Про себя удивляюсь, что встречаюсь с этим человеком впервые. А ведь знаю его давным-давно… Все мы его знаем.
…Школьный зал. Урок пения. Новая песня. Наша учительница пения поет ее тихо и как-то тревожно:
Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди…
Наверно, это было лет пятнадцать назад. В «Атлантах» было что-то красивое, вечное и действительно тревожное. Атланты — конечно, аллегория, но мир должен стоять на крепких и верных плечах — это уже аллегорией не было.
…Звездное небо. Чай в котелке. Костер. Студенческое братство. Все взоры — на гитару: «Давай нашу…»
Пусть чаек слепяшие вспышки
Горят надо мной в вышине,
Мальчишки, мальчишки, мальчишки
Пусть вечно завидуют мне.
И старость отступит, наверно,
Не властна она надо мной,
Когда паруса «Крузенштерна»
Шумят над моей головой…
Тогда мы уже знали, что автор наших любимых песен — Александр Городницкий. Пели его «Снег», «Над Канадой», «На Соловецких островах», «Все перекаты да перекаты…», переписывали друг у друга слова. Они были понятными и необходимыми, потому что в них говорилось о дороге, о друзьях, о даль них странах и какой-то прекрасной романтической жизни.
Александр Городницкий приехал в Свердловск с концертами. Он пел свои песни под аккомпанемент гитариста, чуть-чуть помахивая в такт рукой; говорил, что сам не умеет играть на гитаре и петь тоже не умеет… А напротив сидел завороженный зал, который был готов слушать его бесконечно. Чем же так тронул сидящих в зале, молодых и пожилых, этот человек — как принято говорить, самодеятельный а в тор, бард, вовсе не композитор и совсем не певец?
Он разговаривает со своими зрителями, слушателями, как с друзьями. Мудрые стихи, пронзительные строчки, человеческое обаяние… Что же еще?
Я поняла это «что же еще» позже, после встречи с Александром Михайловичем Городницким в Ленинграде — городе его детства, его юности.
— Если бы я был уверен в том, что мои стихи этого стоят — нет, я не рисуюсь и не кокетничаю,— я занимался бы только литературой, честное слово…
— А песни?
— Да, пожалуй, не петь я не смог бы…
— А путешествия…
— И без них тоже не смог бы. Наверно, из-за слабости характера ни го, ни другое не могу бросить.
…Начиная с 1954 гола Александр Городницкий ежегодно принимает участие в геологических и океанологических экспедициях. Работал на Гиссарском хребте, Памире, Тянь-Шане, несколько лет — в Арктике, был нп дрейфующей станции «Северный полюс», в Антарктиде. А если короче, то он работал на всех континентах и во всех океанах мира.
«Вот это повезло!..» — первое, что просилось бы на язык. Еще бы, столько повидать, конечно, интересно! Но это сторона внешняя, праздничная. Есть и другая сторона…
За этим «повезло» — длинные таежные маршруты с неподъемным рюкзаком, ледяной, сбивающий с ног полярный ветер, тропические ливни, обволакивающий жар пустыни, штормовые бури… Тяжелые рабочие будни, которых гораздо больше, чем праздников. Так повезло ли? Можно хорошо работать и в тиши кабинета. Чтобы приносить пользу людям, не обязательно попадать на Северный полюс или в открытый океан. И жить можно не в палатке или каюте, а в уютной квартире с телефоном в центре города. Почему же не сидится на месте некоторым людям, зачем им эта трудная, вроде бы не такая уж хорошая и совсем неблагоустроенная жизнь?
Подумалось: Городницкий — тот человек, у которого можно об этом спросить.
— Я давно живу на свете и уверен, что каждому необходимо понять, представить масштаб человеческой жизни. Для этого нельзя не прикоснуться к Эрмитажу, к прекрасному… Нельзя не «зарыться» в книги… Нельзя не почувствовать ответственность за все, что вокруг: за беспредельность тайги, плеск волны, полет птицы… Без этого человеку трудно понять, для чего живет он сам.
…И сразу вспомнилась песня Городницкого «Тень тундры»:
…Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
А рядом с ними — собственную тень.
