Вспоминается детство… В ярких россыпях красок осень. Теплый вечер. Над покосными лугами неустанно кричит птица-канюк. Мы с отцом идем кромкой поспевающего овсяного поля, с одной стороны его мелкий сосняк смешался с крепким березняком и осинником, с другой вплотную подступает высокоствольный сосновый бор с богатым черничником. Идем мы не на прогулку — на охоту. В руках у отца ружье-дробовик заграничного производства, на поясе поверх пиджака патронташ, у меня на плече плетеная из крепкого толстого шнура сумка-ягдташ под дичь. Идем кромкой поля. Отец впереди, держит ружье на изготовку, чтобы в любую секунду сделать выстрел по вылетевшей птице. Пробираюсь за ним. И хотя у меня нет ружья, но страсть охоты уже успела вселиться в мою душу в тринадцать лет, и я, пожалуй, переживаю не только радость удачного выстрела, но и промахи ничуть не меньше, чем отец.
Шум, треск, вихрь мелькающих крыльев — будто ожил на какое-то мгновение поспевающий, наливающийся восковым цветом овес. Тетерева! Сухие звуки выстрелов. Одна из птиц обрывает полет. Бегу подбирать дичь. Восковые колосья овса ударяют по голенищам сапог, зерна, словно мелкие брызги, летят во все стороны…
Вот она, маленькая картина осенней охоты. Такая охота была, правда, давно, когда я был слишком мал. Тогда взрослые разрешали мне немногое: носить дичь, готовить ночлег. В ту пору и запали в мою душу птицы, которых чаще звали не тетеревами, а косачами. Минуло порядочно лет, я сам многое могу рассказать о них. Почему именно эта птица, с детства поразившая мое воображение, заставила взяться за перо? Так уж получилось, что на смену охоте с ружьем вошла в мою жизнь фотоохота на тетеревов, и это позволило узнать о них много интересного, занимательного. Просматривая свои лесные дневники, решил, что пришло время подытожить наблюдения.
Коренастых сосен немало у Зуевского болота. Всякий раз, проходя здесь, любовался я деревьями-одиночками с пышной кроной. Стоят они гордо на открытых местах, на покосах, в окружении осиновых и березовых колков. Манило меня сюда и болото с кочками, с высокими березами, с журавлями, бекасами, лягушачьими концертами. Но более всего влекли сюда тетерева. Избушки поблизости не было, и всякую весну я проводил под открытым небом, а точнее — под сосной.
Сразу же наваливалась масса всяких дел. Заготавливал дрова, рубил сухостой, перетаскивал поближе к сосне.
…Не заметил, как навалился вечер. Заканчивался мой первый лесной день. Ночь окутала округу дремотной тишиной. По шатру чистого, словно вымытого неба разбежались звезды, яркие и тусклые, еле мерцающие. Все у меня было готово: пылал костер, над ним висел котелок, пламя азартно лизало его. Привалился к сосне, пил чай, смотрел на темную пилу дальнего леса, на белеющие березы. Хорошо коротать под деревом весенние ночи! Когда же прогорела «зеленая печка», начинала мерзнуть спина. Вскакивая с лежанки, подкладывал щепу, и веселое пламя охватывало смолюшки, а потом и сухарник.
Два часа ночи. Прогоняю сон, готовлюсь к выходу. Не опоздать бы на токовище. Я буду там раньше тетеревов, а пока должен одеть ватные брюки, телогрейку (поверх ее еще полушубок), шапку, переобуться в валенки, забраться в скрадок.
И вот в маленькое оконце скрадка поглядываю на поляну. Прилетят ли птицы?.. А почему именно на эту поляну являются тетерева? Таких мест в ближайших лесах тысячи. А все же именно этот клочок земли с кустиками, с кочками, с одинокой березой служит им местом весенних встреч.
Как и на любом птичьем сборище, и у тетеревов есть заправила, зачинатель игрища — токовик, опытная и сильная птица.
