«Я ходил недавно на выставку «Сказочный мир камня» в одном из музеев Свердловска. Там было много ребят — все очень интересовались экспонатами, каждого так и тянуло потрогать их, да нас отгоняла бабуля-смотрительница… Будто мы отломать что хотели!..
Мне захотелось самому попробовать работу с камнем, что-нибудь сделать. Расскажи, «Уральский следопыт», где можно выучиться на камнереза, просто это или нет…
Сергей ПОДИНЦЕВ. Я учусь в седьмом классе»
«Коротко Сергею трудно ответить… Сам я закончил училище ровно тридцать лет назад. Мечтал, конечно, о многом… И хотя сделал камнерезных» вещей порядочно, а некоторые мои работы показаны даже в фотоальбомах, книгах, многократно демонстрировались на различных выставках, часть — закуплены музеями, частными лицами, все же, считаю, главной своей мечты я не осуществил — условий для этого не было. Помню, уже после многих лет работы на заводе захотел сделать мозаичный портрет Бажова. Даже начал — вместе с художниками-профессионалами долго работали над эскизом, прошли, можно сказать, этот важный этап. Но с камнем вожгаться — Павла Петровича слово — мне так и не разрешили… Не будь у меня другого места для работы, портрет мозаичный, конечно, не состоялся бы. Я словно предчувствовал этот запрет — несколько лет, практически втайне от завода, готовил новое место. Там, в школе-интернате для глухих детей, и сейчас работаю — знакомлю ребят с камнерезным делом.
Если появится возможность какой-то крупной творческой работы с камнем, примусь за нее даже глубоким стариком.
В. САРГИН,
камнерез, выпускник Свердловского художественного профессионально-технического училища № 42»
Очень, очень давно жители горного уральского края научились обрабатывать камень, готовить из него орудия, труда, инструменты. В эпоху «бронзы» использовали для этого даже претвердый кварц. Однако тонкая, художественная работа с камнем началась на Урале лишь считанные столетия назад. Так утверждали историки до последнего времени.
А недавно в одном из древних захоронений, раскопанных на территории Южного Урала, археологи обнаружили хрустальный шар, точнее — эллипсоид со сквозным отверстием.
Шар — это, конечно, уже на грани искусства! И с учетом того, что местное происхождение находки практически не вызывает сомнений, не будет ошибкой исчислять историю уральского камнерезного дела с начала второго тысячелетия до нашей эры (см. «Уральский следопыт», № 3—87).
Двести сорок лег назад — «генваря 14 дня» (25 января по новому стилю) —в Екатеринбурге впервые разрезали камень «действуемой водою машиною». Машину создал и пустил Никита Бахорев, талантливый механик, сподвижник В. Н. Татищева.
В том же 1747 году, летом, уральцы отправили в Москву первую партию продукции машинного камнерезного производства. Екатеринбургская фабрика наряду с Петергофским заведением Петра I стала отправной точкой впоследствии известной всему миру русской «культуры камня» — ремесла-искусства, удовлетворявшего не только самые смелые, но подчас и экстравагантные запросы отечественной архитектуры.
После Никиты Бахорева большой вклад в развитие уральского камнерезного производства внес Иван Сусоров. Он пустил много новых станков. И все же главной заслугой Сусорова стали машины для обработки твердых пород цветного камня. 8 (19) декабря 1751 года, используя медные диски и наждачный порошок, Сусоров, бывший «механический ученик», разрезал агатоподобную глыбу.
Значительно продвинули вперед, усовершенствовали уральское камнерезное производство Михаил Колмогоров (работы с мрамором), Иван Патрушев, Василий Коковин и его сын Яков (Коковины создали гамму станков и приспособлений, в частности — для «выемки внутренности», «обрески в круглость» наружной поверхности заготовок будущих уникальных ваз и чаш, а также для исполнения на них сложнейших орнаментов)…
Именно в то время, когда жили и творили эти и другие истинные мастера, уральское камнерезное искусство показало всю свою силу, а его техника и технология просуществовали (несмотря на многочисленные падения и новые взлеты самого дела) до века атомного — так они оказались совершенны.
Здесь сразу хочется подчеркнуть и следующее.
