Наряду с Медным всадником и Эрмитажем, белыми ночами и разводными мостами, в число достопримечательностей Ленинграда прочно вошли и печально знаменитые наводнения.
…Но силой ветра от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась…
Эти строки из бессмертной пушкинской поэмы знакомы со школьной скамьи каждому. Слов нет, картину разгула стихии поэт изобразил с потрясающей силой и документальностью. Поэтому многие уверены, что Александр Сергеевич был свидетелем наводнения, обрушившегося на Петербург 19 ноября 1824 года, и писал, как говорится, с натуры. Однако очевидцем этого стихийного бедствия Александр Сергеевич быть не мог, так как в ту осень жил он в Михайловском. Но стоит сравнить стихотворное описание бедствия с дошедшими до нас записками очевидцев, чтобы убедиться — изображено оно Пушкиным с абсолютной точностью. В работе над поэмой Пушкин использовал немало документов того времени. В предисловии к «Медному всаднику» он пишет, что «подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В. Н. Берхом».
Морской инженер и историк русского флота B. Н. Берх был автором вышедшей в 1826 году брошюры «Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Санкт-Петербурге».
С начала основания города полноводная Нева более 260 раз совершала на него набеги, когда уровень воды поднимался на 150 сантиметров выше ординара. И всякий раз разбушевавшаяся река приносила городу значительный ущерб, а подчас не обходилось и без человеческих жертв. Уже в год закладки первых сооружений Петербурга, в ночь на 31 августа 1703 года, Нева поднялась более чем на 200 сантиметров, затопила лагери русских войск, разнесла значительную часть строительных материалов, предназначенных для сооружения Петропавловской крепости.
Еще более страшным было наводнение, случившееся ночью 21 сентября 1777 года. «Суда были занесены на берег. Почти по всем улицам ездили на маленьких шлюпках. Множество оград и заборов опрокинуто было: малые деревянные дома искривились… даже некоторые маленькие хижинки неслись по воде… Разлив захватил окрестности столицы на И верст, и, когда вода сбыла, трупы людей и животных валялись по полям и дорогам», — читаем мы в «Описании столичного города C.-Петербурга» И. Г. Георги. Именно после этого набега Невы вышел специальный указ, согласно которому приказывалось оповещать о подъеме воды пушечными выстрелами. Помните, у Некрасова?
…Слава богу, стрелять перестали!
Ни минуты мы нынче не спали
И едва ли кто в городе спал:
Ночью пушечный гром грохотал,
Не до сна! Вся столица молилась,
Чтоб Нева в берега воротилась…
Что касается наводнения, описанного в «Медном всаднике», то по официальным данным погибло во время него 208 человек, а общий убыток составил без малого 20 миллионов рублей.
Наконец, еще одно из наиболее мощных наводнений произошло 23 сентября 1924 года, и многие старожилы Ленинграда до сих пор вспоминают о нем. Вода в тот день поднялась на 369 сантиметров, залила Летний сад, Марсово поле, Дворцовую площадь, затопила Васильевский остров и Петроградскую сторону. Ураганный ветер и волны вырывали с корнем деревья, сдирали кровлю с крыш домов. Было повреждено два миллиона квадратных метров мостовых и свыше пяти тысяч домов, снесено 19 мостов, на берег выбросило около ста судов и барж.
Ну, это все, как сказал поэт, дела давно минувших дней. А вот одно из четырех наводнений, вошедших в историю Ленинграда, автору этих строк посчастливилось, если это слово применимо к столь невеселому событию, увидеть своими глазами. Неожиданным, правда, оно не было. О приближении циклона Ленинград предупредила специальная наблюдательная станция в Таллине еще за шесть часов до начала подъема воды. Интересно, что утро было тихим, безветренным, и только к 10 часам задул легкий зюйд-ост. С каждым часом он крепчал, и по мере этого вода в Неве постепенно спадала. Потом ветер изменил направление на зюйд-вест, и начался подъем воды. Примерно, к семи вечера уровень воды в реке повысился до 180 сантиметров, и по радио объявили угрожающее положение. Городская комиссия по борьбе со стихийными бедствиями приступила к эвакуации людей из низких затопляемых районов. Зато на набережных Невы было тесно от любопытных, хотя ветер буквально сбивал с ног, так как достиг скорости 30 метров в секунду. Вода уже заливала гранитные набережные, вышли из берегов многочисленные каналы, К 21 часу уровень воды достиг наивысшей за этот день точки — 282 сантиметра.