Сегодня все началось не совсем обычно: токовик не прилетел, не плюхнулся на мерзлую землю, а словно бы подкрался пешком и почти у скрадка выдал клич: «чуффыш». Мой давний знакомый жив, в полном здравии, а его зов — не приветствие ли мне? И в тот же миг зашумели со всех сторон крылья, замелькали в сумерках белые петушиные подхвостья. Порядок! Тетерева дружно окружали мой скрадок. Оставалось ждать, когда над лесом разбежится, разыграется огромным пожаром рассвет, и глянет на поляну солнце…
«Тетерев — оседлая птица. Населяет леса и лесостепи. Весной с середины апреля на утренних зорях тетерева токуют, собираясь группами. Зимой они держатся стаями по березнякам, ночуют в снегу. Питаются птицы различными частями травянистых растений, насекомыми, ягодами, зимой — березовыми почками и сережками. Один из важнейших объектов промысловой охоты».
Это — из определителя птиц. Все здесь правильно, но вот последняя фраза, что тетерев — один из важнейших объектов промысловой охоты, явно устарела. А раньше охота на него действительно была. Охотники сдавали государству тысячи тушек.
Ушли те времена. Если кто-то скажет, может, даже с высокой трибуны, что численность тетеревов в наших уральских лесах колеблется, но никак не уменьшается,— не поверю. Пожалуй, правильней сказать так: в некоторых районах птицы этой значительно поубавилось, в других — численность ее катастрофически падает, в третьих — она совершенно исчезла. Припоминаю, что всего несколько лет назад зимой можно было еще встретить табунки тетеревов.
Наблюдая за тетеревами, бывая в разных уголках Урала, я всякий раз сталкивался с проблемой частичного иди полного исчезновения лирохвостых. Причин на то немало. Здесь и неправильное применение и хранение ядохимикатов и минерального удобрения, сплошная вырубка леса, браконьерство…
Просматривая свои лесные дневники, перелистывая пожелтевшие странички с короткими записями, я еще раз убеждался в том, что не встречал на своем пути абсолютно одинаковых токовищ, все они были сюрпризами.
Есть на юге Челябинской области Карталинский бор. Представьте себе такую картину. Кругом, насколько хватит глаз, степи да поля, и вдруг — сосняк, настоящий, местами даже строевой, он тянется зеленой гривой с востока на запад. Не берусь объяснить, откуда здесь взялся лес: остался ли от давних времен, посажен ли был? Несколько лет подряд мне приходилось здесь вести наблюдения за косулями, участвовать в их отлове для переселения. И вот в середине семидесятых годов сильнейшая засуха вызвала пожары в бору. Добрая часть его выгорела.
Спустя два года приехал в Карталинский бор. Дело было зимой. Увиденное поразило: лес сохранился лишь по низинам, где бежали речушки. Там теперь держались косули и лоси. Но больше всего удивили тетерева! Я вижу табуны тетеревов. Не могли же прилететь они за тысячи километров? Причиной увеличения численности птиц в Карталинском лесу стал,., пожар. Только-только остыла земля, сквозь пепел пробились, глянули зеленые продолговатые листочки. Чудо, и только! Это — кипрей. Он пришел лечить раны выложенной земли. Ни одно растение не торопится так быстро на пепелище. И нет ему в этом деле равных. За одно лето черные пятна пожарищ затягивались высокотравьем, над которым взвились лилово-розовые цветы. Тетеревиные выводки и нашли в зарослях кипрея надежное убежище и корм.
…Стояла середина апреля, когда я, нагрузившись всем необходимым для фотоохоты, сел в поезд Свердловск — Оренбург. Доехав до Карталов, пересел в электричку. Вышел в селе Аненское. Здесь у самого леса живет Леонид Федорович Панов, в одном лице егерь, охотовед и главный страж заказника. В его дворе техники для передвижения полно всякой. Мне же годился больше всего трактор «Беларусь». На тележку погрузили мои пожитки, и к вечеру я был уже в избушке, в самом центре заказника.
