Афтограф Ивана Демидова
Яков АНДРЕЕВ
Тисненый кожаный переплет, чуть потемневшие от времени рукописные страницы… На титульном листе черными чернилами со старанием выведено название:
«Слово похвальное блаженныя и вечнодостойныя памяти государю императору Петру Великому в торжественное празднество коронования Ея императорского величества всепресветлейшая самодержавнейшая великая государыни императрицы Елисоветы Петровны самодержцы всероссийския в публичном собрании Санкт-Петербургской императорской академии наук говоренное Михаилом Ломоносовым апреля 26 дня 1755 года».
Эту рукописную книгу восемнадцатого столетия сотрудники Уральской объединенной археографической экспедиции приобрели в Уфе у местного книголюба.
В конце рукописного текста произведения выдающегося деятеля русской науки и литературы Михаила Ломоносова сообщается, что «Похвальное слово» переписано Иваном Демидовым. На внутренней стороне переплета сделана надпись: «Из библиотеки дворянина Евдокима Демидова», рядом поставлена цифра — «46», видимо, порядковый номер домашней библиотеки Евдокима Никитича.
Кто же из Иванов Демидовых переписал собственноручно ломоносовское «Похвальное слово»? В роду Демидовых было немало Иванов, только у одного Евдокима Никитича это имя носили три ближайших родственника — брат, сын и племянник…
Евдоким Никитич Демидов владел заводами так называемой Людиновской группы в центральных районах России, имел также шесть небольших промышленных предприятий на Южном Урале. Сам он проживал в Москве, историки называют даже точный адрес его: Гороховый переулок, 4. Дом был построен по проекту знаменитых архитекторов Казакова и Кокоринова, с последним Евдоким Никитич состоял в прямых родственных связях.
Можно предположить, что «Похвальное слово» Михаила Ломоносова переписывал сын Евдокима Никитича — Иван. Ему, Ивану Евдокимовичу Демидову, достались в наследство два небольших железоделательных завода на Южном Урале. Видимо, поехав на эти свои заводы, Иван Евдокимович и прихватил с собой из библиотеки отца самодельную книгу с «Похвальным словом», которую он переписывал в детстве или в отрочестве. Так можно было бы объяснить и тот факт, что в наше время эта рукописная книга оказалась недалеко от того места, где находились железоделательные заводы Ивана Демидова.
Зачем же Евдокиму Демидову нужно было иметь в своей домашней библиотеке «Похвальное слово» Ломоносова? Думается, не только из любви к русской словесности. В «Похвальном слове» воспеваются великие деяния Петра I, которому весь род Демидовых обязан своим процветанием, славой и несметным богатством.
В той оценке, которую давал великий Ломоносов «делу Петрову», Демидовы видели в какой-то мере и оценку своего вклада в развитие российской промышленности:
«Многие нужные вещи, которые прежде из дальних земель с трудом и за великую цену в Россию приходили, ныне внутрь государства производятся и не токмо нас довольствуют, но избытком своим и другие земли снабдевают. Похвалялись некогда окрестные соседи наши, что Россия государство великое, государство сильное, ни военного дела ни купечества без их спомоществования надлежащим образом производить не может, не имея в недрах своих не токмо драгих металлов для монетного тиснения, но и нужного железа к приготовлению оружия, с чем бы стать против неприятеля. Исчезло сие нарекание, от просвящения Петрова отверсты внутренности гор сильною и трудолюбивою его рукою, проливаются из них металлы, и це токмо внутрь отечества обильно распростираются, но и обратным образом якобы заемныя внешним народам отдаются. Обращает мужественное российское воинство против неприятеля оружие, приготовленное из гор российских российскими руками…»
АВАНГАРДИСТ ОЗАНФАН
Виктор СЕМЯННИКОВ,
Евгений СУББОТИН
Летом 1913 года в час вечернего променада на центральной улице губернского города Перми — Сибирской внимание прохожих привлекла новая пара. Рядом с хорошо знакомой пермякам Зинаидой Клинберг шагал молодой элегантно одетый господин, в облике и манерах поведения которого чувствовался иностранец.
Иностранец в Перми — явление редчайшее. Гуляющие терялись в догадках: кто он и как оказался в богом забытой провинции, где читают столичные газеты недельной давности? Но любопытство обывателя быстро было удовлетворено.
Встречая знакомых, Клинберг с гордостью представляла кавалера:
— Познакомьтесь, пожалуйста: Амеде Озанфан, парижский художник, мой муж..
Представим и мы читателям этого человека.
Амеде Озанфан родился 15 апреля 1886 года в Сен-Кантене (Франция), в семье строителя. Школьные годы провел в Испании. Вернувшись в Сен-Кантен, посещал местную рисовальную школу Ла Тура. По окончании ее, в 1906 году, переезжает в Париж и поступает в академию Ла-Палетт. Уже через год его имя становится известным в художественных кругах французской столицы. Работы Озанфана привлекают внимание специалистов и публики, пользуются успехом на ряде вернисажей Парижа.
По совету друзей художник совершает вояж по странам Европы. Цель путешествий: стремление к совершенству, жажда знаний, желание познакомиться с лучшими произведениями европейской культуры в подлинниках.
Начиная с 1909 года, Озанфана трудно застать в парижской мастерской. Он постоянно в разъезде. Художник посещает Бельгию, Голландию, Нидерланды. В 1912 году Озанфан приезжает в Россию…
Блестящая организаторская деятельность пермяка Сергея Дягилева на ниве пропагандиста русского искусства за рубежом способствовала тому, что выдающиеся деятели европейской культуры проявили большой интерес к нашей стране, стали изучать ее историю и культуру. Не избежал этого интереса и Озанфан.
