На тюменской земле вершатся важные для всей страны дела. Сотни тысяч людей осваивают нефтяные районы Западной Сибири. В конечном счете они свою задачу выполняют, хотя далеко не всегда имеют самые необходимые, по современным меркам, условия для жизни.
Сегодняшний день выдвигает на первый план задачу резкого улучшения бытового обустройства и культурного обслуживания северян — каких бы населенных точек это ни касалось: нового города, базового поселка или десантного лагеря.
«Время вагончиков и палаток прошло!» — эти утверждения часто слышатся сегодня с трибун, со страниц газет. Нет, не прошло! И, наверное, всегда оно будет существовать для первооткрывателей — время палаток, вагончиков, балков. Вся проблема в том, чтобы пребывание человека, осваивающего новые места, в этих жилищах, в «полевых» условиях сделать временным!..
Где бы наш, советский человек ни трудился, он должен быть обеспечен клубом, кинотеатром, баней, магазином, стадионом и спортзалом, выставками, концертами, спектаклями… В этом и состоит сущность социалистической заботы о человеке. В этом — залог того, кем будет чувствовать себя человек — временщиком или хозяином.
Пришло время ко многому изменить отношение.
Давайте подумаем и вот над чем. Всегда ли благодарностью, уважительным отношением оплачивается пребывание в краю, который открывает людям свои богатства! Каждый ли человек на Севере может с полным правом сказать про себя, что он живет с достоинством, что он стал рачительным хозяином на вновь обживаемой земле!
Какие нынче ценности в ходу! Не заслоняют ли зарплата, карьера чего-то важного! Каждый ли видит свою работу не через измерение рублем, а через значимость ее для всей страны! В самом ли деле отжили «старые» мерки, называемые — чувство долга, романтика, энтузиазм!
…Что думают обо всем этом сами северяне! Об условиях жизни, о значимости своей работы, о пригодности жилья, проблемах Севера, сохранении природы! О самом своем пребывании на Севере, которое, вопреки ожиданиям, все чаще становится не временным, а постоянным…
В. В. Копысов, начальник центральной инженернотехнической службы Аганской нефтеразведочной экспедиции:
— Ехал сюда, чтобы посмотреть Тюменский Север. Ребята с практики с большими деньгами приезжали, рассказывали: хорошо здесь, и природа замечательная, не тронутая еще. Здесь меня все устраивает. Здесь — вольница…
В. Е. Мамаев, инженер Ампутинской геофизической экспедиции:
— То, что тут происходит, напоминает северные рассказы Джека Лондона… Не ради красот природы люди сюда едут. Едут за деньгами, за жильем, некоторые — карьеру делать. Алиментщики едут — потому что с полевых проценты не берут… А все мы вместе и есть первые вредители.
Эти две крайние точки зрения — безоглядность и раздумчивость, самозабвение и критичность, восторг и боль — не раз еще прозвучат в словах самых разных людей, чьему мнению предоставляет нынче журнал свои страницы. И в столкновении противоположных взглядов, на перекрестках этих мнений встанут во всей остроте сегодняшние проблемы «нефтяного Клондайка»…
В. И. Жильцов, в недавнем прошлом лесничий, теперь работник Ампутинской геофизической экспедиции:
— Я здесь родился, тут для меня Большая земля. Когда-то в юности меня, как многих, увлекла романтика геологии. Работал в сейсмопартии, отслужил армию, снова пошел в экспедицию. Но постепенно восторги исчезли. Совестно стало: губим мы землю…
Решил я защищать нашу природу. Сознательно решил. Окончил заочно институт, стал лесничим. Несколько лет честно пытался бороться. И понял, в конце концов, что бесполезно пока это.
Лесхоз находится в полной зависимости от экспедиций. Машин в лесхозе нет — есть катера, а бензина не дают ни капли, ни грамма. Где просить бензин? У экспедиций!.. А я должен быть независим от них, чтобы требовать соблюдения правил, порядка — как госприемка независима от предприятий.
Транспорта нет. Зарплата в экспедициях по 600—800, у меня — 200. Права какие-то есть, но ничем не подкреплены. Лесобилет, скажем, экспедицией выписан на земельный участок. Они там хотели бурить, но по каким-то причинам не стали. И под этот лесобилет вырубают другой участок, неважно где — вдоль реки Аган, например. А там водоохранная зона, леса первой группы. Разрешение на рубку этих лесов с Москвой должно быть согласовано, а они бурят!.. Рубят лес! Получается самовольный захват земли.