Первое, что увидел, выйдя на разведку,— табун тетеревов на березах. В километре от избушки спугнули птиц с земли. Снег расписан крестиками следов. Похоже, ток…
Я жаждал встречи с тетеревами. Еще раз пересмотрев фотоснаряжение, собрал рюкзак. Дорогу то и дело перебегали косули. Но мне было не до них. Тетерева! Они волновали, как прежде, мое воображение. Все начиналось сначала.
Откуда было мне тогда знать, что первое утро, проведенное на току, будет таким же, как и второе, третье, пятое, десятое, что весь мой приезд сюда, в Карталинский лес, в поисках токовища закончится неудачей. А я все-таки, питая надежды, каждую ночь упорно покидал избушку, шел на поиски тетеревиных игрищ. Азарт охоты полыхал во мне.
Признаюсь, тетеревов я видел каждый день, но только видеть для меня было мало. Уже после первой недели, проведенной в здешнем лесу, я назвал тетеревиные тока летучими.
Вот сегодня я отыскал хороший ток. Наблюдал за птицами в бинокль, сердце радостно билось, грезилась удача. А утром следующего дня — разочарование. Тетерева не хотели собираться ка одном месте. Они метались, перемещаясь всякое утро, и я бегал за ними со скрадком.
Тепло весны набирало силу. Засветились желтым, белым, фиолетовым бутоны сон-травы. Лес гремел от птичьих голосов. Я упорно пытался остановить тетеревов, заставить их играть на одной поляне хотя бы одно утро. Но вот беда: отыскать, засечь временное токовище я мог, а вот остановить тетеревов — конечно же, нет.
На десятое утро готов был писать письмо Главному Тетереву леса, в котором была бы одна просьба: чтобы птицы потоковали на одном месте. Но Главного Тетерева не существовало и не существует нигде и никогда, потому как нет в лесу главного дерева, главной поляны, главного болота. И если есть, то разве что в сказках.
Возвращаясь в избушку, пошел напрямик через поле. Время было уже позднее, солнце держалось высоко. Миновав поле, уловил звуки тетеревиной игры. Оставив вещички, налегке пустился в сторону знакомых звуков. Не шел — летел, гадая: может быть, ждет именно там удача — в сосновых посадках, а может, на поляне, в березняке. В бинокль увидел птиц: токуют, бегают по земле. Их было много. От волнения не сосчитал петухов. Засек место. Теперь обратно, за вещами, за скрадком.
Луна светила в окно, и огромный квадратный «лунный заяц» пристроился рядом с печкой, затем переселился в угол, запрыгнул на лежанку, приблизился ко мне. Шалости луны. Даже мыши, зачарованные ее светом, не бегали по мешкам с продуктами.
Не спалось. Вдруг опоздаю! Кромка неба засветилась матово, забелели стволы берез. К скрадку подлетели тетерева, заиграли. Но лишь глянуло солнце малым светом, птицы отлетели в сторону, продолжая там игру.
Карталинские тетерева окончательно завели меня в тупик. Возвращаясь в избушку, вспомнил первый в моей лесной практике тетеревиный ток, на который пришел не с ружьем, а с фотоаппаратом. Токовище было невелико, всего семь петухов. Тогда я сделал вывод: если на токовище есть опытные птицы, даже если их немного, они «привязаны» к нему и играют активно.
Близился день отъезда, заканчивалась лесная командировка, И тайна Карталинского бора была разгадана. Природе потребовалось всего два года, чтобы количество лирохвостых увеличилось в десятки раз. Это был молодняк. О каких же токах могла идти речь?! Когда нет на току заводилы-токовика, который бы учил молодежь игре, нет и привязанности к маленькому клочку земли, что зовется токовищем.