С самого начала машинное камнерезное производство в нашей стране рассматривалось его зачинателями и радетелями не только как способ ублажения царствующего дома, но, как дело большой общественной значимости: в проекте 1726 года, поданном Екатерине I, В. Н. Татищев предусматривал широкое использование цветного камня «ко украшению строений… и всего русского народа»; М. В. Ломоносов, призывая в 1763 году «добираться отменных камней», предсказывал времена, когда «мраморы и порфиры воздвигнуты будут из недр земных на высоту в великолепные здания»; выдающийся русский архитектор В. И. Баженов видел в уральских мраморах материал для сооружений, долженствующих служить «к чести века», «к утехе и удовольствию всего народа»…
Вторая половина XVIII — первые десятилетия XIX века для камнерезного дела на Урале — как момент недавней вспышки сверхновой в Магеллановом облаке. Почти внезапно — в разрезе исторической перспективы — оно поднялось на такие высоты, что и нынешние мастера, оглядываясь на предшественников, вынуждены придерживать шапки.
Безусловно, как все великие эпохи в истории развития искусств, расцвет камнерезного дела был обусловлен прежде всего техническими завоеваниями человека. Но едва ли не меньшее значение имела ШКОЛА, воспитавшая в работниках и понимание возможностей новой техники, и художественный вкус. Повсюду, во все времена с камнем могли успешно работать только те, кто хорошо узнал его в природе, почувствовал характер и капризы каменных жил, сумел разглядеть их как бы изнутри; только тот добивался признания своего мастерства, кто в самом материале находил источник вдохновения, чья рука следовала за фантазиями каменного многоцветья, а не перечила им.
Именно таких «каменных работников» стремилась готовить для дела уральская школа.
Приглашая на Урал мастеров-иностранцев (первым был Реф, затем— Рейнер), В. Н. Татищев обговаривал их обязанность резать и гранить камень, а также «русских учеников в том искусстве совершенно выучить».
Вообще уральские горные школы были особой заботой Татищева, как свидетельствует, основываясь на изучении архивных документов, известный уральский писатель-историк И. М. Шакинко. Татищев сам составлял учебные программы, выписывал книги, приборы. Здесь учили не только читать и писать, но и механике, рисованию, токарному, слесарному и пробирному делу, учили обрабатывать камни. В 1737 году Татищев ввел во всех классах в качестве обязательного предмета огранку камней— для почти трехсот учеников!
Как о фактически существовавших позднее, можно говорить о школах камнерезного дела во главе с Н. Бахоревым, И. Сусоровым, другими механиками.
На уральских мраморных разработках в третьей четверти XVIII века возникла было школа итальянцев Тортори. Братья-иностранцы кое-что показали уральцам, как вдруг наши запротестовали, обратились по начальству с жалобой: не дают Тортори развернуться!..
Фактическим руководителем мраморных работ в то время был «архитектурный помощник» Михаил Колмогоров, лучшими мастерами — Н. Яковлев, М. Горяйнов, Т. Зимин. Эти«-то люди и взрастили целую плеяду известных затем уральских «мраморщиков». Впоследствии дело дошло до специальной земской школы…
Естественно, как на всех старых уральских заводах, фабриках, рудниках, и при камнерезном деле с первых его шагов «крутились» дети «вечноотданных» мастеровых, сироты. Чем могли помогали взрослым, зарабатывали на хлеб, приглядывались к делу. И — случалось нередко— попадали в беду. Тот же Иван Сусоров доносил по начальству о надобности сшить для малолетних удобное платье, ибо обычные для них одеяния-лохмотья становились причиной тяжелых травм.
Путь в камнерезы-профессионалы для каждого молодого работника, а тем более для подростка, растягивался на многие годы. Тем не менее в середине XVIII века в Екатеринбурге действовали уже три камнерезные фабрики и одна — на Северском заводе. Общее число занятых на них людей составляло полторы сотни. А «на мраморе» было уже около трехсот человек.
При всем при том руководители камнерезного дела обращали особое внимание на «способность» к нему. Любое ремесло требует таланта, искусство— тем более. На первых уральских камнерезных фабриках всякого нового человека несколько лет испытывали — «полюбит» ли его камень? Известны такие старые записи:
«…за непонятие в деле… отослан на Нижнетуринский завод в тамошние работы»;
«…за непонятие в художестве… отдан в рекруты».
И в то же время:
«Степан Уваров, Егор Портнягин, Иван Пономарев, Елисей Кузнецов, которые здесь, при гранильной фабрике, обучены- художеству… каменных вещей… за понятие в деле оных награждены прибавками жалованья и впредь к дальнейшему понятию надежда в них предвидится»;
«обучен… художеству по камню…»;
«каменотесное скульптурное мраморное художество знает…»;
«архитектурии скульптурное и квадратурное дела знает…».
