КОРР.: Поселок Ныда находится от поселка Нумги в пяти минутах лету, ходьбы — побольше. В одном живут оленеводы, в другом — буровики. Взаимосвязаны ли жители этих поселков? Часто ли вы, например, видитесь?
Б. Н. ПРУДАЕВ: Встречаемся на конференциях и активах, а в тундре — нет… Оленеводы уходят оттуда, куда приходим мы. Лет пятнадцать назад еще был контакт: они давали нам рыбу, оленину, мы им — дрова, тогда мы для тундры были еще «не вредны». Часто приходится слышать жалобы на то, что браконьеры отстреливают под видом диких оленей совхозных животных. На Ямбурге я сам видел, как молодые парни гонялись за оленями. Какая нужда в этом? Оленину и сейчас можно получить: совхоз планирует мясо для тех, кто работает в промышленности Севера. Или убьют оленя и возьмут только рога на панты… Это, я считаю, просто разбой. Местное население всегда относилось к природе бережно: если пошла рыба — ненец уже утку стрелять не будет. Ни за что ненец не убьет оленя, потому что ему понадобилась голова…
В. А. КОШЕЛЕВ: В тундре нам уже не разойтись и очень плохо мы, бывает, встречаемся… Нынче опять было несколько случаев, когда в бригадах на выпасах забирали вещи. Оленеводы оставляют скарб на кочевьях — многовековой опыт касланья приучил их не брать летом того, что понадобится зимой, и наоборот. Они возвращаются со стадами на пастбище, а там… нарты разграблены, кисы, ягушки утащены. Даже нюки (покрышка чума) уносят… Кто? Зачем? Попробуй-ка возвращаться за всем этим в поселок за многие десятки километров… Почему мы не едем на Ямбург, нам там многое нравится — взяли бы и увезли балок у них… Я не говорю о бригаде Прудаева, в наших местах сейчас много всякого народу, разных партий и экспедиций.
КОРР.: Разговор не личностный, ж не все нефтяники — браконьеры и воры. Но те немногие, что хотят поживиться, урвать на Севере «свой кусок», приносят вред — материальный и моральный. Тундра велика, но и человек в ней не один: трудно поверить, что никто больше не видел ни панты, ни туши, ни ягушки с кисами… Как сделать, чтобы подобные поступки получали самое резкое осуждение в рабочих коллективах?
В. А. КОШЕЛЕВ: Я много раз выступал на пленумах, просил объяснить людям: раз они попали в национальный край — надо считаться с традиционным образом жизни оленеводов. Воспитательной работы здесь недостаточно. Недавно на пастбище подъехал «Буран» — убили двух быков и уехали. Что мы можем сделать с водителями «Буранов» — своих вездеходов в совхозе нет…
Б. Н. ПРУДАЕВ: Вряд ли стоит взывать к совести в таких случаях. Примеры маленькие, но очень больные, затрагивающие самые основы образа жизни местного населения. В подобных случаях я признаю только закон, власть. У браконьеров есть имя, каждый из них работает в определенной организации — надо призывать к ответу, хотя бы рублем. Раз-два заплатит, на третий подумает — стоит ли…
КОРР.: Вы оба ссылаетесь на то, что надо считаться с местным образом жизни. Изменение образа жизни — это не только человеческий фактор, это — ломка многих представлений и понятий, существенные перемены в ведении традиционных промыслов, нарушение баланса в установленной тысячелетиями связи человека с природой. Что здесь является главной проблемой?