Случилось это 15 октября 1955 года. В дальнейшем Нева еще много раз шла в атаку на Ленинград, но выше чем на 270 сантиметров не поднималась, хотя и бедокурила всякий раз порядком…
Какова же причина наводнений? Два столетия люди ломали головы над разрешением этого вопроса, но к единому мнению так и не пришли. Противники петровских реформ объясняли это явление «дьявольским промыслом», место, мол, для новой столицы выбрано «нечистое»… Позже считали, что причина в том, что течение Невы в своем истоке «упирается» в воды Финского залива, таким образом создается подпор течения реки, вода накапливается и выходит из берегов. Долгое время господствовало ’ мнение, что все дело в сильных западных ветрах, которые задерживают течение Невы. Все эти рассуждения были ошибочными, и только в начале нашего века ученые убедительно доказали, что Неву совершенно напрасно считали причиной бедствий.
Время от времени далеко от Ленинграда, у берегов Исландии, возникают мощные циклоны и движутся к Балтийскому морю. А поскольку атмосферное давление в центре циклона гораздо ниже, чем по его краям, проходя над морем, циклон подсасывает большие массы воды, приподнимает их. Так образуется гигантская волна, которая со скоростью курьерского поезда катится к устью Невы. Высота этой волны поначалу невелика — примерно 120 сантиметров выше ординара. Но чем ближе к Ленинграду, тем Финский залив мельче, и высота волны возрастает в два с половиной раза даже при безветрии. А если этому еще и сопутствует сильный зюйд-вест, высота волны повышается до пяти метров над уровнем моря. Кстати, это заключение ученых подтверждается и снимками из космоса.
Как же противостоять неудержимой водной стихии? Об этом люди тоже начали думать с первых дней основания города. Известно распоряжение Петра I строить пороховые погреба и склады так, чтобы полы их были на отметке 2,8 метра, то есть выше уровня подъема воды во время наводнения, случившегося осенью 1706 года. Зрело и более серьезное решение — поднять путем подсыпки уровень прибрежных территорий, но при тогдашнем состоянии техники переместить такое огромное количество грунта было задачей просто непосильной.
Известен проект фельдмаршала Миниха, предложенный в 1727 году. В нем предусматривалось все острова, на которых расположен город, окружить дамбами, а набережные Невы поднять до отметки, близкой к четырем метрам. То ли стоимость оплаты материалов и труда, которую автор оценивал в 750 тысяч рублей, показалась властям слишком высокой, то ли проект фельдмаршала показался фантастическим, но дальше чертежей дело не пошло.
А вот как думал спасти город от опустошительных набегов воды И. М. Кутузов, отец знаменитого полководца. Он предложил проложить по территории Петербурга каналы, по которым будет отводиться прибывающая вода. Проект приняли, даже канал прорыли, расширив для этого извилистую речку Кривушу. Но, увы, пользы от этого не было. Канал, правда, существует и поныне, носит имя Грибоедова.
После сокрушительного потопа 1824 года царское правительство объявило международный конкурс на проект защиты столицы от наводнений, но и на этот раз ни одно из предложений не было принято, хотя имелись и любопытные, а один из них не утратил своего значения и в наше время. Его автором был директор Института путей сообщения профессор П. Базен. Необходимо перегородить Финский залив земляной дамбой, считал ученый. Дамба, по его мнению, должна была возводиться по оси мыс Лисий нос — Кронштадт — Ораниенбаум (ныне город Ломоносов). Позаботился Базен и о судоходстве: в дамбе предполагалось соорудить специальные ворота для прохода судов. Предусматривались и водопропускные устройства. Однако смелый проект талантливого ученого так и остался на бумаге.
