Нелегко сличать собственные возможности с собственными притязаниями. Трудно в обыденной жизни,— необходимо в искусстве, чтобы состоялся художник, какой бы величиной дарования он ни обладал. Известного свердловского живописца Николая Григорьевича Засыпкина нередко упрекали за «цветочки», «грибочки», за «красивые мелочи», призывали браться за темы большой общественной значимости. Немногие говорили: «Оставайся самим собой».
Засыпкин хочет уйти от бешеных ритмов современной жизни, жесткого рационализма, засасывающей прозы быта, сытости, бездуховности. Он чувствует, что нравственное состояние общества нуждается в неких защитных механизмах, способных восстановить нарушенное психическое равновесие, вернуть утраченную гармонию. Он стремится успокоить сомнения, привести человека и окружающий мир в некий гармонический лад. Он хочет, чтобы зрители получали радость при встрече с его картинами, и адресует их всем и каждому. Но современный мир противоречив, а художник — явление социальное, вот почему тихая радость оказывается трудно достижимой. Его лесные сказки, сама манера исполнения, техника его живописи обнажают скрытую неустойчивость, дискомфортные интонации.
Как художник Засыпкин начинал еще в довоенные годы. В армии, когда выпадали свободные минуты, рисовал, писал маслом, участвовал в армейских выставках. В 1949 году состоялась его первая персональная выставка, в 1986-м — четвертая. Они отличаются качественным изменением художественного языка, а также мироощущением художника, его взглядом на природу.
Работы середины пятидесятых годов: «Дорога», «Тайга отступает», показанные на республиканских выставках, еще, по сути.— ученические, выполнены в традициях повествовательной пейзажной живописи того времени. Вот как художник изображает лесоповал: люди жгут сучья, от костров подымается живописный сизый дымок, около стройной сосны— лесорубы, готовящиеся к работе. В центре картины трактор тащит по бездорожью обрубки стволов: тайга отступает! В спокойном и деловитом бытописательстве нет еще предчувствия будущих экологических проблем, но как бы решил этот мотив художник сегодня?
В описанный периодов не стремится преодолеть будничный взгляд на вещи. Сохраняя его в пейзажах, натюрмортах, художник укрупняет частный прозаический мотив, превращая его в самостоятельную композицию. Многие работы тех лет могли бы стать органичными деталями бытовой картины. Написанный торопливо, повествовательно, натюрморт «Грибы» (1957), как справедливо заметил писатель Николай Никонов, легко развертывается в неспешный литературный рассказ о летнем дне, грибной охоте, об усталости «уходившегося» человека.
Пейзаж «Капуста на гряде» (1964) — экспрессивней, раскованней, фактурней. Тугие кочаны блестят звонкими бликами, словно только что омытые дождем. Движения кисти с любовью следуют за изгибами формы, будто изнутри напрягают ее, рождая образ свободно растущих сил природы, земли. Натюрморт сохраняет острую свежесть натуры, не уходя ни в цветовую пестроту, ни в декоративность рисунка листьев.
В пейзажах «На реке Демид» (1964), «В краю голубых елей» (1967—1971) природные впечатления также не утрачены. Сопоставляя полотна, в основе которых лежит один натурный мотив, нельзя не отметить, что в процессе работы художник идет по пути усиления его обобщен но-романтического звучания. Стеной стоят, плотно прижав друг к другу мохнатые лапы, синие ели: огромным полукольцом опоясали мерцающую гладь реки, упругим ковром покрыли дальний горный склон. Холодная синева больших цветовых форм, масштаб основных масс: леса, неба, реки,— все узнаваемое, уральское. Солнечные лучи не играют бликами, проникающий свет растворяет еловые ветви переднего плана. Настроение внутренней сосредоточенности уральского пейзажа звучит ясно, нефорсированно.