В. А. КОШЕЛЕВ: Нефтяники любят говорить, что они работают в экстремальных условиях. Но в экстремальные условия они поставили и нас, оленеводов. С 1972 года треть наших пастбищ вышла из обращения. Много пастбищ отторгнут еще шесть ниток газопровода. Приходится перемещать стада, искать новые места, строить промежуточные базы, а значит, и склады, забойные пункты, корали, и вслед за ними — пекарни, бани, заботиться о кино для оленеводов…
Недавно увели седьмое стадо из Ныды, где обосновалась компрессорная станция — перевели оленей в Ярудей; сложно стало в Нори — там стоит сейсмопартия… Сейчас обосновываемся за Ямбургом, но через три-четыре года придется и оттуда уйти. Изменили маршрут у второго стада — на всем протяжении касланья встал газопровод. Мы приспосабливаемся… А это сказывается на оленях. Из тундровой зоны перегнали в лесную — показатели сразу упали: даже рога животные не отрастили, не говоря о привесе. Ягель и зелень оленям привычны, к мхам их нужно еще приучить…
Пастбища уничтожаются катастрофически. При правильном использовании они могли бы эксплуатироваться десятки и сотни лет. По-хорошему бы, их надо, как пашню, оставить на год-два отдохнуть, но какое там… По-хорошему бы, надо зимой уходить е оленями на юг, а летом — на север. Вместо этого уводим стада на юг или на восток… Традиционные маршруты касланья превращаются в беспорядочное движение.
Меняется и сам процесс пастьбы. Испокон веков оленеводы пасли «с рук» — отпускали и собирали стадо. Теперь, чтобы «не бегать» по тундре и дать оленям самим найти корм, ввели полувольный выпас: отпускаем их на месяц-полтора, а чтобы не разбежались, выбираем на пути речки или ставим изгородь (до 30 километров огораживаем столбами с четырьмя рядами доски-тонкомера).
Сосуществование с промышленностью становится тяжелым. Там, где стояли буровые, вырастает кустарник, травы — только не ягель. Новую тропу искать все сложнее — везде люди, транспорт.
Б. Н. ПРУДАЕВ: Да, тому я сам свидетель и виновник. Исчезло знаменитое Ягельное пастбище, где кормились олени с Тазовского полуострова, с Пура, даже с Таймыра приходили… На Ягельном стоит сейчас город Новый Уренгой. Есть проблемы объективные. Есть те, которые зависят от нас. Лет шестнадцать назад мы бурили на сеномане — Медвежье, Песцовое, Юбилейное месторождения. Вернулись туда снова, а там — пустыня… Где буровая была — выжженное пятно. Где проторены колеи тракторные — глубокие овраги. Где глухаря было видимо-невидимо — один кочет на всю округу… Наш старший дизелист Манков строго следил, чтобы хоть его-то никто не стрелял. Вреда тундре принесено много. Помню, мы базировались в Новом Порту, и рядом с нами спокойно жили два выводка уток — не улетали. Песец поселился в котельной, брал еду из рук, а еще четверо его собратьев ходили кормиться на помойку. На 81-й буровой лебедь кормился, правда, не из рук, но подходил близко. Значит, не шум буровой отпугивает зверье, а что-то другое. Техника, транспорт ранят почву, изменяют ландшафт, вносят диссонанс в равновесие природы.
Мы стараемся исправить положение. По обе стороны нашего поселка Нумги, на берегу Обской губы, была свалка длиной на километр… За два года экспедиция вывезла водой 2000 тонн металлолома, 2500 тонн труб. Сейчас по всему нефтяному Заполярью начали работать рекультивационные бригады, которые приводят в порядок буровые площадки. Сдавать их в прежнем виде уже нельзя. Я бы вообще вернулся к старому порядку монтажа буровой, когда до забурки готовился котлован для отработанного раствора и отходов, делалась обваловка. Не надо спешить, надо все готовить по-хозяйски. И по окончании бурения — подчистить все так, будто ничего и не было.
КОРР.: Возврат на старые пастбища невозможен. А в чем состоит препятствие на традиционных маршрутах кочевий?
В. А. КОШЕЛЕВ: Со старых троп уходим потому, что перекрываются переходы для стад. На Ямбурге, например, ведут поверху водовод — перехода никто не предусмотрел… Оленеводам приходится делать крюк в 40—50 километров, а переход-то надо было оставить всего в сто метров…
КОРР.: Валерий Александрович, разве трассы не согласуются с местными органами? Разве сто метров нельзя было учесть?- Вот ваше разведочное бурение, Борис Николаевич, настолько ли щепетильно, что и ста метров нельзя уступить?
Б. Н. ПРУДАЕВ: Если бы буровикам-разведчикам сказали уступить километр или два — мы бы отошли. Сельские Советы, я считаю, должны быть не только поставлены в известность, но и наделены полномочиями контроля на своих угодьях: прокладывается трасса или дорога — чтобы ни шагу в сторону, чтобы не ездили по всей тундре.
