В мастерской работают два разных художника, хотя Наталию Георгиевну Гриневу и Александра Рафаиловича Илларионова объединяет многое: оба они — свердловчане, вместе учились, работали, вместе преподавали в Абрамцевском художественно-промышленном училище, стали мужем и женой. И все же, глядя на их работы, невольно ловишь себя на мысли: «Какие же они разные!» — мастер психологического скульптурного портрета Н. Гринева, работающая в одном из традиционнейших жанров искусства, и предельно современный, тяготеющий к обобщенным философским решениям монументалист А. Илларионов.
На «половине» Наталии Георгиевны можно догадаться, что в последние годы ее творчество было связано с подмосковным Бородино. Началось с обычного заказа — Государственный военно-исторический музей-заповедник «Бородинское поле» попросил художницу сделать для украшения музейных ворот Спасо-Вородинского монастыря шесть небольших бронзовых рельефов-вставок. Над старинными вратами появились фигуры русских воинов — конники, артиллеристы, барабанщики, глядя на которых не всякий посетитель музея догадается, что выполнены они совсем недавно — так точно передал в них художник дыхание того времени.
Рельефы Гриневой понравились. Музей обратился с новой просьбой исполнить памятную доску для постоянно действующей экспозиции — «Толстой и Бородинское сражение» на месте, где автор «Войны и мира» останавливался во время своего посещения Бородинского поля 26 и 27 сентября 1867 года.
Мы привыкли видеть Толстого на фотографиях и портретах мудрым старцем, тем самым «матерым человечищем», как назвал его В. И. Ленин. А ведь к работе над «Войной и миром» писатель приступил, когда ему было 32 года. На Бородинское поле приезжал, когда ему не было еще сорока. Гринева изобразила Толстого именно таким — полным творческих сил, еще не уверенным до конца в своем художественном всемогуществе.
«Получив этот заказ,— рассказывает Наталия Георгиевна,— я не сразу взялась лепить, хотя замысел общего решения мемориальной доски возник почти мгновенно. Это — овал, занимающий две трети двухметровой (по высоте) доски, в который должно было «вписаться» портретное изображение писателя, внизу — текст.
Затем собрала все известное специалистам о посещении Л. Н. Толстым (через 50 лет после Бородинского сражения) поля великой битвы.
К счастью, Лев Николаевич любил фотографироваться, да и художники не обошли вниманием великого писателя, так что и изобразительный материал накопился большой».
Надо сказать, что музейные работники не сразу приняли гриневского Толстого —и у них, людей, прекрасно знающих биографию писателя, на первых порах «сработало» тем не менее представление о Толстом-старце. Однако, подумав, специалисты согласились с «версией» художника…
…Рядом с портретом Толстого в мастерской Гриневой я увидел бюст еще одного русского писателя, чье имя неразрывно связано в нашей памяти с Бородинским полем,— поэта-партизана, героя Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова. Так же, как Толстой, он у Гриневой непривычно молод — ведь и ему на Бородинском поле было всего 28 лет.
Бюст Дениса Давыдова предназначен для нового музея, который создается неподалеку от Бородина, в Колоцком монастыре. Это будет музей партизанского движения войны 1812 года, 175-летний юбилей которой мы будем отмечать в 1987 году. К этой дате скульптор собирается сделать также несколько портретов других героев сражения — Раевского, Барклая де Толли…
Разумеется, будет трудно — ведь в искусстве нельзя повторяться. Скажем, гоголевских портретов — много десятков, есть среди них и прекрасные, классические работы. Но Гоголь у Гриневой будет другим. И в этом можно не сомневаться — достаточно еще раз взглянуть на гриневских Толстого и Давыдова, чтобы убедиться, что и Гоголь, и Жуковский, над скульптурным портретом которого Наталия Георгиевна тоже думает, будут у нее «свои». Залог этого — в свободном владении материалом, в уверенной, твердой, совершенно чуждой всякого стилизаторства манере скульптора — и это несмотря на то, что почерк ее в лучшем смысле можно назвать традиционным.
На первый взгляд путь Гриневой и Илларионова может показаться не совсем последовательным: от живописи через керамику к скульптуре. Они же убеждены, что широта художественного образования необходима современному мастеру, что узкая специализация заведомо ограничивает его возможности. К тому же без развитого чувства цвета и композиции, которое дает живопись, без ощущения единства формы и цвета, главного в искусстве керамики, невозможно стать настоящим монументалистом.
Это, правда, в большей мере относится уже к Александру Рафаиловичу, к его работам. С ними познакомиться не так просто: монументалист, как строитель, чаще всего встречается со своими произведениями на городских улицах. Это и санаторий «Южное взморье», и учебно-тренировочный центр сборных СССР, и Триумфальный зал воинской славы — в Музее Сталинградской битвы.
Последняя работа — кстати сказать, одна из немногих, над которой супруги-скульпторы работали вместе — особенно дорога для Александра Рафаиловича: здесь, под Сталинградом, в годы Великой Отечественной войны погиб его отец. Работая над венком славы (его длина 56 метров, высота 1,5 метра), светильниками, флагодержателями, Илларионов буквально дневал и ночевал в Мытищах ца художественно-литейном заводе имени Белашовой, где в срочном порядке шла отливка изделий в бронзе.
Одно из самых известных произведений Илларионова — оформление стоянки длительного отдыха на автодороге Москва — Минск, выполненной к Олимпиаде-80; она отмечена специальным дипломом Московской организации Союза художников как лучшая работа года. В комплекс входят кованая алюминиевая стела «Пионерия» и детская игровая площадка «Цирк».
Если для олимпийской трассы Илларионов выбрал тему детства, то в сложной композиции зоны отдыха упоминавшегося уже санатория «Южное взморье» он, наоборот, обращается к древней, как мир, греческой мифологии, духом которой пропитан воздух Причерноморья.
В рельефах и скульптурах, украшающих территорию зоны, мы встретимся и с богами античной Эллады Посейдоном и Аресом, и с героями морских мифов. А рядом с ними — украшающие шахматный павильон скульптурные «портреты» также ставших мифологическими персонажами фигур этой древней игры. В оформлении же группы из четырех фонтанов художник использовал уже не порождения человеческой фантазии, а образы не менее богатой и древней фантазии моря, причудливые формы подводного рельефа и его обитателей.
Не забывают художники и о родном Урале: Наталия Георгиевна сделала для Челябинска скульптурный портрет С. Цвиллинга, в постоянной экспозиции Курганского художественного музея находится другая ее работа — «Портрет учительницы Людмилы Григорьевны Ермиловой». Много добрых слов говорят они о своих первых педагогах, об уральских художниках Брусиловском, Мосине, Чеснокове, Воловиче, с удовольствием вспоминают пленэры на Чусовой, Исети, озере Таватуй, мечтают снова попасть в родные края. Но времени, как всегда, не хватает — работа занимает их целиком. Да иначе и быть не может — ведь искусство требует от художника полной самоотдачи, «полной гибели всерьез», как сказал поэт.