Потому, наверное, мы и говорим об уральском камнерезном искусстве как об очевидном, давнем факте: дело вели не просто рабочие, способные к резке, шлифовке и полировке камня, но люди творческие, «любимые» камнем, специально образованные.
Назначенный в 1800 году президентом Академии художеств, граф А. С. Строганов прислал в Екатеринбург учителей — «обучать резному художеству», а самых способных учеников направил на учебу в Академию. В их числе оказался сын мастера фабрики Василия Коковина — Яков, сам ставший впоследствии главным мастером, автором выдающихся камнерезных произведений.
Вернувшись из Академии с золотой медалью и аттестатом, первой степени, Яков открыл при фабрике школу рисования, лепки и художественной обработки камня.
Не удивительно, что в его время камнерезное дело было доведено на Урале до высшей степени совершенства, многие изделия тех лет хранятся в Эрмитаже, в других известнейших музеях как непревзойденные образцы.
Сегодня, как это ни странно на первый взгляд, Свердловское среднее художественное профессионально-техническое училище № 42, готовящее камнерезов, никаких особых условий желающим получить профессию не ставит. Поступить в училище очень даже просто — и экзамен по рисунку сдавать не надо, как это было здесь же прежде (училище существует с 1945 года). Теперь достаточно иметь за плечами восемь классов средней школы. Не помеха и то, что ты вынес из школы весьма слабые знания…
В небольшой — какая уж есть — камнерезной мастерской училища, располагающей скромным набором оборудования, мы говорили с ребятами второго и третьего годов обучения. Вместе с мастерами они, кстати, напряженно готовились к очередной экспозиции детского творчества на ВДНХ-СССР, и, наверное, поэтому в общем-то немногословный третьекурсник Даниил Халдин бросил, словно атакуя, вопрос: нет ли у журналистов возможности достать лабрадорит, без которого его, Халдина, выставочная работа останется незаконченной? (Нужную плиту лабрадорита Даниил получил от нас на следующий же день: мы понимали — сроки уходят, и «пошукали» в кладовках знакомых любителей камня.) А буквально за 10— минут до этого разговора довелось оказаться свидетелями телефонного звонка из объединения «Уральские самоцветы». Головной завод настойчиво предлагал подопечному училищу принять на свой баланс большое количество нефрита, причем не лучшего качества — лишь бы самому избавиться от него. Камень-то дорогой, висит на шее! Похоже, звучало и предостережение такого рода: не возьмете нефрит — другого сырья не получите…
Ребята рассказали, что в общем-то каждый из них оказался в училище почти случайно: один проходил мимо —; заглянул, принес заявление и документы; другого подтолкнула передача о камнерезах по «телику», третий видел где-то коллекцию полированных камней… И ни один из наших собеседников не мог сказать твердо, определенно о том, чем будет заниматься после окончания учебы. Ребята оказались единодушны в том, что никакой камнерезной перспективы у них нет.
Тот же Даниил Халдин, немного разговорившись, заметил:
— Конечно, после училища нас пошлют на «Уральские самоцветы». Но почти сразу уйдем на службу в армию, а обратно на завод едва ли кто вернется. Сам я — нет и нет. Взрослая жизнь начинается, семья будет, а на заводе сказали, чтобы мы, молодые, на жилье даже не рассчитывали…
— Я тоже о заводской камнерезной работе не думаю: ведь это — монотонность, поток ширпотреба… Совсем не интересно. Попытаюсь пробиться в Строгановское училище,— сказал Александр Швецов.
Саша из тех, кто «проходил мимо — заглянул». Тогда, два года назад, он был на грани крупной беды. Учился в школе кое-как, чаще просто не учился — не ходил на уроки. Зато цветомузыке отдавал все время. Не задумываясь о последствиях, «добывал» на железной дороге цветные светофорные линзы и, конечно, попался. Открытая для всех и каждого дверь сорок второго, как он сам считает, спасла его. Здесь, в училище, Саша вступил в комсомол, стал членом комитета ВЛКСМ, был избран делегатом на последнюю районную комсомольскую конференцию. Учится без «троек», а по всем профессиональным дисциплинам у него только «пятерки». Уже имеет бронзовую медаль ВДНХ СССР — за творческую работу, посвященную XXVII съезду партии. А для новой экспозиции в Москве подготовил мозаичный пейзаж с березкой. Невелика картинка, но труда потребовала большого — каждый мазок-камешек надо подобрать, подогнать без изъяна.