В. А. КОШЕЛЕВ: Дело в том, что горисполком нас не ставит в известность о переменах в тундре, а ставит перед фактом. И получается, что мы приводим стада в места, где предполагали хороший корм и спокойную пастьбу, а там — люди, стройка, шум… Промышленность надо немного повернуть к нам лицом и наши заботы учесть. Предупредите, что там-то ставят газопромысловую установку, а там-то тянут трассу… Нам тоже надо быть готовыми к переменам — рассчитать маршруты, сохранить стада.
КОРР.: Вы говорите: «повернуть промышленность лицом к оленеводам». При интенсивном освоении Севера, обилии техники можете ли вы сказать, что и вам кое-что «перепало»? Хоть один списанный вездеход дала какая-нибудь экспедиция?
В. А. КОШЕЛЕВ: Лучше вдребезги разобьют, чем отдадут… На Медвежьем месторождении километров на десять все окрест завалено металлоломом. Государство очень много дает нефтяникам, вкладывает миллионы в освоение Севера. Почему бы нефтяникам не помочь немного и нам? Построить кораль или изгородь, промежуточную базу для пастухов, отдать списанную машину. В новых условиях без транспорта оленеводам никак нельзя. Наверно, нужно и средств добавить, и вертолет один совхозу выделить. Нефть и газ — дело великое. Так ведь и мы не лыком шиты!.. Продукция совхоза поставляется на экспорт в Скандинавию, в Японию, в Канаду… И пушнина также стране нужна, и рыба. Получается какое-то неравноправие. Мы ведь не сами по себе меняем образ жизни, так диктуют обстоятельства — так помогите и нам.
КОРР.: Как обстоит дело с рыбой, с пушным зверем? Не будет ли со временем так, что зверь уйдет из этих мест; нет ли смысла уже сейчас продумать строительство звероферм, чтобы компенсировать возможный убыток?
В. А. КОШЕЛЕВ: Рыба уже ушла. Сотнями тонн ловилась в Ныде корюшка, ерш, чебак… В этом году на зимнем лове в Обской губе три звена совхозных рыбаков ничего не взяли, даже ерша нет. Вместо рыбы в Обской губе — мазут, солярка, нефть… Рыбный промысел иссякает, потомственных рыбаков уже нечем занять.
По пушнине мы план пока выполняем — и по клеточной, и по полевой. Но угроза для белого песца, горностая, белки может быть. И спасут их не зверофермы, а заповедники, заказники. Надо их на Севере делать, обязательно. И для диких оленей — тоже. Олени очень пугливы. Даже наши, совхозные, разбегаются, когда пролетит вертолет или пройдет вездеход; собирать стадо, в котором 1600 голов,— это представьте, что такое… А дикие олени совсем уходят. И наши, кстати, за ними убегают, и немало.
Б. Н. ПРУДАЕВ: На Ямсовейской площади пасутся десятки тысяч оленей, там уникальное пастбище — как не заповедное место?! Кто-то прочитал мои мысли — сделали Ямсовей заказником. Я как увидел в газете — очень обрадовался! На Ярудее бы надо, на Полуе их сделать. Попытаться сохранить какие-то большие участки.
В. А. КОШЕЛЕВ: Существованию северного оленя слишком многое грозит. Ведь даже комары могут съесть заживо теленка… Но тут еще можно пастуху уследить. Против вертолета, пожалуй, ничего не сделаешь — будут разбегаться. С волками, которых развелось много, тоже можно справиться, и опять нужен «Буран», чтобы нагнать по следу. В последние годы появилась еще одна непредвиденная беда, и ее принес только человек, его легкомыслие.
В каждой сейсмопартии, на каждой буровой держат по пятнадцать собак. Люди уходят — собаки остаются в тундре, собираются в стаи, нападают на оленей. Это настоящее бедствие, особенно когда идет отел: молодые самки могут убежать и вовсе не возвратиться… Собаки эти хуже волков. Тех хоть напугать можно, а собака убежит и вернется: сядет и сидит торчком в тундре… Как объяснить нефтяникам, трассовикам, прочим «осваивателям», что их забава переходит в серьезную угрозу?