Только в наше время привлек он серьезное внимание советских инженеров и гидростроителей.
…Проходили годы, десятилетия. Ленинград разрастался, выходил на берега Невской губы, Финского залива, застраиваясь кварталами многоэтажных домов, меняли свое лицо окраины. Но не менялся буйный нрав исландских циклонов. Каждый, даже сравнительно небольшой подъем воды наносил городу значительный ущерб. И никто не мог дать гарантии, что в один далеко не прекрасный день накатывающаяся с моря волна не совпадет с сильным зюйд-вестом. В этом случае волна поднимется до отметки 5 метров над уровнем моря, все прибрежные районы окажутся во власти стихии, а старые районы затопит на глубину до 3,5 метра.
Еще в 1925 году профессор С. А. Советов писал: «Застраховать Ленинград от наводнений можно только посредством специальных сооружений, способных выдержать огромный напор воды со стороны моря. Другого выхода нет. Придет время, когда правительство СССР сможет отпустить для этой цели необходимые средства».
И настало такое время. В августе 1979 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О строительстве сооружений защиты г. Ленинграда от наводнений».
Приняли это решение не сразу, ему предшествовало несколько лет поистине гигантской работы проектировщиков. Возглавлял ее коллектив Ленинградского отделения Всесоюзного института «Гидропроект» имени С. Я. Жука. В тесном содружестве с ним трудились специалисты более семидесяти различных институтов и организаций страны. Среди этих институтов и организаций было немало и таких, какие, казалось бы, не имеют прямого отношения к инженерному проекту,—экологических, лемнологических, геологических, гидрометеорологических, гляциологических… Ведь чрезвычайно важно досконально знать, какие изменения могут произойти в окружающей среде, не нарушится ли экологическое равновесие после того, как будет перегорожен Финский залив. Не нанесет ли плотина вреда флоре и фауне, не изменится ли к худшему климат?
И только после того, как все специалисты дали свое согласие, проект был утвержден.
На стройку такого масштаба никто в мире еще не решался. Чтобы убедиться в этом, обратимся к цифрам. Вряд ли они, как принято считать, покажутся нам сухими и скучными. Предстоит насыпать почти 37 миллионов кубометров мягкого грунта, без малого шесть миллионов кубометров скальных пород и щебня, уложить более двух миллионов кубометров бетона и железобетона, смонтировать 50 тысяч тонн металлических конструкций и оборудования. Если весь материал, который будет уложен в гидрокомплекс, погрузить в железнодорожные вагоны и на платформы, состав будет втрое больше расстояния от Ленинграда до Владивостока!
Трасса защитных сооружений пройдет от станций Горской на северном берегу залива к острову Котлин, на котором раскинулся Кронштадт, и далее к станции Бронка на южном берегу. Общая длина трассы — 25380 метров, высота — восемь метров над уровнем моря. Но это будет не просто дамба или плотина. Сооружается сложнейший гидротехнический комплекс, включающий в себя одиннадцать мощных каменно-земляных дамб. Предусмотрены и специальные ворота для прохода судов: морские пойдут через 200-метровый пролет, речным хватит и 110 метров. А чтобы вода в Невской губе не застаивалась, в комплексе будет шесть водопропускных сооружений, каждое шириной от 280 до 330 метров. По гребню гидротехнических сооружений пройдет шестиполосная автомагистраль — часть кольцевой трассы, опоясывающей сегодня Ленинград.
Не так трудно представить, что для такого колоссального строительства потребовалось великое множество рабочих рук, десятки тысяч специалистов самого разного профиля. Ни для кого не секрет,*.что не на каждой стройке сегодня с кадрами все обстоит благополучно. А вот вновь созданное управление «Ленморзащита» в этом отношении явилось исключением — недостатка в добровольцах оно не испытывало. Особенно после того, как ЦК ВЛКСМ объявил строительство защитных сооружений Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Первыми были ленинградцы — комсомольско-молодежный отряд, прибывший в Кронштадт 29 октября 1979 года.