Для вертолетных площадок вырубается лес, так он и валяется: штраф проще заплатить, чем лес вывезти. Нам же и говорят: «Вывозите, если надо, деньги перечислим». Нет у нас ни техники, ни рабочих, чтобы за всеми убирать, подчищать просеки, площадки.
Маялся я, маялся и ушел. Вот что случилось. Инициативные товарищи из «Нефтедорстроя» раздобыли где-то бланки актов, составили свои акт и мою подпись подделали. Акт подписала одна дамочка, которую я в жизни не видел. Хотел очень увидеть, поглядеть ей в глаза… По акту выходит, что они построили дорогу по всем правилам. А на самом деле в лесобилете выписана ширина полосы десять метров, а вырублено оказалось шестьдесят. Я составил свой акт. Мне говорили: «Заберите! Вам же хуже будет». Я сделал повторное освидетельствование и оказался прав, но и виноват… Выговор получил за то, что кто-то бланки у меня выкрал.
Не мог я больше так работать.
Ю. С. Самоховец, заместитель главного инженера треста «Мегионэлектросетьстрой»:
— Да, мы лес на просеках губим, тракторами его в землю утрамбовываем. С нас ЛЭП требуют в первую очередь, а лес… Пробовали с леспромхозами, с украинскими колхозами договариваться — невыгодно им, неэкономично наш лес брать. Сами за собой понемногу убираем, сколько можем, и для собственных нужд, но это — капля в море. Понимаем мы все — советские же люди! — но толку что…
…Если по здешним местам собрать не только лес поваленный, но все, что выбрасывается по кустам,— на Большой земле целый совхоз на годы вперед был бы обеспечен. Слежавшийся цемент мешками валяется, машины угробленные, древесина — кубометрами… Хозяин бы не бросил — подобрал. А у экспедиции денег считано-несчитано: можно бросать все, что испортили, не сумели использовать. План выполняется, месторождения открываются — все в порядкеI
Какое-то торжество исполнения плана над смыслом и разумностью жизни…
Бесхозяйственностью оборачивается «вольница» — ты тут владыка, тебе все дозволено. Так растлевается душа, меняется психология, укрепляется вера во вседозволенность.
«Вошло в жизнь новое поколение, которое лихо приспособилось к нашим идеалам, которое умеет жить удобно, извлекая из всего пользу для себя»,— сказал один молодой инженер в Нижневартовске.
Шоферы Аганской геологоразведочной экспедиции рассказывали про жизнь в своем поселке:
— Привезли в Новоаганск апельсины. Нам сказали: апельсины — для детского садика. Мы это понимаем. Но спустя неделю на всех помойках — корочки от апельсинов… Кто мог, значит, тот от детишек урвал: начальство, «блатные» всякие.
В поселке бани доброй нет, за одной шайкой пятеро в очередь стоят. Зато есть сауна. Многие ли эту сауну в поселке видели? Мы, например, и не бывали… Для кого она?
Или с жильем. Сколько балков, даже незаконно, понастроено — жить-то людям надо. Перепродают балки эти, тысячи платят, не жалеют! Иначе по восемь лет в одной комнатенке с детишками придется ютиться… А на краю поселка три коттеджа стоят, деревом отделаны, шикарные — для семей руководителей и трех бригадиров. И еще один дворец, рядом: «большой» человек в нем живет — начальник Варьеганского отделения госпромхоза…
Справедливо это? Те же деньги можно было равномерно на жилье потратить и для начальства, и для рабочих.
…Интересно порассуждали на эту тему руководители экспедиции:
— Мелочи все это!.. Ну, не хочет начальник жить в одном доме, на одной площадке с рабочим… Главное, чтобы он дело делал!
А если рабочий не хочет на одной площадке с начальником жить — ему в какой коттедж деваться? Плох тот начальник, который себя выше людей ставит. А ведь мы привыкли к такому положению вещей, все мы— и те, кто ворчит, и те, кто строит, и те, кто «не хочет» жить на одной площадке с людьми, которые, между прочим, тоже свое дело делают.
