Устраивались казаки в Тюмени, которой еще не было. Укрывались в пологах-шатрах, в стругах, затащенных в Тюменку-реку… Валился лес, подымалась церковка, рядом того скорей встала съезжая изба, около — амбар крепкий. Вологодские да устюжские, вятские, чердынские да рязанские мужики-казаки ставили дома воеводам, есаулам, себе. «Окали» и «акали», «цокали» и «щелкали», посмеивались соседскому говору, а понимали друг друга хорошо — русский люд.
Не всё успели. С холодами залезли кто в избы, кто в старые зимовья. Да и где успеть! От развалин татарского Царева Городища до самого берега Туры копали глубокий оборонный ров, ставили вдоль него тыном пятисаженные заостренные бревна. Корчевали пни да выжигали под пашню землю. Не просто было успеть..*
Поп не горд был, однако настырен:
— Избу себе сам срублю, воеводы, а с храмом поспешать бы надо, к Покрову бы маковку. Крест у меня золоченый припасен, кропленный у Троицы московской.