В шестидесятых годах изменяется направленность творческих поисков художника. Засыпкин стремится преодолеть повествовательность, избежать приземленности. Утвердить красоту природы — значит, написать ее, как говорят художники, «вкусно» сработать профессионально красивую, живописно-драгоценную вещь, и Засыпкин овладевает новым для себя «цветом — мазком». Он усиливает цветовую звучность, много работает над способами нанесения краски на холст, над техникой живописи, ибо физические свойства красочного слоя издавна считались активным образным средством. Большие цветовые плоскости разделывает многочисленными мазками — рыхлыми, плотными или прозрачными, обогащающими краску цветовыми нюансами, внутренним ритмом. Сама краска нередко выступает над поверхностью холста, превращая ее в сложно профилированный рельеф. Художник широко использует многослойное письмо, так называемые лессировки, когда сквозь верхний прозрачный красочный слой просвечивают нижние, более глубокие, создавая сложные, мерцающие глубинные переходы цвета. Это похоже на игру драгоценных камней — рубинов, изумрудов. Тем более художник широко пользуется лаками, которые придают поверхности картины сплавлеиность, текучесть, богатую тональными переходами. Ощущение спасительной красоты природы отождествляется с любованием сочетаниями различных живописных фактур, цветовых переливов. Засыпкин постепенно уходит от работы на натуре к работе в мастерской, к разработке мотивов по памяти, а с конца шестидесятых годов постоянно возвращается к одним и тем же темам. К примеру, «Лесная сказка» — разработка темы «Вокруг пня». Малоприметный натурный мотив получает романтико-идиллическое звучание. Постоянно возвращается художник к сюжету, начинающемуся в шестидесятые годы: камни Урала, то горячие, то сдержанные по цвету, эти натюрморты так же богаты фактурными поисками.
Однако и корпусное письмо, и лессировки, и введение лаков в последнее время не удовлетворяют художника. Стремясь к ощущению полноты мира, Засыпкин, кажется, готов включить в структуру полотна запахи природы, если б это было возможно. Поиски многооттеночности радости и красоты привели его к нечасто встречающейся сегодня технологии: художник начинает писать на картонах, деревоплите, нагружая их гипсовым грунтом и формируя в этой массе поверхность нужного рельефа — своеобразную подготовку для живописи. Декоративная объемность сообщает живописи дополнительное многообразие тональных переходов и пластических ритмов.
Серия близких по композиционному строю полотен посвящена Засыпкиным уральскому городскому пейзажу («В моем краю», «Час пик», «Город на Исети», «Тобольск. Памяти декабристов»). Найденные пейзажные мотивы узнаваемы и убедительны; Холодный ветреный день («Городской пруд»). Лучи скрытого солнца погружают всю картину в светлое серебристое сияние, лишая ее цветовой выразительности. Стремясь передать ощущение вибрирующей воздушной среды, Засыпкин отказывается от повышенной декоративности цвета. Однако большие цветовые плоскости не монотонны. Глубокие лессировки холодно-зеленой толщи воды пруда, например, напряжены проложенными сверху энергичными изгибами корпусных мазков ряби. Вместе с лаками этот красочный рельеф усиливает модуляции влажного воздуха. Построенное на соотношении огромной массы неба, безбрежной воды и узкой полоски виднеющегося на пониженном горизонте городского пейзажа, разнообразное по фактурам полотно проникнуто настроениями «ретро»: тревожащей красотой старого горнозаводского уральского города.
По мотиву к городской серии примыкает «фантазийный» пейзаж «Небесная симфония» (1976).
Засыпкин не чужд творческой фантазии. Однако его художественная практика, начиная с шестидесятых годов, последовательно показывает, что нередко в работах, требующих тонких обобщений, не хватает раскованности и смелости. Переработка натурного мотива такой, словно бы недоговоренной метафоричностью грозит обернуться претенциозностью, искусственной приподнятостью образа, полуправдой красивости. Сама манера письма создает ощущение некоей двойственности,* известного разлада. Например, объемный, как будто идущий по форме мазок (в живописи последних лет), как ни странно, не усиливает, а снимает напряженность, осязательную материальность предметов. Мазок «рвет» объем, превращает поверхность в орнаментально-декоративное плоское пятно. Сочетание спокойной заглаженной поверхности и бурного объемного мазка, блестящих лаковых плоскостей и глубинной игры света в лессировках создает странно облегченный, «эмалевый» образ, вызывает смутное беспокойство, рождает чувство не обретаемой, а ускользающей гармонии и красоты.
Названные черты особенно отчетливо проявляются в работах, носящих явно поисковый характер. Они были широко представлены на четвертой персональной выставке. Засыпкин нередко забивает холст фактурными мазками. Усиленное звучание чистого цвета приводит к пестроте. Многосложная живопись полностью преодолевает натуру и оказывается неглубокой «игрой в живопись». Внутренняя потребность художника в таких предельно-профессиональных поисках может быть объяснена как индивидуальностью живописца, так и своеобразной двойственностью современной духовной культуры вообще. В стремлении к красоте Засыпкин примыкает к подлинной художественной культуре, но облегченностью цвета, фактуры и, в конечном счете, художественного образа его искусство способно питать массовую культуру. Однако несомненно — лучшие его картины выходят за пределы названных поисков, что делает возможным появление новых интересных полотен.
