В Харасавэй, где должно было состояться заседание выездной редколлегии «Уральского следопыта», творческая бригада журнала прилетела, вечером. Ямал встретил нас крепким морозом и шквальным ветром. Даже малой дистанции, исчисляемой от трапа самолета до вездехода, хватило, чтобы почувствовать экзотику здешних мест. ,
Многие из нас впервые попали за Полярный круг, впервые ощутили непривычную серую мглистость полярного дня, увидели пусть не роскошные, напротив, скромные, но все-таки настоящие сполохи северного сияния. Да и жили мы в балке, за которым сразу же простирался дышащий холодом суровый Ледовитый океан. Но не за туманом и запахами тундры прибыла на восточный берег Карского моря творческая бригада журнала «Уральский следопыт» и Тюменской областной писательской организации. Писателей, журналистов ждали встречи с буровиками, геологами, шоферами.
Ямал, как точка приземления, был выбран не случайно. Веками по голой тундре бродили стада диких и домашних оленей, лишь кое-где ютились у побережья редкие селения рыбаков. Полуостров и ныне не назовешь многолюдным — писательский десант пересек на вертолете Ямал от Харасавэя до Сабетты, лежащей на берегу Обской губы, и на всем, пути всего однажды заметил признаки жилья — то была буровая, казавшаяся инородным телом в царстве белого безмолвия. И все-таки сейчас сполохи электросварки на земле все чаще соперничают со сполохами на небе.
В принятой XXVII съездом партии программе экономического и социального развития СССР, где каждое слово многократно выверено, есть такое предложение: «Осуществить работы, связанные с организацией добычи газа на полуострове Ямал». За этой короткой фразой стоит очень многое. Строители, эксплуатационники осваивают места, где практически нет жилья. Даже вечная мерзлота и та здесь особенная: почти один лед, с незначительными вкраплениями мха и грунта. И на ней, на этой мерзлоте, таящей в своих глубинах конденсат, предаст воздвигнуть мощные трубопроводы, компрессорные станции, вахтовые комплексы. А как доставлять грузы, исчисляемые тысячами тонн? Воздушным путем дорого, водным — тяжело, слишком сжатые сроки для навигации отводит океан. При нас, в декабре, к ледовому припаю мыса Харасаеэй «причалил» атомо-ход «Ленин». Возможно, такой способ транспортировки грузов и будет выбран как наиболее оптимальный.
В составе творческой группы находился известный советский поэт Олег Поскребышев. Он впервые очутился за Полярным кругом, и видно было, как он «впитывал» в себя все увиденное и услышанное. Когда выдавались свободные часы, чаще всего по вине нелетной погоды, Олег Алексеевич доставал ручку, блокнот и торопливо набрасывал что-то. Через два месяца в редакцию из Устинова пришел пакет: «После командировки на Север у меня написался цикл стихотворений (обычно из поездок я не привожу ничего, да и вообще не люблю работать по мимолетным впечатлениям). Видимо, эта поездка была особенной для души, как-то особенно легко дышалось мне».
Предлагаем читателям стихи Олега Поскребышева.
Станислав МЕШАВКИН
ТАКАЯ РАБОТА .
Как голодные просят хлеба,
Хоть краюшку,
Хоть ломоток,
Вертолетчики —
Чтобы небо
Чуть приподняло потолок.
Им, извозчикам черной тундры,
Снова дело велит в заезд.
Но без неба не то что трудно —
Без него им совсем зарез.
Облака — все плотней и ниже,
Ниже труб,
Тяжелей тоски.
Море Карское жадно лижет
Их чугунные завитки.
Стужа дыбится все грознее,
Ночь полярная —
Грозовей.
Сжатый ею и слитый с нею,
Сипло дышит Харасевзй,
Треплет вышки ветрище жуткий,
Небо —
Черной горе под стать.
Ну, хоть часика два бы в сутки
Для полетов суметь урвать!
Но зато уж,
Чуть в тяжком беге
Пораздзинутся облака,
Рухнут грузы в нутро телеги,
Загрохочут в ее бока.
Разом схлынет оцепененье:
Взлет…
Посадка…
Скорей, скорей…
Нету времени — есть мгновенья,
Эй, в работе себя согрей!
Снова грузы грохочут.
Баста! ?
Кто там, голову береги!
…И опять лошадей гривастых
В небо вздыбили ездоки.
БУРОВАЯ
Тут давай ломи сплеча,
Все отдай — ке будет лишка.
Как оплывшая свеча,
В ледяных наростах вышка.