В какие только края не заносила меня страсть к птицам, в особенности к лирохвостым! Хотелось разгадать еще одну, хотя бы маленькую, тайну их жизни, увидеть доселе не увиденное, услышать неуслышанное. Одна из встреч с тетеревами предполагалась в глухом месте, где, по словам очевидцев, есть добрые косачиные тока. В ту командировку пригласил я Сергея Ивановича Смородина, одного из моих спутников по фотоохоте. Добирались мы почти двое суток на всех видах транспорта. В конце — верхом на лошадях. Ехали по раскисшему зимнику, через разлившиеся лесные речушки, через болото. Часто приходилось спешиваться, вести лошадей в поводу. Временами путь наш пересекали свежие следы медведей. Косолапые, совсем еще недавно покинувшие берлоги, исхудавшие, голодные бродили по округе.
После соснового леса, ярко-зеленого кедрача открылись сплошные выруба с редкими куртинами деревьев по топким местам, куда трудно забраться человеку с бензопилой. Вырубки затягивались частоколом осинника. Местами, где в полную силу поработали тракторы, содрали дерн, не могли зацепиться за землю никакие травы, даже кипрей.
Человек, придя в этот край с мощной техникой, взял тысячи тонн живицы — сосновой смолы. Тысячи кубов деловой древесины. Но там, где он прошел,— нарушил ягодники, лишил влаги болота, от которых «кормились» все ключики и речушки. Не вывезен также полностью лес. Высятся целые штабеля бревен. Теперь всему этому добру предстоит превратиться в труху.
Подобное не раз приходилось наблюдать в уральских лесах. Безобразие это говорит не только об истреблении леса, но и о безжалостном лишении лесных обитателей их родного дома…
Тетеревиное токовище, показанное егерем, расположилось на необычном месте — у мохового болота. Егерь пояснил, что ток этот — старинный, о нем знал еще его дед. В том, что токовище было старое, можно было не сомневаться: рядом с птичьим игрищем стоял балаган, покрытый берестой, с бойницами для стрельбы. Браконьерское жилище, в котором можно не только стрелять тетеревов, но и развести костерок, переночевать. Между тем уже многие годы как закрыта весенняя охота на боровую птицу. Мы с егерем разобрали балаган…
Утро только-только занималось. Захватив скрадок, топор, пилу-ножовку, отправился послушать, как будут играть хваленые тетерева, и выбрать место для закрадки. На полпути услышал, как замолотили тетерева. Подобного места игрищ за последние годы видеть не приходилось. Правда, слышал много рассказов о необычных токах. Возле бывшей деревни Брагино мне показали токовище. Птицы играли в бурьяне. Работники местного совхоза выжгли травы, распахали землю, сеют каждый год хлеб, но тетеревам все нипочем, каждую весну на зорьке слетаются сюда и ведут бои.
Видел не раз и такое: вырубили лес, выкорчевали пни, распахали землю, посеяли многолетние травы, но тетерева собираются на бывшем токовище, а фактически — в открытом поле. Тяготение птиц к насиженным местам понятно: тетерев живет там, где появился на свет.
Осмотрев токовище, понял, что участок стал таким только за последние годы. Здесь провели посадки сосенок, распахали дорожки плугом, и одна борозда прошла кромкой болота. Получилась хоть и невысокая, но длинная плотина. Она и не давала свободного хода снеговым водам, которые заполняли низину, копились на токовище. Птицы будто и не замечали воды, продолжали держаться за этот небольшой участок земли.
Тетеревам пришлось бы туго, но их спасало то, что ранней весной каждое утро их поляна покрывалась тонким ледком. Но когда в азарте птицы подпрыгивали, то, случалось, пробивали тонкий ледок и оказывались в холодной ванне. Мокрые птицы поначалу не замечали этого и продолжали играть, но вскоре на брюшке, на зобу появлялись и тонко позванивали сосульки. Иная птица, чувствуя, что ледяшки мешают бегать, сковывают движения, взбиралась на сухую кочку, старалась клювом снять с себя неожиданное украшение.
Если тетеревов удерживал ледок и сырой моховой ковер, то меня он не мог удержать. Чтобы быть ближе к токующим птицам, мне пришлось заняться сооружением плота.
