно отвел на своем огороде три грядки. Нашлись и семена.
Я держу в руках документ. Вот его текст.
«АКТ.
1975 г., сентябрь м-ц, 17 дня, д. Комарово.
Комиссия в составе: специалиста лесного хозяйства «Облмежхозлеса» Боголепова В. А., агронома по защите растений управления сельского хозяйства Сорокалетовских И. П. и Сыропятова П. С. в присутствии Сыропятова С. М., Кашина В., Рябухина А., Быковских Г. сего числа заложили первый на Среднем Урале в д. Комарово питомник по выращиванию лекарственного растения женьшень в честь Сыропятова Степана Минеевича, который первым акклиматизировал женьшень на Среднем Урале в д: Комарово Артинского района Свердловской области. .
Питомник временно расположен на территории приусадебного участка Сыропятова П. С. Площадь питомника разделена на 3 грядки размером: длина 15 и ширина 1 м. Всего семян высеяно 1212 штук, в т. ч. получено: от Сыропятова С. М. — 250 семян, от Сыропятова П. С. — 52, от Елизарова Г1. Е. (с. Залесье Приморского края) — 900 штук. Питомник создан с целью продолжения опыта Сыропятова С. М. по акклиматизации и производственному Выращиванию женьшеня на Среднем Урале».
Акт, как и полагается, заверен подписями.
Лиха беда начало. Сменилось руководство в объединении «Облмежхозлес», и новый директор К. Е. Сидоров решительно поддержал эксперимент. Постановлением Свердловского облисполкома Артинскому лесхозу выделили участок в два гектара. С сердечной заинтересованностью отнеслась к инициативе уральцев главный инженер единственного в стране специализированного совхоза «Женьшень» Н. И. Севрюк. Она дважды высылала с Дальнего Востока семена. И советами, и литературой помогает артинцам руководитель методического центра ТебердинскоГо заповедника профессор А. А. Малышев.
Перечитал написанный абзац и посетовал на себя: все так и вместе с тем все не так. Уж очень легко это выглядит на бумаге, ускользает, теряется главная мысль. И тогда, несколько лет назад, и сейчас эксперимент был бы стопроцентно обречен на неудачу, если бы во главе его не стояли энтузиасты. Не просто добросовестные, исполнительные работники, а именно энтузиасты.
Участок должен быть огорожен. Лучше всего железным прутом. Начались поиски по району, обратились на Первоуральский новотрубный завод. Все это без фондов. Материал нашли, но… в Комарово нет ни сварочного аппарата, ни сварщика. Трубы надо забивать глубоко в почву. Чем? Й так на каждом шагу. Женьшень капризен к почве. Кто и на чем подвезет торф, навоз? И. П. Сорокалетовских спешно освоил трактор Т-40, получил права вождения, тридцать километров, отделяющих Комарово от Артей, он изучил до каждого ухаба-выбоинки.
У Ивана Павловича 24 записных книжки. Все они заполнены убористым почерком. Вот, к примеру, две записи: «С 6 классом пошли из Артей в Комарово (24 ученика +2 учителя). Вышли от автохозяйства в ИЗО дня, пришли в 8.30 вечера — ночью был сильный дождь», «Шел с трех дня до 9 вечера. Пришел, стал мыть полы».
Я нарочито привел обыденные примеры. Ну что двигало им? Ведь мог, кажется, резонно сказать: дадите машину — поеду, нет — извиняйте. Директору можно сказать, а женьшеню от этого легче? Сколько мы знаем случаев, когда, скажем, доярки часами ждут транспорта, чтобы добраться за 4—5 километров до фермы. Ругают они, и совершенно справедливо, свое начальство, а бедные буренушки стоном стонут от распирающего молоком вымени. Куда удобнее отыскивать дефицит совести у других, если своя в эти часы молчит.