Предвижу, что скажут некоторые юноши, любящие поговорить о романтике: легко, мол, рассуждать, когда ты доктор наук, и вся жизнь состоит из замечательно трудных путешествий… А тут всё известно наперед: закончим школу, пойдем работать или поступим в институт. Потом — жена, дети, телевизор…
И никаких тебе путешествий.
Только ведь речь идет не о том, путешествовать или нет — слишком уж это узко, да и не проблема в наши дни. Разговор идет об отношении к жизни и о том, что мы в ней ценим. Как жаль бывает ребят, у которых все мечты сводятся к приобретению необыкновенного магнитофона, покупке джинсов, ах… «бананов», которых нет ни у кого в классе. Самообделенные молодые старики!..
Городницкий: «Из палатки, с палубы корабля все видится как-то яснее», «Душу формируют трудности», «Океан отсеивает дурных людей», «Трудности лечат от эгоизма, стяжательства, в экспедиции ведь нет полированной мебели…»
Можно соглашаться или не соглашаться с Александром Михайловичем, принимать или не принимать его слова. Но у Городницкого есть право с уверенностью их отстаивать — это не декларация, и не теоретические выкладки. Это кодекс человека, прожившего на свете больше полувека и более тридцати лет отдавшего экспедициям.
— Вы знаете, я был очень послушным мальчиком… Слушался маму и папу, ходил в литературный кружок Дворца пионеров и вообще рос комнатным ребенком. А потом вдруг понял — хорошо, что вовремя: так жить нельзя, так жить неинтересно. Поступил в горный институт, стал геологом… Люди подразделяются на живых, мертвых и тех, кто плавает,— это мысль одного древнего философа, но она не устарела, правда? А только держится всё, по-моему, на тех, «кто плавает». Это они покоряют вершины, открывают новые месторождения, добираются до других планет.
Около двух тысяч лет идет спор об Атлантиде. По древнегреческому преданию, созданному Платоном,— это огромный остров, существовавший некогда в Атлантическом океане. Могучее племя атлантов населяло его. На вершине подводной горы были обнаружены загадочные стены, похожие на развалины древней крепости. В 1984 году с борта научно-исследовательского судна «Витязь» были проведены исследования с помощью подводного обитаемого аппарата «Аргус» и водолазов. Городницкий сам погружался на таинственные стены. Анализ показал: камень поднятой с горы Ампер вулканической породы мог образоваться только над поверхностью океана. Значит, вулкан был островом… Так возродился миф о платоновской Атлантиде.
Александр Михайлович Городницкий, написавший в шестидесятых годах песню «Атланты», верит в существование Атлантиды. А что? Ничего удивительного в этом нет.
Он занимается проблемами дрейфа континентов, вопросами эволюции и происхождения океанских вулканов. Участвовал в одном из первых погружений на дно океана в обитаемом подводном аппарате. Им написано сто пятьдесят научных работ. Вышли три книжки стихов, пластинки, написаны песни к спектаклям… Хотелось бы сказать: всё, что он может и умеет, он делает одинаково талантливо, но вспоминаю, как Александр Михайлович предупреждал: «Только не делайте из меня этакого супермена…» Да, таким его представлять не надо.
…Держу в руках две книги А. М. Городницкого. Одна — вышедший в 1984 году поэтический сборник «Берег», другая издана в издательстве «Наука»— «Строение океанической литосферы и формирование подводных гор». Помните: «Из-за слабости характера не могу бросить ни то, ни другое». А в этой «слабости»— великая сила. Ведь поэтому и любят стихи и песни Городницкого. В них — яркая, многогранная жизнь, нет ничего выдуманного, вернее, надуманного, они — о пережитом, перечувствованном…
Все же редко кто в юности не мечтает о романтической профессии и просто о чем-нибудь необыкновенном. Но потом в заботах и суете мы стареем, о многом забываем и даже посмеиваемся над собой: надо же, какие детские были мечты… И вдруг видим и слышим человека, который умеет так жить, для которого романтика — образ жизни, а это очень притягательно, каким бы рациональным ни был наш век. И седина его — лишь цвет волос. Пока человек мечтает и осуществляет свои идеи, он молод.