— Зато увлекательно,— улыбается.— На заводе, хотя я там еще не был, этого не будет…
— Как, за два года ты так и не побывал на заводе?!
— Нет. Не предусмотрено у нас… Зато наслышан. Потому, может, и хочется сразу сделать попытку в Строгановском. Было б здесь, в Свердловске, высшее художественное — пошел бы туда…
— Ваше, сорок второе, конечно, не ставит задачи готовить мастеров высшего класса…
— А почему не ставит?! — взорвался Швецов. .
Не будем лукавить. Для нас не был неожиданным тот факт, что начинающие камнерезы уже давно «не видят» себя на рабочих местах в объединении «Уральские самоцветы». Опыт целого ряда выпускников училища говорит об этом. Где только не трудятся его питомцы — на местных стройках, на Севере, в таксопарках, конторах… Хотя практически все работники камнерезного цеха объединения в свое время закончили сорок второе, молодым там теперь «проходу» нет, тем более — на творческие работы. Двое недавних выпускников училища, «задержавшихся» в камнерезном цехе, буквально едва «на хлеб» зарабатывают. Вот их — Алексея Прядеина и Юрия Аксентьева — заработки за январь и февраль: 52 и 64 рубля у первого, 62 и 60 рублей у второго. Куда только кадровые камнерезы, профсоюз смотрят: это же беда в любом случае!
И вынуждены ребята искать другое место, осваивать другие профессии.
Мастера училища рассказывали:
— И на заводе, и здесь, в родном доме, ребятам-камнерезам нет возможности развернуться. За то учебная типография у нас создана — готовить для соседних предприятий печатников выгодно: они и телефонисты (их теперь тоже выпускает художественное училище) с практики доход приносят. Камнерезы же даже небольшой план не выполняют. На третьем году обучения предусмотрена для них заводская работа — по месяцу через каждые два месяца учебы, но… Уже на проходной встречают ребят как чужаков— втычки, презрительно называют «ремеслухой». Хотя наши мальчишки успешно выступали и выступают практически на всех всесоюзных и даже международных выставках, завод никаких серьезных дел им не доверяет, лишь позволяет шлифовать-полировать простейшие каменные «горбушки», на которые затем клеят металлических ящерок. Впрочем, зачастую и этой работы для ребят нет: «Испортят еще!.,»
— Не того боятся заводские, что наши ребята напортачат, а чтоб самим заработок не упустить. Им и без нас камнерезной работы не хватает. Вот в чем собака зарыта! — подчеркнул В. Б. Шурыгин. И добавил: — Формально лучшие рабочие завода, мастера закреплены за группами практикантов. Фактически — никакого наставничества. Нашим ребятам разрешают работать на заводе только во вторую смену, когда кадровые камнерезы уже разошлись по домам и в цехе пусто — нет даже контролеров. Только в училище и могут мальчишки заниматься чем-то интересным. А ведь это означает вариться в собственном соку, не привыкать к предстоящей серьезной ответственности.., Планируют построить для нас новое здание. Но само по себе здание не изменит отношения к рабочей смене… Иногда мне кажется: завод буквально рассчитывает на то, что большинство наших выпускников камнерезами не станут.
Еще и еще раз оглянуться назад, примериться к прошлому никогда не вредно.
Да, жестока, подчас даже губительна была старая уральская школа камнерезного дела. Смотрела на каждого кандидата в работники строго: «полюбит» тебя камень — ты наш, «не полюбит» — проваливай на другие работы, в рекруты. Но, похоже, не случайно применялась именно такая формула оценки способностей и стараний человека — «полюбит ли камень». Ведь «полюбит» — значит доверится, подчинится, как бы тверд или хрупок ни был.
К тому же старая школа всегда существовала непосредственно в цехах-мастерских или при них. Она растила профессионалов, художников камня в САМОМ ДЕЛЕ.
Сегодня, хотя условия труда не в пример прежним, ничего этого нет. Завод, настоящая «взрослая» и творческая работа подросткам-ученикам просто недоступны. В лучшем случае позволителен лишь каменный «ширпотреб».