В. Е. Мамаев:
— Я иногда задаю себе вопрос: «Что же случилось с нашим народом?» Мое детство пришлось на войну. Я видел людей, потерявших все, но оставшихся внимательными, чуткими, добрыми. Ну, были деньги на первом месте у дельцов, спекулянтов разных, но не были они для всех- повальным идолом, мерилом всего жизненного благополучия.
Просит у меня молодая женщина взаймы, а зарплата накануне была. Я спрашиваю, куда она ее подевала?
— На книжку поставила!
— А Василя, мужа своего, спросила?
— Кто вин таков?!
Сколько угодно примеров, когда люди сходятся, расходятся — бездумно, бесчувственно. Вот одно из характерных признаний: «Я закончил техникум, работал вначале автомехаником. Но у шофера и денег больше, и ответственности меньше. Женат ли? Как сказать… нет вроде. Живу тут с одной, ребенок есть… Как дальше жить буду? А не знаю, не задумывался…»
Итоги «вольницы» — полная безответственность. А как хватится потом пропавшего, потерянного времени? Деньги жизнь заслонили, целью и смыслом стали?
Большие деньги требуют от человека особенно высокой культуры, нравственной стойкости и особенной порядочности — от руководителя.
Сейсмотехника у нас на грани XXI века. А условия труда и жизни — как в тридцатые годы…
Может быть, в этом корень зла?
Или корень зла в том, что люди на Севере чувствуют себя временными?.. Живут по три, пять, а то и десять лет, и все им кажется, что временно: наступит завтра — и они уедут на Большую землю. И потому — что тут церемониться, на «временном-от» месте…
А. Рузавин, секретарь комитета комсомола треста «Запсибэлектросетьстрой»:
— В Сургут тысячи человек приезжают каждый год и столько же уезжают. Мы с женой приехали к родителям, они обосновались здесь прежде нас. Уже три года живем. Дочка с нами. Но вы придите к нам в гости — шкаф стоит да диван… Ничего не купили, будто завтра уезжать… И большинство так — все чего-то ждут: кто стаж зарабатывает, кто — квартиру… Будто на Большой земле все мы жить начнем, а тут и не живем вовсе. А иные квартиры обставляют, гаражи ставят, а все думают, что живут временно…
В. Е. Мамаев:
— Но если даже человек не останется здесь навсегда, если он вернется на Большую землю,— очень важно, чтобы эти три года или десять были прожиты достойно, со всей полнотой. Ведь от человека зависит: чувствует он себя временным или нет. У нас в Новоаганске есть сейчас музыкальная школа, есть даже балетная студия — это что, для «временных»? Дети скоро будут учить нас культуре. Они иначе, по-своему будут смотреть на жизнь. Какими они увидят нас и наши дела? Они спросят, обязательно спросят:. «Как вы жили, наши отцы? Чего ж вы такую неустроенность допустили на богатой тюменской земле? Кто ошибки ваши должен исправлять?»
Психология временного человека — огромная беда Севера. Летающие бригады, вахты, которые на две недели приезжают в Тюменскую область, на промыслы из Башкирии, Молдавии, с Украины — яркие представители «временного» племени. Кое-где их ставят на комсомольский учет, пытаются включать в круг забот всего коллектива, но чаще всего они остаются вне общественной жизни, в стороне от тюменских проблем — их настоящая жизнь там, дома…
A. Г. Красовский, главный инженер управления «Черногорнефть»:
— У меня в управлении каждый четвертый — вахтовик. Некоторые по семь —десять лет летают. Их отношение к делу? Нельзя сказать однозначно: есть и хорошие работники, есть и похуже. Другой вопрос — что выгоднее государству: возить вахты или строить на месте все необходимое для людей.
Н. Н. Регент, заместитель начальника отдела Управления трудовыми ресурсами Госкомтруда СССР:
— По данным социологов, вахтовик старше, чем те, кто живет в Западной Сибири, почти на десять лет. Среди вахтовиков выше партийность и ниже — текучесть.
Это говорит в пользу вахтового метода. Тем более что он позволяет привлечь к работе грамотных, знающих специалистов. И в то же время надо задуматься: расширять или свертывать вахтовый метод. За 11-ю пятилетку на перевозки в Главтюменьнефтегазе затрачено более 52 миллионов рублей. Может быть, эти перевозки как раз и съедают те деньги, которые могли бы пойти на развитие соцкультбыта?
