Редакционную почту о войне Николай Сергеевич Ошивалов не читал. И все же разговор об этой почте мне захотелось начать именно с ним — человеком, за плечами которого две войны, ранения, госпитали. Спешила к нему, но и ранним утром не застала старого солдата дома. Мне сказали: «Он на встрече со школьниками».
Увиделись через день.
Стопка газет на столе. Строгий взгляд из-под очков: «Читаете? Страна чем живет — знаете?»
Так вот встретил… Потом я услышала его рассказ.
— Долгая моя биография — постарше страны нашей будет. Потому и забываться кое-что стало. Но есть время, которое навечно в памяти не только моей — любого фронтовика.
Война… Что это такое — понял мальчишкой. Семья у нас была рабочая, знали, что сражаться будем за свое, кровное. И как только объявили в городе о создании отрядов Красной Армии, не раздумывая, записался добровольцем.
На фронтах гражданской пережил многое — гибель друзей, издевательства белогвардейщины над красными командирами. Сам в госпиталях почти год потерял… Однако особенно остро ощутил ту боль, что несет людям война, уже в Великую Отечественную. Работал я тогда комиссаром эвакогоспиталя. Как только не калечит людей война, сколько сил нужно, чтоб после вернуться к жизни!
Казалось бы, какие разные войны. Пулемет — не ракета, но ведь тоже оружие, а смерть— всегда смерть. На фронте каждую минуту под нею ходишь. Трудно забыть такое. Да и нельзя — на прошлом учимся. Потому и письма в редакцию от бывших фронтовиков имеют огромное значение. Цените их — они помогут в работе по воспитанию юношества.
Вчитайтесь в сообщения газет: снова нам угрожают войной, опасностью. Хватит ли сил на этот раз противостоять, сохранить с таким трудом завоеванный мир?..
Тревожным набатом звучит мысль и в письмах, которые приходят в редакцию от ветеранов войны. Напоминая о пережитом, они сражаются за будущее. Их оружие — память. Та особая солдатская память, что сохранила четыре военных года до мельчайших подробностей. Она для нас с тобой, сверстник, как путеводная нить по ставшей уже далекой истории.
Вновь и вновь возвращаются в своих воспоминаниях фронтовики к тому июньскому дню, с которого начался отсчет военного лихолетья. Этот день Михаил Александрович Пащенко встретил Командиром пулеметного отделения в Брестском погранотряде.
«В ночь на 22 июня меня разбудил дежурный по заставе сержант Бахметьев и приказал собираться во внеочередной наряд. Дело в том, что в последний месяц перед войной особенно участились нарушения границы. Но, видно, мы все еще не верили в вероломство врага и, обманывая себя, надеялись: «А вдруг не сегодня…»
Работа пограничников осложнялась еще и тем, что с Германией у нас действовал договор о ненападении. По тому договору нам многое запрещалось. Запрещалось, например, при задержании даже вооруженных нарушителей границы применять оружие, если при стрельбе наши пули полетят в сторону Германии. Обстреливать фашистские самолеты, которые очень часто залетали в наш тыл и вели разведку, тоже запрещалось.
Мы вышли к самому Бугу и уже приготовились к проверке пограничных знаков, как вдруг внезапный грохот расколол утреннюю тишину. Огромные языки пламени летели с немецкой стороны на нашу землю. Ко мне подбежал мой напарник Васильев и, озираясь по сторонам, все спрашивал: «Что же это?» И только когда совсем рядом стали рваться снаряды, мы поняли — воина.
…Начались тяжелые дни отступления, скитаний по лесам, по занятой фашистами местности. Во многих местах действовали карательные отряды. Самолеты выслеживали скопления отступавших красноармейцев и беженцев, бомбили и расстреливали людей из пулеметов.
Не было продуктов, кончались боеприпасы. Заходить в села стало опасным. Даже бродившие по лесам группы окруженцев не доверяли друг другу, боясь, что код видом красноармейцев могут оказаться немецкие холуи.
В небе носились самолеты. Некоторые из них сбрасывали листовки, призывающие немедленно сдаваться в плен. Но кроме презрения ничего они в нас не вызывали. Мы упорно шли на восток, не боясь стычек с фашистами, подбирая оружие на местах недавних боев.
Надежда на счастливый исход нашего пути начала падать, когда однажды в небе появился самолет и вновь оставил после себя белый шлейф листовок. На них, как обычно, внимания не обратили. Но вот кто-то подхватил прильнувшую к нему листовку. Небрежно перевернул ее и прочитал: «Братья и сестры!..» И вдруг закричал на всю поляну: «Сталин!..» Мы враз в недоумении остановились: «Что?.. Сталин обращается к нам!?»
Мы кинулись подбирать листовки. Пачками прятали их за пазуху. Читали и перечитывали, смеялись и плакали, не стесняясь своих слез. Это были листовки с речью И. В. Сталина от 3 июля 1941 года. Только к нам они попали с большим опозданием.
