Говорят, самые интересные встречи — неожиданные… А если эта встреча — письмо?
Конверт с обратным адресом «г. Белгород, К. Мамонтов» ничего не говорил мне, но вот читаю: «Уважаемый Борис Степанович! Мне было очень радостно узнать, что Вы — кунгуряк и, стало быть, мой земляк… Не ошибусь, если скажу, что нас объединяет: одна любовь к родному краю, воспоминания о молодости, пролетевшей в одном городе. И если случится встреча, нам, конечно, будет о чем поговорить.
Никак не предполагал, что Вы — из города, где я пережил свое второе рождение, будучи усыновленным из беспризорников.
Родился я в с. Ашап Ординского района, прожил там 11 лет, когда направили меня к матери в Свердловск,— она там в домработницах была, но в Кунгуре встретился с беспризорниками и вместо Свердловска «укатил» в сторону Москвы. Три года колесил по стране, «вцепившись в крыши дальних поездов». Но жизнь среди воров тяготила, и я приехал в Свердловск с надеждой найти мать. Из адреса я запомнил, только «Площадь 1905 года»— ни улицы, ни дома. Прошло два месяца, и вдруг однажды — неожиданная встреча на рынке: она покупала овощи…
…Хозяева разрешили мне жить у них. Моя работа— помогать матери. Моешь в их комнатах полы и вдруг находишь под диваном пятерку или под кроватью десятку. Велико было желание взять хотя бы одну бумажку,— они же валяются, о них забыли… Но бес меня все-таки не попутал,— экзамен на честность я выдержал. Приближалась пора учебы. Меня с ног до головы одели, устроили на. учебу в школу имени Тургенева, и, казалось бы, все хорошо. Но жизнь распорядилась по-другому. .
В конце 1932 года мать вышла замуж, и отчим перевез нас в Красноуральск… Но жизнь у них не пошла, мать трагически погибает, а отчима садят в тюрьму. Я — опять один!
«Сочувствующие друзья», намного старше по возрасту, за неделю распродали все мое «наследство», деньги пропили.
Я ушел в лес, построил шалаш, стал жить в нем. Но ведь мальчишке хочется с кем-то поговорить — излить свою душу. И вот тогда все свои переживания начинаю делить сначала с березками, угольком, а потом, когда «купил» бумагу и карандаш,— с бумагой. Сами по себе рождались стихи. Это, видимо, потому, что с раннего детства любил стихи, которые дед мой знал великое множество.
Рассказываю Вам об этом потому, чтобы Вам была более понятна моя книжица «Навстречу жизни», которую решил Вам послать в обмен на Вашу. …Наперед знаю, что Вы не будете смеяться над моими «песенками вагонных попрошаек», как их окрестили в 1974 году в издательстве «Современник»… Простите, что так много написал Вам. Просто захотелось «излить, наболевшее», которым почти ни с кем не делюсь…»
Читал, а перед глазами оживали кадры из кинофильма «Путевка в жизнь», оборванные мальчишки-голытьба, гоняющиеся за куском хлеба,, без ласки, без ободряющего слова близкого человека, готовые на воровство и другие «художества», но еще более того — с радостью прислониться к родному человеку.
Люди все любуются
Из окна на улицу.
Нам же с улицы в окно
«Любоваться» суждено.
Потому что мы — шпана,
У шпаны же нет окна…
Наверное, даже если не читать самого письма, а страницу за страницей сборник стихов Константина Мамонтова, увидишь картины пережитого. Видимо, таково свойство поэзии — запечатлевать бытие в его реальных, подлинных чертах, с точностью, которая доступна много повидавшему и пережившему человеку.
Жизнь и вправду не сладкая штука, если она вот такая:
Радость мою расплескали ухабы,
Горести смыли улыбку с лица.
Но вопреки всему живет в сердце радость — это память о матери, она скрашивает горестное существование и помогает перетерпеть невзгоды. И — стихи. Они тоже придают силы…
Судьба, напрасно хочешь ты
Мой дух сломить в борьбе.
