Редакция предлагает главу из книги М. Кратохвилла и В. Котешовица «Рыцари черного .флага». Как легко догадаться из названия, тема книги — «пиратская». В ней, естественно, немало драматических сцен, которыми столь богата литература о флибустьерах. Но содержание книги, как представляется редакции, шире и глубже — действие происходит на фоне исторических событий, героями движет не только страсть к наживе и авантюрам. Многие из них по натуре своей или по стечению обстоятельств вписали свое имя в летопись географических открытий. Именно в этом познавательная ценность книги.
В Нью-Йорке есть мост, который является самым большим подвесным мостом в мире. Его длина больше двух тысяч метров, он соединяет Бруклин со Стейт-Исландом. Кроме того, что этот мост обошелся более чем в триста миллионов долларов, для европейца он интересен своим названием. Он унаследовал его от флорентийца Вераццано, который умер больше четырех веков назад.
Современный мост и такое древнее название? Как это произошло?
Джованни Вераццано, Жан Вераццан, Хуан Флорин — три обозначения, итальянское, французское, испанское, одного и того же человека, чье имя произносилось современниками с восторгом и злобой, с одобрением и ненавистью.
Это зависело от того, кто с ним встречался. Кто и при каких обстоятельствах.
Место действия: Мексика, порт Веракрус.
Время действия: декабрь 1522 года.
К портовой стенке причалены две пузатые испанские каравеллы. Их палубы соединены с сушей деревянными трапами из толстых широких досок, которые скрипуче прогибаются и покачиваются под ногами носильщиков. Непрерывной чередой идут по ним бронзовые индейцы с мускулами, выпирающими буграми от напряжения. Вес груза, который они доставляют на суда, велик, чрезвычайно велик… Индейцы несут самый тяжелый металл — золото. Каждый человек — по нескольку золотых слитков, блеск которых укрыт под грубой упаковкой. Всего золота на сумму 88 тысяч дукатов.
Год назад испанский конкистадор Фернандо Кортес захватил Мексику с помощью меча и вероломного обмана. С той поры он выжимал из захваченной страны с неслыханной жестокостью золото, серебро и драгоценные камни, чтобы отблагодарить своего короля и добыть себе богатство и славу.
Сегодня, 22 дня последнего месяца года, Кортес отсылает в Европу самое убедительное доказательство своей отваги и преданности королю. Работа, надо признать, адовая — нужно было разбить, расплавить и расплющить бесчисленное множество мексиканских драгоценностей: перстней, сережек, золотых ваз, щитов, храмовой утвари, диадем вождей, золотых клеток с изящно отчеканенными птицами, у которых перья из металла, а глаза — из драгоценных камней. А еще плиты, которыми были выложены мексиканские святыни, золотое убранство мумий вождей, солнечные диски из чистого золота величиной с тележные колеса — это все Кортес распорядился разбить, раздробить, расплавить и снова отлить в равномерные прямоугольные слитки, чтобы было удобно взвесить, сосчитать. Все очарование изображений, гравировки, скульптуры, которое индейские художники вдохнули в золотой металл, исчезло, чтобы уступить место невыразительности мертвой массы. Золотые слитки, однообразные, невзрачные, без следов жизни, как сама смерть,.. И действительно, смерть присутствовала при их зарождении — смерть десятков тысяч индейцев, которые истекли кровью под мечами воинов Кортеса.
С утра до вечера шлепают по дощатым трапам босые ступни индейских носильщиков.
Это несметное богатство доверено волнам, ветрам и искусству кормчего. Но бояться нечего. Путь через океан был уже столько раз изборожден носами испанских кораблей, что ни морские течения, ни периоды бурь не представляли особых неожиданностей. Ну а что касается морских пиратов, то обе каравеллы были хорошо снабжены корабельными пушками, экипаж усилен отрядом стрелков, а командиром экспедиции Кортес назначил дона Алонзо де Авиллу, офицера наиболее опытного и отважного.
Путь по морю проходил без каких-либо особых приключений. Погода благоприятствовала плаванию, ночью на небе сияли звезды, указывающие верный курс. Поэтому мореплаватели вскоре дождались радостного дня. На горизонте показались первые маленькие точки — Азорские острова. С этой минуты мореплаватели почувствовали, что они почти дома. Обширная равнина Атлантического океана благополучно осталась позади, а дальше путь ведет прямо к испанским берегам.
И как раз в это мгновение впередсмотрящие заметили с марса три корвета, которые плыли навстречу испанцам. На всех парусах они разрезали носами гребни волн, от которых веерообразно расходились вспененные борозды. Все было в этих судах подозрительно — их скорость, их интервал (они плыли на большом расстоянии друг от друга) и то, что на мачтах не развевались флаги. Вдобавок испанцы оказались в невыгодном положении, их корабли, убаюканные безопасным до сих пор плаванием, значительно отделились один от другого и, несмотря на то, что переднее судно убрало паруса и сигнализировало своему отставшему спутнику, чтобы тот прибавил ход, не было уверенности, что этот маневр удастся своевременно.
Между тем корабли быстро приближались. И тут обнаружилась еще одна подозрительная вещь: к самому большому кораблю, который плыл посередине, было причалено другое судно. Когда дон Алонзо приложил к глазу подзорную трубу, он отчетливо различил, что грот-мачта буксируемого корабля перебита, а палубные перила и каюты на высокой корме красноречиво говорят о недавнем сражении. Сомнений уже не было — корабль захвачен флотилией, которая взяла его на буксир. По резной фигуре святой, которая торчала под бушпритом, и лоскутку флага, бившемуся на ветру, легко было установить его бывшую принадлежность к испанской короне. А следующей добычей должны стать обе испанские каравеллы под командованием дона Алонзо де Авиллы!