Мы, истосковавшись по весточке с Родины, теперь читали правду о ней. Правда была горькой, очень горькой. Но мы узнали главное: Родина жива и борется. Нам эти листовки точно сил прибавили. И, признаюсь, именно с этого дня я начал беззаветно верить в грядущую победу».
Война поделила жизнь каждого из них на «до» и «после». «До войны и жизни-то не знали, потому что ценности ее не понимали»,— пишут ветераны. На фронте они учились по-новому любить и ненавидеть, выполнять свой долг так, что это граничило с подвигом.
Может быть, поэтому в памяти каждого ветерана — его первая встреча с врагом, первый бой.
«Наш взвод катил по лугу станковые пулеметы,— вспоминает бывший командир взвода пулеметной роты Ю. С. Полянский.— Не успели мы добраться до леса, как показались танки. Шли они не быстро, так что взвод успел приготовиться к бою.
Мы установили свой пулемет, но от волнения никак не могли вставить ленту. Наконец, два щелчка затвором и первая пуля в стволе. Вдруг почти рядом, метрах в двадцати от нас, выскочил танк. Было хорошо видно, как гусеницы его мнут, вдавливают в землю пшеницу…
Быстро выхватил противотанковую гранату и бросил ее к танку. Взрыв, столб земли… А танк все движется, он уже позади нас.
Потом показались немцы. Мы открыли огонь из пулемета. Пули с разных сторон свистели над нами. Наш пулемет заставил немцев залечь, послышалась команда: «Батальону отойти к хутору и занять оборону».
Сзади нас раздался сильный взрыв, показался огонь и черный клуб дыма. Это горел подбитый бронебойщиками танк, успевший пройти мимо нас…»
Война предстает в письмах фронтовиков тяжелой, изнурительной работой, когда «от физического переутомления горлом идет кровь», когда «забываешь о том, что стоя человек спать не может», когда «солдатская шинель кажется каменной от дождей, осенней грязи, соленого пота».
Сегодня нам ясно: победа складывалась из всего, что окружало солдата на фронте. Приходило письмо из далекого и родного тыла от семьи или земляков — и светлело лицо у солдата, веселее шла жизнь на передовой.
«До конца войны я получил более сотни писем от земляков,— пишет ветеран войны М. Ф. Маракулин.— Заводские девчата сообщали, как живут и трудятся на наших рабочих местах. Строки некоторых из них до сих пор помню — так радовали они нас тогда: «…нормы выполняем на 200 и более процентов, стараясь работать так, как вы деретесь с врагом», «…здесь, у станка, девушки вполне заменили мужчин. А если потребует Родина, мы с такой же уверенностью возьмем винтовку в руки». И в каждом письме обязательно приписка: «Разбивайте скорей немецких гадов и возвращайтесь с победой».
Эти письма читали вместе со мной все бойцы и командиры нашей роты. Не надо рассказывать, как действовали их волнующие строки на нас, фронтовиков: там, далеко за Уральскими горами, чувствуют то же, что и мы. Тревожимся и думаем мы об одном».
Нет, не только оружием победил советский солдат. Но и силой духа. И не мог он позволить ей, душе, быть слабее, черствее, не выстоять среди лишений.
«Шли бои за Ленинград. Немцы все плотнее сжимали огненное кольцо вокруг города. В самом пекле передовой сражался 227-й отдельный саперный батальон, в котором воевал и старший сержант Михаил Усов.
Саперы наводили мосты, были подрывниками, ходили в разведку. Помнит Усов и такой случай из боевой практики. Саперы обезвреживали немецкий снаряд, который почему-то не разорвался. Разобрали, а внутри записка на русском языке: «Чем можем, тем поможем». Так сражались вместе с ними немецкие антифашисты.
В одном из боев тяжело ранили Усова. Почти год пролежал в госпиталях. Вышел из них с тяжелым приговором врачей — инвалид первой группы. Вернулся в оставленную еще в начале войны деревню Усово, что в Пермской области, а калитку родного дома открыть не может. В рукавах шинели — бесчувственные культи. Увидев сына, заголосила мать. Тихо спросила жена:
— Мишенька, как жить-то дальше?
— Ничего, Дуся. Смерть хоть и наступала на пятки, а обошла меня. Война огнем закалила лучше, чем в кузнице, где отец работал…»
Письма о войне — не только о сражениях, потерях, подвигах. Чем дальше от нас уходит это время, тем важнее очевидцам рассказать о тех незаживающих ранах, что оставила война в каждом, кто пережил ее, будь то старик, солдат или ребенок. .
«…Родился я летом 42-го, в деревне Рябовка. В ту пору каратели пытались на корню выжечь партизанское сопротивление. Дошел черед и до Рябовки. Наметили фашисты провести «чистку», но пулеметными очередями встретила их партизанская засада. Каратели с потерями откатились, наши вошли в село. Вот в это самое время на свет и появился я. Бабки рассказывали, что из-за грохота пулеметов моего крика нельзя было расслышать. Меня увязали в шерстяную бабью кофту и поместили греться на печь, а тут партизаны на порог.