Между тем генеральный директор объединения «Уральские самоцветы» В, А. Минеев называет камнерезный цех головного завода главным на предприятии: «История, слава камнерезного искусства уральцев нам не простят, если отношение к делу будет иным».
— Кое-что мы, правда, упустили,— признает генеральный директор.— Упустили прежде всего некоторые острые вопросы подготовки молодой смены. До службы в армии выпускники училища не успевают прочувствовать профессию, втянуться. Практика на заводе, конечно, мала. И получается так: после службы в армии ребята нам изменяют: ведь в памяти только вода, пыль, грязь. Практически не проводим творческих конкурсов среди молодых камнерезов завода. За последние три года, если не ошибаюсь, состоялся всего один такой конкурс, только одна творческая работа молодых пошла в серию.
Вспомнились события пятилетней давности. Тогда, точнее, осенью 1981 года в Свердловске, состоялась всесоюзная (по представительству) конференция, обсудившая проблемы камнерезного искусства. Она была заключительным аккордом ретроспективной выставки, взбудоражившей сердца, умы тысяч и тысяч людей. Выступили известные искусствоведы, мастера, архитекторы, руководители учреждений культуры. Вот кратко о чем они говорили:
— Русские мастера своими произведениями влияли на нравственность народа в целом. Необходимо возродить традиции монументального камнерезного искусства…
— Нужен музей камня и камнерезного дела…
— Все камнерезное искусство Урала представлено в Союзе художников СССР только тремя членами… Три года назад республиканские органы приняли решение о создании при комбинате Художественного фонда камнерезного участка, а где он?.. Почему бы. не учредить премию имени П. П. Бажова за наибольший вклад в развитие камнерезного дела на Урале?..
— Заводским камнерезам не дают хорошего сырья. Добытчик — «Уралкварцсамоцветы» — все лучшее забирает себе, превращает прекрасные камни в «ширпотреб»…
— Яков Коковин и Гаврила Налимов один за другим делали свою знаменитую вазу почти тридцать лет. Теперь такая ваза обошлась бы в миллион рублей, ну, если учесть технические новинки, в пятьсот тысяч. Где взять заказчика-миллионера?.. Да и крупных блоков-камней нам, заводу, не поставляют. А мы решили увеличить камнерезную часть производства в 4—5 раз и даже нашли у себя для этого 70 квадратных метров площади…
— Беречь самоцветный камень — великую ценность родной природы и народа! Не дробить на стандартные поделки для выполнения пресловутого плана! Не лепить «уголки отдыха», в стенках которых цветной камень угроблен (или, быть может, спасен во имя будущих светлых времен?!).
— Необходимо начинать с серьезного отношения к подготовке кадров, если мы хотим добиться новых высот в камнерезном деле. Мы, в училище, готовим не мастеров, а «полуфабрикат»… Нередко даже очень способные ребята не могут после училища найти нужных, благоприятных условий для утверждения своего творческого лица…
Все это говорилось, повторим, немногим более пяти лет назад! Что-нибудь изменилось?
Корр.: Как глава основного камнерезного производства на Урале что вы, Владимир Александрович, можете сказать о результатах острого выступления общественности осенью 1981 года? Кстати, мы, журналисты, так и не нашли документов конференции, хотя обращались во все инстанции. Удалось заполучить лишь черновик резолюции-заготовки…
В. А. Минеев: Да-а-а… Изменений практически нет. Взять на себя что-либо из предложенного на той конференции (я и сам выступал на ней) никто из нас не сумел, а может, и не захотел. С таким подходом к решению проблем надо кончать раз и навсегда. (Как видим, снова самокритика… И полное отсутствие конструктивного подхода. Правда, в конце ответа на вопрос забрезжил луч света.— Ред.) Сейчас наше объединение разрабатывает структуру обновляемого училища, чтобы превратить его в специализированный центр подготовки камнерезов и ювелиров…
Корр.: Оно могло бы стать училищем-заводом? Или даже высшим; художественным училищем-заводом? О таком мечтают ребята…
В. А. Минеев: Возможно… Ведь нужны именно художники-камнерезы, нужны технологи по обработке камня…
Увы, уже через несколько недель генеральный директор объединения «Уральские самоцветы» в присутствии группы ведущих специалистов и руководителей подразделений сделал поправку:
— Высшее училище мы не вытянем…
Не заинтересовались возможностью что-то существенно изменить и руководители СХПТУ № 42
— Участвует ли ваш коллектив в разработке структуры нового центра подготовки уральских камнерезов? — спросили мы директора П. Н. Связева и его заместителя Ф. В. Мелеха.