Вкруг нее пургу взбодрив,
Лезет ветер вон из кожи
С испытаньем на разрыв
И на скручиванье тоже,
Тут работать — значит, сметь,
А посмев — не отступиться,
Уж какой ни рыщет смерч
Вместе с вьюгою-волчицей.
Неудача не убьет,
С неполадок — не заплачут;
Кожа с рук — вновь нарастет,
Хруст в спине — а как иначе!
Молодые — ох, народ! —
Люты в деле беззаветном.
В глубь земную бур идет
Сантиметр за сантиметром.
И в глазах у всех вопрос:
«Ну да скоро ль ты? Да где ж ты?»
Холодит сердца мороз,
Греет солнышко надежды.
Тут, брат, попросту нельзя —
Так да сяк да понемногу.
На себя такое взяв,
Эти парни — могут… могут!..
Д. Лившицу
Над белой Обскою губой,
Почти по краю света,
Мы тундрой шли от буровой
В недальнюю Сабетту;
Шли,
Сами захотев тот путь
Ногами перемерить,
Чтоб ветра крепкого хлебнуть,
Чтоб оглядеть весь берег.
Поразомнемся в самый раз!
— Эгей, вперед, мужчины! —
Мы шли —
И обгоняли нас
Попутные машины,
И помнится —
Любой шофер —
Сквозь куржавину-проседь,
Притормозив,
Кричал в упор:
— Не надо ли подбросить?..
Ну, спросит,
Ну, чего, кажись!
Кажись, велико ль дело?!
Но становилась краше жизнь
И что-то в стужу грело.
ВАХТОВЫЙ САМОЛЕТ
Снежной холстиной поле взлетное распласталось,
И самолет рванулся — тяжек, широкоскул…
Он поднимает в небо многих людей усталость.
Тягу к родному дому, нажитую тоску.
В этом утробном гуле, в жестком железном лязге —
Весь он. Ему непросто. Он на борту несет
Груз ожиданий, ревность, муку без женской ласки,
Хмурость и задубелость тундровых непогод.
Кто-то изныл душою по вековым березам,
Кто-то устал без солнца, без молодой травы…
Вот что он тащит, грузный, сквозь облака и роздымь
Выдержали б заклепки, не разошлись бы швы!
Словно и у машины сердце истосковалось,
Словно и самолету нечто передалось:
В гуле его упорном все откровенней радость
Предощущений света, смеха, счастливых слез.
Люди спешат, чтоб дома им про запас набраться
Счастья, тепла, уюта, красок Большой земли…
Высказать все словами им не хватало раций.
Слов не хватало в письмах. Письма, так долго шли.
…Может, в глаза соринка вдруг пареньку попала,
Друг его спрятал очи — может, от солнца резь?..
А самолет — притихший — вслед им глядит устало,
Помня, что всем невдолге будет обратный рейс.
ЗАРАБОТАЛ СТОЛЬКО ДЕНЕГ…
(Вместо очерка]
Заработал столько денег — аж топырится карман,
А куда их парень денет, пусть немалый отпуск дан?
«Как мне быть? Что делать, братцы? Чем заняться с первых дней?
Может, сразу разгуляться, так чтоб хмеля стать хмелей?
Может, коли стал богатым, закупить мне на торгу
Все, что надо и не надо, лишь развеять бы деньгу?!»
(Так бывало встарь, при фарте — сиволап, страшон, дремуч —
Все, чудя, скупал старатель, даже бархат для онуч).
Скучен парень: черной тучей смотрит он на белый Свет:
Зарабатывать научен, тратить с толком деньги — нет.
У него еще ни крыши, ни жены и ни детей,
Промотать готов он тыщи, как последний дуралей.
Жаль нелегкие деньжишки; сказанем и о самом:
Очень можно бы парнишке поистратиться с умом.
Я ему в беседе мирной, до разгула упредив,
Подскажу: — А ты в квартирный торкнись кооператив!
И пока дожди полощут, вьюги сердце жмут в горсти —
У тебя своя жилплощадь будет, радуя, расти.
А как выберешь подругу — не мечись, не хлопочи:
Вот он, ваш домашний угол, и в руке поют ключи.
— Та-ак,— протянет он, притихший,— а скажи-ка, друг, теперь:
Кто ж меня в него запишет, постучать в какую дверь?
— Ну, об этом не печалься, головой к земле клонясь,
Позаботится начальство, вся большая наша власть.
Есть над чем тут покумекать, стаи дум поторопив:
Это ж все для человека — для тебя и для других…—
Вот что я ему отвечу и подумаю как раз:
Нет заботы человечней меж других забот у нас.
Пусть она всех тех коснется, кто на совесть — не за страх —
Для страны вздымает солнце на суровых северах.
