Когда снаряд разорвался, землянка вздрогнула, как живая. Три наката бревен, мокрые стены, нары, железная печка с раскаленной трубой — все заходило ходуном. И тут же сразу затихло. Только моя семиструнная гитара все еще тихонько звенела.
Сам командир полка разрешил нашей роте иметь этот нежный инструмент. Носил я гитару на плече, рядом с автоматом. А в горячие дни ротный повар дядя Миша возил ее по российским дорогам вместе с походной кухней. Берегли мы нашу музыку, от нее теплом веяло, родным домом.
Я пристраивался на нарах, легонько трогал упругие струны. Дружок мой Ваня Камаев подбрасывал в печку сухие -щепки и напевал. Песня была незатейливая, да и солдат пел негромко, вроде бы для себя, а ребята сидели тихо-тихо, только махорка потрескивала в самокрутках:
Гармоника играет,
Гармоника поет,
В землянке отдыхает
Второй стрелковый взвод.
Святая простота! А слушали, не отрываясь,— песня была о них, о солдатах, о жизни на войне, об уралочках. Мы не- знали, кто сочинил слова, но мотив был знакомый, напоминал знаменитую мелодию русской песни «Живет моя отрада». Видно, не успели еще придумать музыку для новой солдатской песни.
Как-то недалеко от меня лежал на соломе пулеметчик Перевалов, он недавно попал к нам из госпиталя. Перевалову было уже за тридцать, мы величали его стариком. Он всегда был какой-то задумчивый, разговаривал мало. Но пулеметом работал ловко, играючи. Как артист. После контузии был на одно ухо туговат и, чтобы лучше слышать песню, держал ладошку около уха.
Когда песня умолкла, Перевалов встал и говорит:
— Слушай, Ванюха, слова бы переписать,— и вытаскивает замусоленный блокнотик.— Я с Урала как раз…
— Откуда? — спрашивает Иван.
— Из Березовского,— говорит.— Есть такой золотой городок около Свердловска. Наверху терриконы, копры, под землей — катакомбы…
Я слушаю и ушам своим не верю.
— Да это же мой родной город! — кричу.
— Ты смотри! — удивляется пулеметчик.
Одним словом, потолковали, повспоминали мы от души. Потом он оживился и хлопнул меня по плечу.
— А ну-ка,— говорит,— Серега, бери гитару. Раз такое дело, еще одну хорошую песню споем. Уральскую. Сосед по палате научил. Убили потом его, а песня осталась.
Перевалов помурлыкал пару минут, я подобрал аккорды, и он начал:
Там вдали, тропинкой горной,
У крутого бережка .
Провожала, нежно целовала
Я своего милого дружка.
— Точно,— говорю,— с Урала песня! «Своего» — это по-уральски, по-нашему.
Со второго куплета кое-кто из ребят начал подтягивать. Не очень уверенно, но в лад. Неподалеку с треском разорвал землю снаряд, но песню уже нельзя было остановить:
Знаю, ты в бою жестоком
Будешь смело бить врага.
Никогда на родине далекой
Не забуду, миленький, тебя.
Перевалов вдруг замолчал, с досадой затеребил прокуренные усы:
— Эх, забыл, понимаешь, последний куплет! .
Так он и не мог вспомнить. Прервалась солдатская песня, остановилась музыка..!
Потом я долго искал последний куплет.
…И все-таки нашел его. Ровно через шесть лет.
В родной Березовский я вернулся в конце сорок пятого. И довелось мне некоторое время дирижировать хором в городском рабочем клубе.
Собрались как-то перед репетицией, балагурим, шутим. Смотрю, подходит ко мне Люда Папилина, белокурая девушка, веселая всегда, с открытой улыбкой.
— А я,— говорит,— знаю хорошую песню про войну, ее хором можно петь.
Люда работала на шахте, трудновато ей доставалось, но приходила к нам аккуратно. Голос у нее низковатый такой, густой и чистый. Музыкальная была, пела легко.
— Ну что ж,— говорю,— давай спой.
Люда откашлялась, подошла к роялю. Ребята приготовились слушать.
— Мы,— говорит,— с сестренкой споем, ладно? Вдвоем интересней.
Только сестры запели, у меня аж сердце дрогнуло:
Там вдали, тропинкой горной,
У крутого бережка…
И сразу — землянка перед глазами, солдаты на нарах, а рядом война…
Девчата поют хорошо, слаженно. Люда ведет второй голос, он украшает мелодию. Я слушаю и жду, когда последний куплет начнут.
И вот они, те потерянные строки:
Льдом сердечко охладело,
По щеке бежит слеза…
Огоньки погасли за рекою,
Лишь не гаснет на небе звезда.
С волнением и гордостью слушал я эти слова неизвестного автора. «Не гаснет на небе звезда» — Это ведь надежда, вера в нашу Победу!
— Молодцы,— говорю,—девчата! А откуда вы знаете песню?
— На шахте у нас пели,— отвечает Люда.— Мы ее и на фронт отправляли.
— Неужели?
— Ну да. Много теплых носков послали, вкусных пряников. И песню тоже.
Обнял я их, как родных, честное слово! — Солдатское спасибо,— говорю,— за вашу песню.
…Шел четвертый послевоенный год. Мы часто пели для шахтеров эту душевную песню грозных лет. А слова ее и ноты хранятся у меня до сих пор как память о войне.