— А что такое «структура»?
— Наверное, есть — пусть небольшой — шанс реализовать идею Уральского высшего училища камнерезного дела. Или — высшего училища прикладного искусства. С хорошей производственной базой…
— Это бред!
— ?!
— Пишущая братия долдонит: существующих помещений мало, камнерезов обижают. А мы это сами знаем. Главной проблемы вы -понять не можете…
— В чем же она?
— Да — в чем? Ну-ка, ну-ка?..
— Что касается персонально ваших забот, то, наверное, в том, чтобы прекратить выпуск «полуфабриката», как было сказано вашим же мастером на конференции в 1981 году…
— Кто сказал? Назовите фамилию. Ни один из наших мастеров такого не скажет!.. Почему-то все считают, что мы обязаны готовить камнерезов мирового класса.
— «Почему — нет?!» — как спросил один из ваших учеников.
— Нам этот разговор не интересен.
Нужны ли комментарии к диалогу?
Хочется лишь заметить: и с группами ювелиров, которых готовит сорок второе, происходит практически то же, что с группами камнерезов. Абсолютное большинство девушек-выпускниц в объединении «Уральские самоцветы» не работают.
И объединение, и училище лишь на словах да бумаге заботятся о молодых рабочих.
Так просто ли стать камнерезом на Урале?
И да и нет.
Записаться в училище ничего не стоит, а вот действительно получить профессию… Трудно это сделать, когда училище сейчас работает почти на нулевой результат.
Перспектива впереди есть: для желающих стать камнерезами в Свердловске планируют построить новый центр. Но и от объединения «Уральские самоцветы», и от действующего училища зависит, каким он будет: смогут ли ребята не играть, а трудиться играючи — с сознанием причастности к большому делу, настоящей экономике, с ощущением подлинно творческого полета. Почему бы действительно не побороться за то, чтобы Урал располагал высшей художественной камнерезной школой-заводом, коллектив которой в одной упряжке с объединением мог бы участвовать в самых серьезных делах? Трудно из-за нынешней дороговизны камнесамоцветного сырья, сложности камнерезных работ рассчитывать на хозяйственную самостоятельность такой школы, но в принципе и она видится. А на первых порах высшую школу камнерезного искусства могли бы, наверное, поддержать Союз художников, Советский фонд культуры.
И последнее, очень важное. Наша страна богата самоцветами. Грядет, воистину грядет время, «добираться камней», «воздвигать мраморы и порфиры из недр земных на высоту в великолепные здания» — «к чести века», «к утехе и удовольствию всего народа!» Проблема в том, чтобы у самоцветных богатств СССР был один и действительный ХОЗЯИН.
Давно утвердилось, здравствует соображение насчет того, что камнерезное дело без ювелирного никак не выживет — фантастические доходы последнего поддерживают ладанное дыхание первого. И потому руководит камнерезами Министерство приборостроения, средств автоматизации и систем управления (точнее — Главчасювелирпром этого министерства).
В то же время добычей камнесамоцветного сырья занимается Всесоюзное объединение «Союзкварцеамоцветы» Министерства геологии СССР.
Часы, приборы, компьютеры, кольца, сережки, кварц, планы производства товаров народного потребления — вот что заботит нынешних хозяев, но не художественное бережение камня.
Высказывалась в свое время в прессе, книгах мысль — хозяином цветного камня может стать специальный Госкомитет со своими карьерами, мастерскими-предприятиями, учебными заведениями. Эта мысль, нам думается, не только не устарела, но верна и справедлива сегодня как никогда.
Как мы ни богаты пока цветным камнем, надо помнить: природа не повторяется, каждое месторождение самоцветов — конечно, а потому уникально. Мы добыли из недр камень, который самим своим рождением предназначен для изумительной картины ли, цветка ли, чаши ли, а разрезали его на «горбушки» или выточили из него десяток-другой «тел вращения» (рюмок под спиртное!). Но подобного камня мы уже не найдем — нигде и никогда…
Ни камень-самоцвет — национальное достояние страны, ни культура камня, ни тем более судьба новых поколений камнерезов не должны оставаться в сетях потребительства, бездеятельной растерянности, в руках людей равнодушных!