Жизнь украшают подвижники. Они как живой укор многим из нас, стремящимся установить планку для прыжка не повыше, не на максимум, а как можно ниже; они живой пример того, что серые будни могут обернуться праздником, если человек одержим делом. Разумеется, если эта деятельность не направлена всецело на себя, а окрылена большой идеей. Примечательно, что Иван Павлович увлекся женьшенем не ради экзотики или садоводческого самоутверждения. Его потрясла перечитанная им почта, пришедшая на имя С. М. Сыропятова, человеческие страдания, которые мог бы облегчить чудодейственный корень. Тогда он и дал себе внутреннюю нравственную установку: помочь людям.
Если верна поговорка, что дурной пример заразителен, то, видимо, с полный правом можно выдвинуть и встречную антитезу. Человечество ждала бы печальная участь, если бы его сердце оказалось неспособным откликаться на добрые побуждения. Столяр из Красноуральска Николай Каргополов, прослышав про женьшень, приехал в Комарово в конце мая любопытства ради. Увидел, как бьется едва ль не в одиночку Иван Павлович за свою идею, и остался в деревне до ноября. Работал самоотверженно — это оценка Сорокалетовских. Многое в доме и в гараже напоминает о красноуральском столяре, в частности, большой стол-верстак, добротно сколоченный из толстенных плах, на котором поздним вечером мы готовим сейчас немудреный ужин.
— Посмотри, посмотри на кирпичную кладку. Да повыше, почти под самый потолок,— интригующе предлагает мне Иван Павлович.— Ну что, увидел?
Красной краской на кирпичной стенке выведены две фамилии: Кирсанова Таня, Кузнецова Эльвира. Студентки Удмуртского госуниверситета. Прослышали про уральских энтузиастов, тоже приехали просто посмотреть, а остались на полтора месяца. Их руками вскопано, обработано две сотки. Не удивляйтесь столь малой величине — земля под посев женьшеня требует кропотливого вдумчивого труда, почву готовят два года, работа ручная. На прощание девчата замуровали в стену, там, где начертаны их фамилии, капсулу. Просили не трогать до их возвращения — в письме они загадали, какой будет через несколько лет судьба питомника и их собственная.
А как нужны в Комарово не временные, а постоянные рабочие руки! Планов, и заманчивых, у Сыропятова и Боголепова много, а вот кто их будет воплощать? Задумали они, например, превратить питомник в зеленый оазис. Начало положено: высажены золотой корень, черноплодная рябина, смородина. Посадил Сорокалетовских сто пятьдесят лиственниц — саженцы, едва поднявшись, были перецопаны трактористом. Надо было их, конечно, огородить, да где и у кого занять хотя бы напрокат время? «Оазис» рождается на самодеятельных началах, а Сорокалетовских хочется иметь научно обоснованный проект озеленения. Чтобы переливались краски, чтобы один цвет, не успев увянуть, сменялся другим, чтобы гармонично чередовались-сочетались тона. Ну, а почему бы и нет? Но мечта все отодвигается, придавленная неотлагательными прозаическими проблемами, Скажем, женьшеню противопоказаны прямые солнечные лучи, ему достаточно лишь трети энергии солнечного светила. Вначале растения просто укрывали белой материей, сейчас перешли на реечное покрытие. Сделали полторы тысячи щитов, а чтобы расширить плантацию, надо сколотить еще столько же. Расширять, значит, и огораживать. При мне Сорокалетовских выписали командировку в Первоуральск, чтобы привезти оттуда двадцать тонн некондиционных труб диаметром 30—60 мм. Разрезать, сварить, вколотить — всего три глагола, а сколько за ними труда!
В отпечатанной типографским способом памятке по выращиванию женьшеня, которую лесхоз составил по собственной инициативе, положив в ее основу опыт дальневосточного садовода П. Е. Елизарова, особенное внимание уделяется почве. Елизаров рекомендует такой состав: лесная земля — 3 части, листовой перегной — 1, навозный перегной трехлетней давности — 1, древесная труха — 1, шлак бурого угля — 1, древесная зола — 0,2, старая хвоя —0,1.