Поздравляют мою мать с новорожденным. Отец-то, поди, спрашивают, воюет?
А мать — белее стены: не хочу, говорит жить, не будет меня носить земля!..
Бабки и объяснили: нет у него отца, горе здесь у нас — немец над нашими девчатами надругался…
Обо всем этом я узнал спустя годы. Узнал в самую неподходящую пору — мне бы отцом-героем хвастаться, как другие пацаны, а я, семилеток, вдруг слышу за спиной: «Фрицевич!» Это крикнул соседский парнишка Семка, крикнул бездумно, беззлобно, сидя на плетне и болтая ногами. Отец-то твой, говорит, фашист, вот и выходит, что ты Фрицевич. Помню, мне показалось тогда, что за спиной у меня полыхнуло пламя, от обиды и невозможного горя я вроде как ослеп и, не помня себя, бросился к матери.
…Она ничего не сказала мне, молча гладила по голове и баюкала, как маленького, на коленях. И понял я тогда, детским сердцем угадал, что печаль моей матери от какой-то страшной тайны, связанной с моим появлением на свет. Когда пришел мой черед взрослеть, мать рассказала мне о тех страшных днях, когда фашисты издевались над нашим селом, исходя ненавистью к непокоренному народу. Мама сказала, что жить она осталась только для меня, а что саму ее эта война смертельно ранила, и она с тех самых дней не числит себя среди живых…
Рассказала она, что тогда, в день моего рождения, партизаны приставили к матери охрану, а ко мне в няньки — своего раненого товарища-танкиста. Он нам и воду из колодца таскал, и кашу варил, и пеленки мои стирал. Звали его Михаил. Когда вернулся партизанский отряд из рейда, ушел с ними этот человек, которого я и поныне чту за своего отца. Нет его на белом свете, погиб Михаил-танкист, прикрывая отход товарищей. Вражеский огонь принял на себя…
Война кончилась, но раны войны еще много лет отзывались болью во всех нас. Лишь пятеро мужиков вернулись с фронта, зато вдов и сирот поселила война едва не в каждой избе».
Письма о войне — разные. По-солдатски скуповатые на чувства и взволнованные материнской бедой, вдовьим горем. Пережитое заставляет людей по-особому чутко относиться и к мирному времени, где любой поступок проверяется памятью о погибших.
Есть у поэта строки: «С пулей в сердце я живу на свете». Они о всех, кто вышел из горнила «сороковых, пороховых». Помнить о тех годах и хотеть мира — сегодня эти два понятия неразделимы для советских людей. Потому мы особенно бережны к воспоминаниям ветеранов — очевидцев далекой^войны. В их словах — та правда о прошлом, которую важно помнить и нам, над которой не властно время, как пишет о том наш читатель П. И. Матвеев, прошедший гражданскую, финскую, Отечественную войны.
«Сейчас ушел на заслуженный отдых. Очень благодарен стране за заботу о нас, инвалидах войны: недавно получил бесплатно вторую автомашину. Думаю, что ни в одном капиталистическом государстве не чтут так солдат.
…А военную службу свою доверил уже внуку. Ныне служит он в рядах Советской Армии».
Музей боевой славы в твоей школе, обелиск с высеченными на нем фамилиями погибших, тимуровская забота о семьях фронтовиков… Эта связь времен и поколений не должна прерваться. В ней — и наша с тобой сила в общем стремлении к миру.
Письма о войне — еще одно об этом напоминание. В них звучат для нас и завещание и приказ: то, что отцами и дедами завоевано, беречь и охранять не кому-нибудь — нам с тобой.
Редакция благодарит авторов, читателей журнала, приславших материалы, письма,— В. АГАФОНОВА (г. Свердловск), И. АЛЕКСАНДРОВА (г. Киев), В. ВЛАСОВСКОГО (пос. Мятлево Калужской обл.), В. ГРИБОВСКОГО (г. Аша Челябинской обл.), Н. ДЬЯЧЕНКО (г. Ленинград), И. ЖЕРНАКОВА (г. Каменск-Уральский), А. ЗАМЯТКИНА (г. Свердловск), П. КЛЮЕВА (Кустанайская обл.), А. КОРОВИНА (пос. Заречный Свердловской обл.), А. КУЗЬМИЦКОГО (г. Ташкент), П. МАТВЕЕВА (г. Сланцы Ленинградской обл.), В. НИКИФОРОВА (г. Вязники Владимирской обл.), З. ОСТАПЧУКА (г. Троицк Челябинской обл.), А. С0К0ЛК0ВА (г. Соликамск Пермской обл.), П. СТАВНИКОВА (г. Верхняя Пышма Свердловской обл.), С. РОМАШЕВА (г. Волгоград), А. ЦИТРОНА (г. Херсон) и многих других.
Их воспоминания приняты в фонд музея при журнале «Уральский следопыт» как документы героической истории нашей Родины.