— КамАЗ прозевал, на БАМ не попал, Атоммаш без меня соорудили,—говорил тогда один из первопроходцев Володя Малов. — Ну, думаю, уж такое дело не пропущу, попробую свои силы. На этот раз повезло — путевку номер один получил…
Панораму строительства глазом не окинешь. А очень хотелось именно окинуть. Помогли пилоты Ленинградского авиапредприятия. Дело в том, что в связи со строительством гидрокомплекса ученые Ленинградского отделения Государственного океанографического института начали проявлять к Невской губе повышенный интерес. Их интересует, как изменяются ледовые условия под влиянием защитных сооружений. Для этого необходимо систематически замерять температуру поверхности льда, знать толщину его, размеры льдин, скорость дрейфа. А удобнее всего это делать с борта самолета, который за считанные часы способен облететь сотни квадратных километров водной акватории.
На этот раз, как всегда, самолет вышел к Кронштадту на высоте двести метров и принялся делать галс за галсом от северного берега до южного. Честно говоря, сверху стройплощадка выглядела совсем не внушительно: черно-серая полоска на белом ледяном фоне и снующие по ней коробочки-самосвалы. Где-то примерно в середине был разрыв, в центре которого виднелись ажурные фермы большепролетного автодорожного моста. Здесь — место будущей стыковки, недалекой уже встречи строителей, тянущих друг другу навстречу нитку дамбы со стороны Горской и Котлина.
А вскоре после полета автору этих строк довелось прогуляться до самого Кронштадта… пешком. Произошло это в громадном павильоне Института гидротехники имени Б. Е. Веденеева, где находится уменьшенная в 500 раз действующая модель гидрокомплекса. Перешагнув через Неву, обозначенную зацементированной канавкой, через считанные секунды достигаешь острова Котлин. А вот и комплекс защитных сооружений, перечеркнувший залив. Шириной он не больше школьной тетрадки, но в нем имеются миниатюрные водопропускные сооружения, судоходные ворота. Действующие, конечно. Для чего же нужна такая дорогостоящая игрушка?
— Все, от трактора до атомного реактора, от обычной детской куклы до сверхзвукового самолета, начинается с модели,— объясняет кандидат технических наук Владимир Федорович Циликин. — Здесь действует не только автоматика, позволяющая имитировать наводнения и штормы, но и вся система управления гидрокомплексом. Электроника помогает многократно перепроверять в условиях, максимально приближенных к реальным, различные ситуации, которые могут возникнуть при наводнениях. Видите, сейчас створки ворот открыты. Но стоит уровню воды подняться до опасного, как они закроются.
Сейчас от Горской до Кронштадта уже можно проехать на автомашине — первая из дамб готова и по ней идут самосвалы к южнобережной части будущего морского щита. И если следовать строгим географическим понятиям, жители Кронштадта уже не могут утверждать, что живут на острове: ведь Котлин перестал быть частью суши, со всех сторон окруженной водой.
А строительство уникальных сооружений продолжается. Завершено оно будет в 1990 году, и тогда мы станем свидетелями того, как после штормового предупреждения придет в движение сложнейшая система механизмов гидрокомплекса. Сдвинутся тысячетонные стальные затворы судо- и водопропускных сооружений, и гигантский щит из бетона и металла надежно прикроет Ленинград от шквальных балтийских вод. А о грозных наводнениях можно будет услышать только от старожилов города или прочесть в книгах. Напоминанием о них останутся на века и два памятника. Один — «Медный всадник», созданный гением Пушкина, второй — возведенный нашими современниками поперек Финского залива.