— Нам об этом остается только мечтать,—вздыхает Иван Павлович.— Это пособие для любителей, которые могут лелеять на своем участке десяток-другой корней. А у нас их, всех возрастов, более семи Тысяч. Тут поневоле отдаешь предпочтение спартанскому воспитанию. Навоз и торф — вот и все наше удобрение.
Спартанское воспитание имеет свои издержки, и немалые. Из шести тысяч однолеток примерно одна треть не выживает. Но иного, менее жесткого пути, наверное, и нет, если речь вести о промышленной плантации.
Видимо, приспела пора сказать о результативности усилий энтузиастов. Человеческая деятельность, что ни говорите, поверяется конечным результатом. Так хочется перейти на высокий слог, но в данном случае он неуместен, все-таки речь идет об эксперименте, причем долговременном, обусловленном самими законами природы. Добавим, однако, толику оптимизма: цифры скромные, но обнадеживающие. В 1979 году лесхоз получил 150 граммов семян и постепенно перешел на посев исключительно своими —уральскими. В 1986 году собрано 2,5 килограмма семян. Наверное, стоит для ясности прокомментировать, что этот вес содержит 45—50 тысяч штук будущих корней. Артинцы уже не импортируют, а напротив, поставляют семена «на экспорт».
В 1983 году артинцы получили первую товарную продукцию — корни шестилетнего возраста общим весом 1725 граммов, а всего за 1983—1985 годы реализовано 15 килограммов (каждый килограмм сырого веса стоит 500 рублей). Причем к радости примешалось и огорчение. Как ни странно, встала проблема реализации. Обратились в областное аптекоуправление — отказ, на завод медпрепаратов — то же самое. Посоветовали артинцам… лететь для сбыта корней в Хабаровск, где есть специализированный завод. Совет хороший, но и денег хороших стоит. Добавлю, что и по сию пору вопрос так и не улажен.
Вспоминаю, как в свое время Степана Минеевича мучила мысль, что он ничего не может сказать о делительных свойствах корня. Вспоминаю его слова: «может, пустышку выращиваю». Полезность женьшеня определяют по содержанию в корне гликозидов (сапонина) — носителей основного фармакологического действия женьшеня и экстрактивных веществ. Так вот, лабораторные исследования, проведенные в Майкопском фармацевтическом институте, показали такие результаты: в дикорастущем корне содержится 21 процент сапонина, в приморском (культивированном) — 24, в тебердинском — 30.. Уральский занимает почетное второе место — 27,3 процента. Специалисты склонны приписывать это гористости и повышенной радиоактивности края.
Как видите, почва для оптимизма есть. Но если брать во внимание одну лишь экономическую сторону, то почва довольно зыбкая. О рентабельности специализированного участка пока говорить не приходится.
На эту тему и возник спор в доме, который построил лесхоз в Комарово специально для питомника. Двухквартирное здание пустует — нет желающих поселиться в глухой деревне. На улице минус пятнадцать, в комнатах чуть меньше. Быстренько распределяем обязанности: один подносит дрова, другой шурует у печек, третьему выпало чистить картошку. Тяга превосходная, «голландки» аж воют, нагнетая тепло в дом. Держа в руках кружку с горячим чаем, настоянном на зверобое, директор лесхоза начал миролюбиво:
— Вот ты, Иван Павлович, меня всю дорогу атакуешь: то, другое дай для питомника. Да разве я против женьшеня? Но у меня же план на шее висит! Зима нынче, сам знаешь, свирепая, снежная выдалась — ни пройти, ни проехать. Если лес не вывезем — сорвем строительство в совхозах, завалим не только квартальный, но и годовой план, зарплата, премии погорят. А у тебя на уме один питомник, к тому же,— Александр Григорьевич выдержал паузу,— убыточный.