…Чем больше бьешь, тем я сильней.
От стуж прочнеет лед…
Полынь горька, но и на ней ,
Пчела находит мед.
Всякий раз, думая о Константине Мамонтове и пройденном им пути, я возвращаюсь к мысли о том, что, несмотря на все злоключения, тягости, выпавшие на его долю, он сумел собрать свой мед.
Судьба его не сломила, но продолжала испытывать на прочность, на волю к жизни, на высокое звание русского, советского человека. .
…Война. Вчерашний беспризорник стал воином, солдатом, патриотом, остро чувствующим боль за поругание родной земли:
Тракт не широк, но днем — не пересечь.
Лежим в кустах. А мимо — танки, пушки.
Солдаты ржут. Кругом — чужая речь.
А мы — в России — шепотом по-русски.
Трагические строки. И в них — он весь, со своими думами, переживаниями, затаенной болью.
Винтовка и перо были его оружием.
Мой «кабинет» — передняя траншея.
Приклад винтовки — стол передвижной.
Мы вовсе не хотим сказать, что все стихи К. Мамонтова верх совершенства. Придирчивые критики найдут в них, вероятно, немало недостатков. Но в них присутствует чувство, живое, явственно ощутимое, как пульс времени; есть зримая гражданственность, ощущение принадлежности к своему народу.
Да вот он и сам пишет в том же письме:
«Что мои стихи несовершенны, об этом я знаю сам (не хватает образования), но что они искренни и идут из глубину души, об этом говорят многочисленные письма читателей. И это меня радует. Поэзия — моя душевная потребность и ни в коем случае не профессия. Я в первую очередь — рабочий, проработавший на производстве (машинист электровоза) в общей сложности 27 лет и плюс семь лет в рядах Советской Армии». .
Многое успел повидать, перечувствовать, пережить Константин Мамонтов. Позади ранения, контузия, операции. Стал терять зрение. Поскитался по белу свету, поездил по стране, да и за рубежами Родины побывал, а теперь хочется одного, нестерпимо хочется— домой, на Урал.
«На семейном совете приняли решение о возвращении на Урал,— пишет он.— Надеюсь, что пермские власти помогут мне с жильем в Кунгуре; Пермь же мне не подходит,— у меня одно легкое… Правда, это сделать нелегко. Но мы надежды не теряем».
Судьба Константина Мамонтова полна и драматических, и удивительных событий. Беспризорным подростком, в ватаге, он встретился с девчушкой; вернул ей снятые с ее руки часики. А потом, много лет спустя, он, солдат на войне, умиравший, израненный на поле боя, сжимал зубами концы телефонного провода; очнулся через какое-то время в госпитале и узнал в склонившемся над ним военфельдшере ту, давнюю свою знакомую из детства…
Его считали погибшим. Один бывший санитар обнаружил в своих вещах блокнот со стихами, и их «посмертно» напечатала центральная газета.
А он, живой, водил поезда, встречался с читателями и читал им свои стихи…
Звездным небом накрываясь,
Руки-реки разметав,
Спит страна моя родная
Средь медовых росных трав.
1952 г.
Меня не целовали, провожая,
И вслед невеста не заголосила.
По-матерински женщина чужая, .
Помедлив чуть, мой лоб перекрестила.
Не верю я ни в черта и ни в бога.
Но мне милей от ласки этой стало,
Сама Россия в дальнюю дорогу
Своей рукой меня благословляла.
1941 г. «На фронт».
Мой стих наполнен горечью утраты,
Пропах едучей гарью городов,
Пропитан кровью русского солдата,
Облит слезами матерей и вдов.
1942 г. «Подо Ржевом».
Война не вечна! И когда-то
Чехлы закроют пушкам рты.
А кровь и смерть — в скупые даты
На пожелтевшие листы.
С сапог сотрется пыль походов,
Забудем цвенькание свинца,
Но никогда не смогут годы
В нас разминировать сердца.
1944 г. 3-й Украинский фронт.
