Не помня себя, понеслась к Сапоговой за кулисы. Вот, говорят, надо семь раз отмерить, один — отрезать. Не всегда, не всегда… Если бы я тогда стала мерить — никогда потом бы не решилась.
В гримуборной Сапогова сразу говорит мне, улыбаясь: «А я видела в зале ваше лицо». И я мучаюсь, почему она так улыбается! Пойму это опять же после, когда пройдет время: трудно приспособиться ей к городскому политесу. Сапогова земная, деревенская. Хотя сама же любит говорить: «Я бабочка гордая!» — и «ч» выговаривает твердо, по-симбирски, и получается хоть и игриво, но жёстко — такую не трожь.
Была у нее история с одной знаменитостью, специализирующейся по народной песне. Они познакомились на каком-то празднике искусств в Москве. Лена туда попала, видимо, по графе, в которой должны быть: а) народность, б) самобытность. В эту графу ставили, как правило, Уральский народный хор, издавна показателями этими отмеченный, а тут праздник, видно, был не чересчур масштабный, весь хор посылать накладно. Подвернулась единица — дешево и сердито, вот и послали. Знаменитость услышала Лену и призвала: «Будешь в моих концертах былину сказывать». Перстом с перстнем взмахнула: «Только былину! Песен не петь!». Поехала Сапогова в обозе у знаменитости по Руси великой. Та песни распевает, эта былину сказывает. Народ ушами хлопает — знаменитости рукоплещет, ну и Сапогову не гонит, раз со знаменитостью выступает — пусть себе. И вдруг в одном городе Сапоговой — овация! Сапогова трепещет петь хочется, а знаменитость за кулисами кулак показывает. Вот тут Сапогова и подстегнула себя: «Я жёнщина гордая! Артистка я или не артистка в конце-то концов!» — и ринулась на бис петь: «Сяду я за сто-ол да паду-умаюуу, как на свете жить а-дино-кому…»