А теперь давайте помечтаем, совершим прогулку в последнее десятилетие нашего века, тем более что оно не за горами. Итак, наш автомобиль мчится по широкому шоссе вдоль северного берега залива, затем сворачивает на гребень защитных сооружений. Слева и справа — море, впереди — Кронштадт. В шесть рядов несутся автомобили по первоклассной магистрали. Здесь нет светофоров, перекрестков. Вот впереди медленно проплывает океанское судно, а наша машина ныряет в тоннель под судоходным каналом. Через несколько секунд снова над головой небо. Хотите остановиться? Пожалуйста. Оставим автомобиль на специальной площадке, а сами погуляем по пешеходным тротуарам или спустимся к самой воде. Но пора снова в путь. Еще несколько минут — и мы в Кронштадте, городе русской морской славы, знаменитом своими памятниками, архитектурой. Осмотрев город, снова отправляемся в дорогу, на этот раз по гребню дамбы, соединяющей Кронштадт с городом Ломоносовым на южном берегу залива. Здесь к вашим услугам старинные парки и дворцы-музеи. А к вечеру, замкнув кольцо ленинградской «кругосветки», вы вернетесь в Северную Пальмиру, на то самое место, с которого начали увлекательное однодневное путешествие…
ОШИБКА УЧЕНОГО
Лев СОНИН
Разработка Березовского месторождения, что близ Екатеринбурга (ныне Свердловск), началась в 1747 году. Именно здесь Россия получила первое отечественное золото. Но добывать его оказалось очень нелегко. Наибольшие трудности создавала высокая обводненность месторождения.
В 1824 году горный инженер и ученый О. С. Осипов предложил для откачки воды приспособить водяные колеса. Проведенные измерения показали, что уровень воды в озере почти на пятьдесят метров выше, нежели уровень воды в реке Пышме. Мысль о просачивании озерных вод казалась убедительной. И тогда решили раз и навсегда покончить с проблемой осушения рудников — спустить озеро.
В разгар этой дискуссии в июне 1829 года на рудник и прибыл с трехдневной ознакомительной экскурсией знаменитый ученый, большой знаток горного дела барон Александр фон Гумбольдт. У местных инженеров появилась редкая возможность — получить консультацию мировой знаменитости.
Гумбольдт сделал вывод, что озеро расположено на растреснутых гранитах, они падают круто и, простираюсь с севера на юг, на глубине несомненно тесно связаны с золотоносными жилами березовских рудников. И еще раз для верности глянув на геологические и топографические карты местности, Гумбольдт убежденно поддержал сторонников спуска озера.
И хотя горячо возражали многие инженеры, в том числе ставший тогда горным начальником Екатеринбургских заводов О. С. Осипов, первооткрыватель россыпного российского золота Д. И. Брусницин, начальник штаба корпуса горных инженеров, министр финансов России граф Канкрин приказал приступить к реализации проекта осушения Шарташа в 1831 году.
В июле 1832 года были сооружены штольни и канал. Воды озера Шарташ полились через них в речку Калиновку. На месте обширного красивого водоема осталась, как писал известный краевед Н. К. Чупин, «…маленькая илистая озерина».
И вот тут выявилось, «что приток вод в рудники не уменьшился, что количество воды, протекающей но Ключевской вассерштольне, не изменилось, а в колодцах, находящихся вблизи озера, вода не понизилась…» (Из сообщения Г. М. Окладных, управителя Березовских золотых промыслов). Озеро, значит, не имело влияния на обводненность рудников. Зря, оказывается, его изводили. Конфуз, одним словом, получился.
Выходит, что барон Гумбольдт просто ошибся. На эту небольшую ошибочку великого человека все и списали.
На счастье потомков, штольню, в которую сбрасывалось озеро, затянуло илом. Спуск воды сам собой прекратился, и целительница-природа постепенно вновь заполнила водой чашу озера в прежнем объеме. Это случилось уже к 1873 году.
Канал же для отвода воды народ окрестил канавой Гумбольдта, чтобы этот топоним не давал забывать потомкам, особенно в наш век великих технических возможностей, что следует очень хорошо все взвесить, прежде чем браться переделывать природу, даже если это рекомендуют заезжие светила…