И. Ф. Ефремов, главный геолог объединения «Нижневартовскнефтегаз»:
— Летающие бригады — вынужденная мера, от которой со временем мы — должны будем отказаться. Вот сейчас, когда нам нужно было срочно исправлять положение дел, мы пошли на увеличение летающих бригад подземного, ремонта скважин. Подняли добычу нефти — и отказались от многих бригад, стараемся теперь ориентироваться на местные кадры.
Н. Н. Регент:
— Рассмотрим вахтовый метод как внутрирегиональный. Люди живут в городах и выезжают на участки, в вахтовые поселки на несколько суток. Метод, рожденный в Урае. Главное его условие — высокий уровень жизни по сравнению с вахтовыми поселками, жизнью в вагончиках. Но по Тюменской области эта грань часто стирается— даже в городах нет кинотеатров, кафе, плохо с банями, автобусами, с жильем…
B. Курипко, бригадир комсомольско-молодежной бригады управления «Черногорнефть»:
— Мы у себя в Нижневартовске, чтобы в кино пойти, через комитет ВЛКСМ билеты заказываем… А в городе вроде живем. Много неувязок с бытом, с жильем. Один парень из нашей бригады третий раз жену из Прибалтики привозит, третий раз назад отправляет. Кто послабее — не выдерживают, уезжают. Стабильности добиться очень нелегко. Правда, в нашей бригаде текучести сейчас практически нет. Но этого, мы считаем, добились за счет организации труда, энтузиазма.
Именно неустроенность быта, нехватки, недостатки и прочие те» создают фон, на котором складывается психология «временщика», а вовсе не суровые природные условия. Отрапортовать — это единственная забота. Человеку заплачено за это большим рублем!
Но ведь не все же за ним гонятся. Иному мало самого большого рубля, ему другое нужно — для души, для жизни, для интереса в работе…
И. Ф. Ефремов:
— Это самое обидное и тревожное — что изменяется отношение к делу… Даже самый совестливый геолог в безалаберной текучке, в бесконечном требовании «рапортов» совесть теряет. На участке скважины простаивают, падает коэффициент эксплуатации — значит, не будет премии. Проще не внести эти скважины в отчеты, чем ремонтировать их, работать с ними, добиваться, чтобы они нефть давали. Одна такая уступка, другая — и все: нет геолога, сломался геолог… Работает он теперь только со скважиной-кормилицей, которая по пятьсот тонн дает. Прекратись эта добыча — и встал участок. А должен работать весь фонд. Тогда и добыча будет устойчивее, и план будет выполнен. Пришло время инженерной, грамотной работы!
A. Сосновский, геолог управления «Белозернефть»:
— Я вырос в Нижневартовске, отец возил меня на первые буровые. На месте, где теперь стоит наш дом, была вертолетная площадка. Начинали освоение Тюмени специалисты, те, кто понимал толк в нефти. Постепенно схемы освоения месторождений стали упрощаться. План — любой ценой… Зубами вырвать!.. Штурмовщина… Ставка — на рубль. Вот тут и стали прибывать рвачи. Потом случилось то, что и должно было случиться — фонтаны кончились. К переходу на принудительные способы добычи нефти промыслы не были подготовлены, хотя и следовало предвидеть это. Глубинные насосы, газлифтный способ — при такой добыче рубль стал не тот. Рвачи теперь с промыслов уезжают: упал заработок. Так что ими двигало — корысть? А за дело кто-то должен болеть?
B. Курипко:
— Мы ехали сюда не за деньгами. Себя попробовать, на что годимся. Быт на участке наладили сами, как могли: деревья посадили, вагончики покрасили по-особенному, убрали металлолом, хлам всякий, который тут валялся годами, не нами брошенный. Что зависит от нас — делаем. Стараемся не допускать розливов нефти — знаем, что вред от этого природе, но трубопроводы рвутся… Сейчас придумали вакуумные насосы для откачки нефти с поверхности почвы, а как убрать нефть с болот?.. Таких механизмов никто еще не придумал.
…Тюменской земле очень нужны люди, которые ощущают ее беду, как свою личную. И есть они, да не все. А Западной Сибири сегодня нужны не просто работники, а люди, которые относились бы с любовью к этому краю, которые работали бы не с узким интересом, а с хозяйским, государственным. Люди, для которых, кроме слова «деньги», существует еще и слово «совесть».