Мы храним песни Городницкого десятки лет, и они не стареют, потому что поется в них о жизни, которая — не подарок судьбы, а награда за смелость в поступках, умение не бояться трудностей и верность мечте.
Пусть годы с головы
дерут за прядью прядь,
пусть грустно оттого,
что без толку влюбляться.
Не страшно потерять
уменье удивлять,
Страшнее потерять
уменье удивляться…
Александр ГОРОДНИЦКИЙ
Я ИДУ ПО УРУГВАЮ
«Я иду по Уругваю.
Ночь — хоть выколи глазе
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса».
Над цветущею долиной,
Где не меркнет синева,
Этой песенки старинной
Мне припомнились слова.
Я иду по Уругваю,
Где так жарко в январе,
Про бомбежки вспоминаю,
Про сугробы во дворе.
Мне над мутною Ла-Платой
Вспоминаются дрова,
Год далекий сорок пятый,
Наш отважный пятый «А».
Малолетки и верзилы
Пели песню наравне,
Побывать нам не светило
В этой сказочной стране…
Я иду по Уругваю,
В субтропическом раю,
Головой седой киваю,
Сам с собою говорю.
Попугая пестрый веер,
Океана мерный гул,
Но линкор немецкий «Шпеер»
Здесь на рейде затонул.
И напомнит — так же страшен —
Бывшей мачты черный крест,
Что на шарике на нашем
Не бывает дальних мест.
Я иду по Уругваю
В годы прошлые, назад,
Вспоминаю, вспоминаю,
Вспоминаю Ленинград:
«Я иду по Уругваю.
Ночь — хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса».
САНЧО ПАНСА
Низкий лоб платком замотан.
Небо в утреннем дыму.
Почему за Дон-Кихотом
Едет Санчо? Почему?
Что влечет его — нажива,
Скудной жизни вопреки?
Не до ж и р у— быть бы живу,
Вся нажива — тумаки.
Плачет пашня по работам,
Пусто в брошенном дому.
Почему за Дон-Кихотом
Едет Санчо? Почему?..
Волоча худые ноги
Мимо рощ и мимо сел,
Конь плетется по дороге,
И трусит за ним осел.
Гаснет вечер над болотом,
Солнце кануло во тьму.
Почему за Дон-Кихотом
Едет Санчо? Почему?!
Что сулит ему удачу
За туманным рубежом?
Что отыскивает зрячий
В ослеплении чужом?
Пыль и дождь чеканят лица.
В океан бежит вода.
Рыцарь может исцелиться,
Санчо Пенса — никогда.
И когда над ближней далью
Тихий грянет благовест,
И уляжется идальго
Под простой тесовый крест,
На осла он влезет грузно,
По-крестьянски, не спеша,
И заноет странной грустью
Беспечальная душа.
•••
Век парусников временно прошел,
Но я уверен,— он еще вернется.
Хоть давит нефть из черного колодца,
Но в мире снова будет хорошо…
Вздохнут свободной грудью горожане.
Гнедые кони выйдут на парад,
Забытое заливистое ржанье
Прольется на бетоны автострад.
Аэропорты вымрут — дирижабли
Неторопливый образуют флот.
Последняя соляровая капля
Растает в бездне океанских вод.
И посреди внезапной тишины
Услышим мы, как слышали когда-то,
Спокойное дыхание волны
И звонкое скрипение каната.
ПРОЛИВ САНГАР
Бьет волна, за ударом удар.
Чайки крик одинокий несется.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну восходящего солнца.
Всходит солнце —- зеленый кружок.
Берег узкий на западе тает.
А у нас на Фонтанке -— снежок,
А у нас на Арбате светает.
За кормою кружится вода.
В эту воду, как в память, глядим мы,
И любимые мной города
Превращаются в город единый.
Тихий смех позабывшийся твой
Снова слышу, как слышал когда-то
Белой ночью над темной Невой,
Темной ночью над белым Арбатом.
Бьет волна, за ударом удар,
Чайки крик одинокий несетср.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну восходящего солнца.
И в часы, когда ветер ночной
Нас уносит по волнам горбатым,
Все мне снится мой город родной,
Где встречаются Невский с Арбатом…