Лучшей растопки для спора нечего было и желать. Иван Павлович весь так и вскинулся:
— Ты меня рублем бьешь, а я тебя сейчас наукой прихлопну.— Он достал из кармана потертую записную книжку и стал торопливо листать ее.— Вот послушай, что пишет крупный экономист, голова, не нам чета: «На чисто коммерческих началах это сделать невозможно, поскольку освоение любой новинки требует больших затрат времени и денег на проведение идеи, гипотезы до товарного варианта. Государство должно поддерживать пионерную функцию…» Вот мы с тобой и осуществляем эту пионерную функцию.
Не стоит выискивать в этом споре острейший конфликт, который ныне в большой моде, выявлять борца за правое дело и обрушиваться на консерватора. Все сложнее… Межхозяйственный лесхоз работает по законам хозрасчета, и, естественно, каждый рубль должен давать отдачу. Женьшень’ же никак не хочет вписываться в жесткие рамки планового механизма.
Ну как, скажите на милость, можно предвидеть крепость весенних заморозков — слабы они будут, средние или экстремальные? Скажем, апрель 1985 года выдался на Урале на редкость теплым, а в мае грянули холода. Тысяча корней погибло — сплошной убыток. Как определить всхожесть семян? Давно мечтает Сорокалетовских о дистанционных термометрах, о малой полевой агрохимлаборатории, которая бы позволяла проводить анализ почвы и другие исследования, стратификацию семян. Без всего этого сплошная кустарщина. У себя дома Иван Павлович хранит ящик с песком, в котором шесть тысяч семян. Проклюнется половина из них — это еще терпимо, а если процентов десять? Что тоже, кстати, бывает. Это ведь уже не тысячи, а всего 600 будущих корней… Проблемы крупные, сложные, и хорошо, что в Артях к ним подходят реалистично: не впадают в панику при неудачах и скромно оценивают первые успехи.
Редкостная для партийных собраний тема обсуждалась в прошлом году: «Задачи коммунистов лесхоза по выращиванию лекарственного растения — женьшеня». Естественно, звучала озабоченность, но была и твердая убежденность в своей пионерной функции. Сейчас корнями женьшеня занято 0,25 гектара, под семенами — 0,3 га. Решено расширить питомник в Комарово, а в перспективе заложить новый участок площадью в 6 гектаров уже в Артях — здесь с рабочей силой проще. Не свертывать, а расширять плантации — в этом ключ экономического обеспечения.
Горячий разговор, начавшийся в простуженном доме на берегу Уфы, завершился уже в Свердловске, в кабинете генерального директора объединения «Свердловскмежхозлес» К. Е. Сидорова.
— Мы не только поддерживаем, но и пропагандируем опыт артинцев,— говорит мой собеседник.— Три года назад засеял женьшенем маленькую делянку Шалинский лесхоз (заметьте, это севернее Артей), дали семена Туринскому, ТавДинскому, Пригородному лесхозам.
Я оценил, что слово «пропагандировать» в устах генерального директора звучит как самое точное. Не внедрять на Урале повсеместно женьшень, как некогда кукурузу на севере, а поддерживать словом и делом тех, кто сам по доброй воле и с желанием берется за его выращивание. А энтузиастов уже не десятки, а сотни. Мог ли предвидеть такое Степан Минеевич, когда посеял в уральскую землю маленькое зернышко, похожее на семена вики?
…А в моей памяти Сыропятов остался таким, каким я видел его в последний раз. Мы садились в лодку, когда он медленно, опираясь на палку, спустился к берегу Уфы. Не спеша достал из кармана небольшую бутылочку.
— Прими от меня подарок. Женьшеневая настойка.
Застучал мотор, поплыли назад небольшие, но крепко сколоченные домики глухой уральской деревушки Комарово, стал уменьшаться на глазах плечистый, с окладистой бородой старик, дарящий людям здоровье.