Собаки задирают, разгоняют оленей, а мы потом их сотнями недобираем. Ну, не жалко оленей — пожалели бы собак: долго эти стаи в наших климатических условиях не выживут, «добродушные» любители собак сами обрекают их на гибель в тундре…
Б. Н. ПРУДАЕВ: На Севере собаки были или ездовые, или для охоты — охранять ничего не надо было. Сейчас понадобилось? От кого? От себя, что ли?.. А вообще-то на Севере много и сознательных людей — настоящих, хороших, разумных. Знаю Женю Степанова — тракторист, коренной ленинградец, он сейчас работает в Надыме. Внутренняя культура диктует ему не наносить земле, на которой он живет, ни малейшего вреда: в буквальном смысле на куст не наедет, в речку без нужды не полезет. Такому человеку ни лекции, ни проповеди не нужны — он сам все предусмотрит.
В. А. КОШЕЛЕВ: Сознательность нужна и в великом, и в малом. Многое вызывает искреннюю озабоченность у коренных жителей. Север завтрашний нас очень волнует. Здесь много алогичного, непредсказуемого и впрямь экстремального. На вахтовом методе, например, держится экономика нефтяного края. Но мы, местные, по опыту знаем: самый большой вред наносят именно вахтовики — после них действительно хоть трава не расти… Какое-то потребительское отношение: все взять, все добыть, все разрушить… Неужели у себя дома, где-нибудь в Грузии или на Украине, они ведут себя так же? Или здесь чужая земля?!
В. Н. ПРУДАЕВ: Вахтовики — народ приезжий, верно. Не все они откровенные рвачи, хотя что таить… Вот рвачей я никогда не понимал. Сам приехал на Север лет тридцать пять назад. Пришел из армии, захотел одеться — и… до сих пор путного костюма нет. Не из-за денег просто не до него стало. Сначала экзотика была: в Березове зашел в один дом, вытер ноги о коврик, а это оказался собачий хвост… Оленину до Севера не ел здесь привык. К скважинам своим привыкнуть не смог: они все разные, каждая со своим характером, им имена хотелось давать… Как скважина пустая — обида берет: зря вторглись, наверняка что-то нарушили в пластах там, в глубине, тоже свое равновесие, своя экология… К наименованию нашего министерства геологии раньше добавлялось: «…и охраны недр». Об этом бы не забывать. Сколько лет нужно, чтобы восстановиться тундре пятьдесят, сто?.. А нефть когда снова будет — через 50 миллионов лет?..
Мне эта земля дала все, я ей — очень мало. Наша профессия — разведка, наша продукция — информация о состоянии недр. Но я прожил жизнь на Севере и многое видел — и скажу так: землю эту надо сберечь, насколько можно. Нарушить легко, восстановить тяжело и накладно. Поэтому проблема сохранения Севера — это не «ах-ах, как хорош» и не «ох-ох, как плохо», это — необходимость.
КОРР.: От геодезистов, лесорубов, газопроводчиков, линейщиков всякого ранга часто можно услышать: «Вот вернусь на Землю…» Заметьте, что даже опускают «Большую…», как много лет говаривали северяне и дальневосточники, всякий отдаленный люд. Просто —«на Землю». Как с другой планеты… Будто есть Земля, и отдельно — Север…
Да нет, это одна и та же наша земля! И Север на ней один — другого нет и не будет, и хозяев у него других нет. От тех, кто работает там сегодня, зависит и каким будет его завтрашний день.
МЫ В СИБИРИ ДОЛЖНЫ ДЕЙСТВОВАТЬ, КАК ПОДЛИННЫЕ ХОЗЯЕВА, ДОЛЖНЫ ЗАБОТИТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО О СИЮМИНУТНОЙ ВЫГОДЕ, НО И О ТОМ, ЧТОБЫ СОХРАНИТЬ БОГАТСТВО И КРАСОТУ СИБИРСКОЙ ЗЕМЛИ ДЛЯ ГРЯДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ.
Из выступления М. С. ГОРБАЧЕВА на партийно-хозяйственном активе Тюменской и Томской областей 6 сентября 1985 года