Теперь, когда у меня был скрадок на плоту, все пошло своим чередом. Каждое утро спешил я на место тока. После нескольких дней, проведенных здесь, я узнавал каждую из двадцати птиц. Тетерева-токовика, на котором блестел мундир и перышко было уложено к перышку, я назвал Командующим. Выделялся и петух без трех средних перьев. Пришлось дать ему имя Рваный. Гдь он потерял перья? Трудно сказать, может, в бою, а может, лиса помогла… Петух этот не был приписан к токовищу на болоте, жил сам по себе, летал где хотел, дрался с кем хотел. На токовище появлялся всегда неожиданно и своим присутствием сразу сбивал птиц с толку, вступая в яростный бой то с одним, то с другим петухом. Делал короткие перелеты, маневрировал, кричал громче всех. Рваный бил сам, но били и его, нападая гурьбой на чужака. Пришелец яростно отбивался и, вконец раззадорив птиц, так же быстро исчезал, как и появлялся. Случалось, за утро этот бойкий петух прилетал на ток по нескольку раз. Вот и сегодня тетерева собирались заканчивать концерт, как объявился Рваный. Он не прошелся по поляне и даже не пробежал, а пронесся по ней, только водяные брызги в стороны. Что тут началось! Десяток птиц, не меньше, кинулись в бой. Петух был ловок, вырвался, взлетел на крышу моего скрадка. Она, как и прежде, не была крепко натянута, провисла, и птица очутилась на моей голове. Рваный не успел опомниться, как на него набросились два «бойца». Под тяжестью трех птиц скрадок зашатался. Не знаю, чем бы кончился бой на крыше, если бы я не уперся руками, приподняв ее.
Птицы скатились черным клубком и угадали в лужу. Рваному удалось вырваться, он вскочил на плот, шмыгнул прямо ко мне в скрадок. Я замер. Петух был в метре от меня. С перьев его стекала вода, из ярко-красного надбровья упали капли крови. Они застыли, будто ягоды клюквы. Боец смотрел на меня черными бусинками глаз. Я не шевелился. Рваный стряхнул с перьев воду, гордо, как ни в чем не бывало, повернулся ко мне хвостом с выбитыми перьями и важно направился к выходу…
Коротка весенняя ночь. Кажется, не успел уснуть, а уже пробуждаешься. Чиркнешь спичку, глянешь заспанными глазами на часы: пора! Опять я в скрадке. Морозец превратил тетеревиную поляну в маленький ледяной стадион, который светился, поблескивал. Тетерева пожаловали без опозданий. Налетели и заиграли дружно. Мне оставалось одно — ожидать, когда будет достаточно света для съемки…
Бываю ли в тех краях, о которых упоминал в начале рассказа, где имел счастье в детстве наблюдать тетеревов? Конечно же, бываю, но это грустные встречи. Лес пуст. Большая часть его вырублена. Огромные поля. Учитывают ли совхозы требования охраны природы? Не похоже… Ведь не оставляют же резерватов. Помните, я рассказывал о тетеревином токе, что возле Зуевского болота. Теперь там нет тетеревов, потому что нет болота. Никто не сказал веское слово в его защиту. Каждый год селяне пытаются снять урожай, теперь уже с бывшего болота, но тонут в торфяной почве трактора.
Так нарушается Дом природы. Если говорить о тетеревах, то для них должны быть ягодники, муравейники, галечники, речушки, пыльные бани — порхалища. И, конечно же, лес. Но — особенный, разреженный, с болотцами, с полянами, с березняками, осинниками.
…Всякую весну, когда начинаю собираться на тетеревиные тока, знакомые непременно с иронией заметят:
— Опять на токовище. И не надоело еще? Сколько же ты на это времени убил! Сколько пленки перевел! Опять поехал мерзнуть под деревом!
Но тяга еще раз встретиться с птицами берет верх, зовет в лес, в его глухие уголки. Где-то они там, за синей далью, за увалами, за болотами, полями, за переполненными талой водой речушками. На маленьком, ничем вроде бы не приметном клочке земли есть место, которое зовется токовищем. Там ждут меня давние знакомые — тетерева.