Вояж Амеде Озанфана в Россию закончился неожиданно романтично. В 1912 году в Петербурге он женится на обаятельнейшей Зинаиде Клинберг и вместе с ней отправляется уже в другое путешествие — свадебное, в Пермь, к месту жительства ее родителей.
В Перми молодожены Озанфан остановились в доме на Пермской улице (ныне ул. Кирова, 45). И началась неспокойная жизнь парижанина Амеде в тихом городе на Каме.
Знакомство следовало за знакомством. Новоиспеченный тесть, статский советник Ф. А. Клинберг, человек уважаемый в городе, представил иностранца своим коллегам — членам Пермского окружного суда, где занимал должность товарища председателя. Теща, г-жа Н. Я. Клинберг, познакомила Амеде с педагогическим составом Александровской женской гимназии, в которой после окончания Высших женских курсов преподавала русский язык и словесность. Будучи одновременно начальницей этой же гимназии, г-жа Клинберг показала Амеде и само здание гимназии на Сибирской (ныне ул. К. Маркса, 33, здание средней школы № 11), обратив его внимание при этом, что ранее оно принадлежало семейству Дягилевых.
Сама Зинаида Озанфан-Клинберг познакомила мужа с художниками Перми, так как в этих кругах ее имя было хорошо известно. Еще учась в Строгановском училище живописи, ваяния и зодчества в Москве, Зиночка Клинберг приняла участие в художественной выставке, организованной в конце 1907 года в Пермском научно-промышленном музее. Ее оригинальные работы были весьма популярны в городе на Каме.
Свадебное путешествие четы Озанфан было непродолжительным. Из Перми они выехали к месту своего постоянного жительства — в Париж, увозя с собой, как память о родине Клинберг, серию работ под названием «Путешествие по России», написанных. Амеде. Ныне посетители художественного музея швейцарского города Базеля могут увидеть две работы Озанфана из этого цикла «Башня» и «Волга у Н. Новгорода». Возможно, что где-то в частных собраниях или в каких-либо иных художественных хранилищах Европы имеются и другие произведения А. Озанфана, выполненные в Перми.
О дальнейшей судьбе Амеде Озанфана известно следующее. В 1915—1917 гг. он издает в Париже журнал «Вдохновение», где группируются представители искусства «авангарда». В 1918 году Амеде Озанфан совместно с Ш. Жаннере (известного под псевдонимом Ле Корбюзье) публикует манифест пуристов «После кубизма».
Не получив развития в станковых формах, существенно переосмысленная теория пуризма нашла применение в современной архитектуре, особенно в постройках Ле Корбюзье.
В последующие годы Амеде Озанфан сотрудничает в журнале «Эксири нуво». Вместе с Ф. Леже открывает в 1924 году в Париже бесплатную мастерскую. Именно в это время, у них училась Надя Леже (Надежда Ходасевич). В 1928 году Озанфан участвовал в выставке современного французского искусства в Москве. В Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина имеется его работа «Графика на черном фоне», приобретенная с этой выставки.
Затем Амеде Озанфан увлекся педагогической деятельностью: в Париже открылась академия его имени, были образованы собственные школы рисования в Лондоне и Нью-Йорке.
В 1961 году Озанфан был удостоен большой чести — стал участником Салона художников-живописцев «Великие и молодые сегодня», открытого в столице Франции.
Амеде Озанфан умер в 1966 году в Канне. А пятнадцать лет спустя во Франции и СССР на выставках «Париж — Москва» и «Москва — Париж» любителям живописи предоставилась возможность вновь встретиться с работами художника. В их числе были и два произведения из серии «Путешествие по России», написанные во время поездки в Пермь.
А как сложилась жизнь Зинаиды Клинберг? К сожалению, известно только, что в 1918 году брак Зинаиды Клинберг с Амеде Озанфаном был расторгнут…
БАЛЬМОНТИСТКИ ИЗ ТЮМЕНИ
Владимир ЖЕРНОВНИКОВ
За 400 лет существования Тюмени ее посетили, как утверждают старые газеты, две царствующие особы: в 1837 году наследник престола сын Николая I Александр, в честь которого улица Благовещенская была переименована в Царскую (ныне улица Республики), и в 1915 году «король символизма» Константин Бальмонт. Посещение первого прошло помпезно, но вскоре забылось. А вот о именитом поэте долго говорили и писали.
Все было в нем выходящее за рамки установившихся представлений: длинные, до плеч, пышные рыжие кудри, быстрые зеленоватые глаза, стремительная походка… Слегка прихрамывая, с цветком в петлице появился он на сцене. За кафедрой принял эффектную позу. Недоумение вызвала и его непривычная декламация стихов.
Слушали его с повышенным вниманием, однако не переставая удивляться. Он читал свою лекцию «Поэзия как волшебство» по книжечке, правда, своей же, недавно выпущенной.
Константин Бальмонт подкупал редкостным поэтическим даром, который, кстати, ценили Чехов и Короленко, Горький и Брюсов, Луначарский и Эренбург. Последний восхищался им и как путешественником. Ведь поэт объездил полсвета. Никто, пожалуй, из литераторов не мог тогда соперничать с ним и в этом.
К. Д. Бальмонт был приятно растроган радушием тюменских поклонников его таланта. Произвели на него впечатление тишина и спокойствие города. Поэт держал путь в Омск, но решил остановиться в первом сибирском городе и остался очень доволен.
Потом он часто вспоминал приключившийся в Тюмени курьезный эпизод. Афиши с именем Бальмонта, приглашавшие на его лекцию, были приклеены мучным клейстером. И козы, каких немало бродило по улицам, съели их. Константин Дмитриевич в беседах с друзьями смеялся:
— Меня знает вся Россия, а в Тюмени даже козы — отъявленные бальмонтистки.
