Олень
Вот погодка стоит! Не устаешь дивиться. Вопрошает каждым лучиком: «Что, хороша я?»
Словно радость у природы случилась большая, и не терпится ей с людьми поделиться…
На Пекульнеях дивное диво — нежданная и теплая эта ласка. Обычно здесь хмурится холодина, лютые морозы на кого-то злятся. Тучи летают то вместе, то врозь; ветер, как недруг, толкает в грудь — хочет душу продуть насквозь, все на свете перетряхнуть.
А люди излучают тепло и свет: в наших краях невозможно иначе. Я думаю, таких не было и нет: здесь каждая встреча равна удаче. Человеку здесь чуждо зло, он даже хмуриться не умеет толком. Дурное подступило только — прогонит!— глядишь, потопталось, ушло…
Даже в дни (в кошмаре приснятся такие), когда воет метель одичалая сутками — не поссорится он с оленями чуткими и, сердясь, кэнунэн в них не кинет.
Он спокойно насвистывает сперва, головой покачает — что делается на свете! — и вновь поворачивает оленей на ветер и песню поет, вот ее слова:
Э-гей, снега много,
Э-гей, ветра много.
Наверно, здесь нынче
Никто не пройдет.
Ведь он же не знает,
Где лучше дорога,
И главное — кто
И где его ждет!
Вьюга с налету, с размаху бьет, налетает, не ведая жалости. Но покуда в груди дыханье живет — и песня живет, продолжается…
Э-гей, где же стадо?
Да вот оно,
Гляди-ка, пасется
Спокойно на диво…
Когда вокруг от пурги темно,
Олени, как дети в беде,
Пугливы.
Совсем залепило глаза…
Э-ге-гей!
Словно злобные демоны
Злятся!
Будь мне помощником,
Вэнилэкэй,
Вместе с тобою
Чего нам бояться?
Накормит олень и согреет в холод. Если же вдруг случается, что олень от человека уходит,— вместе с оленем уходит счастье.
По оленям у нас о характере даже судят, о трудолюбии и лени. Не скажут: «Чудесный парень!», а скажут: «У этого могут держаться олени».
Пастбище скудно? От этой беды хозяин оленей голоден дважды. Если олени ищут воды, у хозяина горло сохнет от жажды. А если бык захромал, что ж тогда?.. Сжавшись от горя под низким небом, человек все силы вложит в удар — чтоб не слишком больно было оленю… Не напоказ его сожаленье. Порой без свидетелей он рыдает!..
Другу, стремительному оленю, чукча песни лучшие дарит.
Я с осени езжу на этой паре,
Быстрым, как птица, я с ними стал.
Если бы завтра они пропали,
Может, и я бы тогда пропал…
Я ничего для них не жалею,
С ними мне радостен всякий труд.
Если в пути я вдруг заболею —
Олени домой меня привезут.
Мои олени — моя надежда:
Нарты к обрыву вдруг заскользят —
Встанут олени и нарты удержат…
Мне без оленей моих нельзя!
Олень носит голову, как люди в славе носят достойное имя. Олень человека в беде не оставит— у смерти самой отнимет. Чукчи зовут его другом, и стоит!.. Как он неутомим и стоек!
Дорога… Слово куда как просто. А это — сугробы выше роста. Южак — значит, слякоть и ветер с дождем. Хиус — северный ветер, безжалостный… Нашей метели зловещие шалости… Или дорога — зеркальным льдом.
Но уж и холят оленя люди, и благодарны ему они; как мы оленей ласкаем и любим — знают ветер да тундра одни!
…У Пекульнеев упряжка несется. Такой погоды не бывало давно. Человека с оленем увидело солнце — вот как радо! Сияет оно…
Голоса войны
Война Чукотку обошла.
Солдаты Север заслонили.
Но похоронки в женщин били,
и стала мать, как снег, бела…
Отец и братья,
где ваш след,
не торбасов —
сапог солдатских?
Молчат надгробья кладбищ братских,
струя сквозь годы
скорбный свет…
И будят память нашу сны,
незримые свиданья с вами.
Тревожно мне,
и больно маме:
мы слышим голоса войны.
И пламя жирника ведет
к светильнику
в сырой землянке.
И топот стада
гулом танков
ночами стойбище трясет.
…А за ярангою во мхах,
где воздух ягодой пропах
и по росе трава тоскует,
пастух,
в мальчишеской отваге
припав, как зной
к прохладной влаге,
впервые дочь мою целует…
О чем поет море
Беспокойна песня моря -—
за волной волна спешит.
Что за тягость,
что за горе
в глубине его души?
Видно, чувствует угрозу,
знает — сила велика
злого, лютого мороза,
что пришел с материка.
Не находит море места,
и кипящею волной
бьет с размаха в знак протеста
в белый берег ледяной.
С громким стоком,
с хрипом в глотке
по взлохмаченной воде
мечет маленькие лодки,
брызжет пеной на людей…
Злым, безжизненным, колючим
зреют тундры небеса…
Но уже надели чукчи
меховые торбаса.
А зима все наступает,
а мороз трещит, ретив…
И растет стена припая,
силу моря укротив.
Но оно под белым кровом
дышит, борется, живет!
Час придет —
и море снова
полным голосом споет.