Словно в подтверждение мрачным мыслям на мачтах трех кораблей взвились, развернули во всю ширь свои черные поля с белыми перекрещенными костями флаги пиратов.
Дон Алонзо не мог ждать, когда к нему присоединится отставшая каравелла. Он вынужден был принять бой в момент, когда пиратские корветы окружили его с трех сторон — спереди и с обоих бортов. Что толку теперь с того, что испанское судно было вооружено хорошими пушками, если они едва успели выпалить два раза. Прежде чем артиллеристы успели снова зарядить орудия, перекидные мостики, брошенные с палуб пиратских судов, зацепились за борта испанской каравеллы. Все дальнейшее было делом нескольких минут. Пираты вторглись на палубу с трех сторон и беспощадно изрубили офицеров и солдат, тщетно пытавшихся сопротивляться.
Захват первой испанской каравеллы прошел так стремительно, что у пиратов хватило времени подготовить атаку на другой корабль. Вот так и случилось, что несколько дней спустя к французскому порту Дьепп подплыли корабли, которые тянули на буксире три испанских судна: одну каравеллу, груженную золотом и драгоценностями с острова Санто-Доминго, оккупированного испанцами, и две каравеллы, наполненные золотыми слитками и государственной казной верховного мексиканского касика Монтесумы.
Командиром трех пиратских корветов, которые принесли столь большую прибыль французской короне, был Джованни Вераццано.
Что мы о нем знаем?
Исторические источники скупы на информацию о Вераццано. Родился он во Флоренции, у которой издавна были дружеские связи с Францией. Когда мы узнаем о Вераццано во второй раз, он уже на службе у французского короля Франциска I в качестве корсара.
Но как попал флорентиец Вераццано на службу к французскому королю Франциску I, которому принадлежал титул «наихристианнейшего короля»?
Итальянские мореплаватели десятилетиями пользовались доброй славой. Сам Колумб был генуэзцем, нашедшим применение своим силам при испанском дворе. Итальянские кормчие, матросы и мечтатели о дальних плаваниях были желанными людьми во всех государствах, граничащих с океаном. И в случае с Вераццано приходится довольствоваться этими обычными объяснениями.
Язык исторических источников оживляется только в минуты, когда Вераццано положил к ногам Франциска I сокровище Монтесумы. Король вручил Вераццано так называемую «каперскую грамоту», которой уполномачивал его «получать» испанские прибыли со всех флотилий, которые попадутся ему на пути.
Вераццано, однако, не был обычным пиратом. Целью его жизни было и оставалось великое деяние, которое вписало бы его имя в историю человечества. Нападать на суда чванливых испанцев, брать добычу, которую они сами награбили у мексиканцев, этого мало, это не может утолить жажду человека по великому подвигу.
Есть, однако, еще и другие возможности добиться славы, которая не померкла бы в веках.
Колумб ведь переплыл через океан совсем не для того, чтобы остановиться у берегов до сих пор непредвиденного континента. У него был другой замысел: он хотел, обойдя земной шар в западном направлении, достичь китайского побережья и Индии с их неисчерпаемым богатством редких пряностей, тканей, дерева, драгоценных металлов и легендарных сокровищ.
Почему бы сейчас ему, Вераццано, не сделать то, что тщетно пытался совершить генуэзский мореплаватель? Ведь у него сверх сведений Колумба большой личный опыт. И если его земляк так отличился ради Испании, так почему бы и ему не отличиться ради будущего Франции? Ведь сейчас уже ясно, что расцвет европейских держав будет в будущем прежде всего зависеть от их заокеанских завоеваний, от восточно-азиатских источников.
Вераццано предложил королю, что он предпримет экспедицию через Атлантический океан, которая бы нашла в западном направлении путь к китайским и индийским берегам. Если бы это удалось, а Вераццано не сомневался в успехе, то результат такого предприятия принес бы Франции куда большую прибыль, чем стоило все золото, награбленное испанцами в Мексике.
И вскоре по приказу французского короля Вераццано были предоставлены четыре хорошо снабженные и вооруженные каравеллы. Эскадре было поручено «достичь Китая и побережья азиатского континента». Осенью следующего, 1523 года Вераццано вышел в море, твердо уверенный в успехе.
Но уже на третий день плавания на суда обрушилась такая буря, что ничего не оставалось, как вернуться назад, к французским берегам.
Следующую попытку Вераццано отложил на начало 1524 года. На этот раз он пустился в путь на одном корабле — источники не объясняют, почему — с полусотней людей на борту и с запасами на три четверти года.
В январе он поднял якоря…
…в марте перед ним показался восточный берег северо-американского континента.
Это была приблизительно нынешняя Северная Каролина. Лицезрение американских берегов, однако, не было целью Вераццано; лишь теперь-то и начиналась собственно исследовательская экспедиция, он хотел плыть около восточного края американского материка до тех пор, пока не найдет какой-нибудь пролив, ведущий сквозь новый континент к его западному берегу и тем самым к Тихому океану.
В том, что какой-нибудь путь должен идти поперек Северной Америки, Вераццано был непоколебимо убежден, так же как и его предшественники и современники. Где, однако, искать предполагаемый пролив?
На юге его не было, это уже проверили испанские и португальские конкистадоры. Оставалось исследовать север.
Поэтому Вераццано, прибыв к северо-американскому континенту, мог правдиво написать своему господину, что он «достиг новой земли, которую до этого времени человеческий глаз еще не видел (Вераццано подразумевал: глаз европейца) ни в прошлом, ни в настоящее время».
У Вераццано не было, разумеется, серьезного интереса к исследованиям глубин материка; он осматривал прежде всего побережье, разыскивая только одно: щель, сквозь которую можно проникнуть на противоположную сторону американской суши. Поэтому он вел корабль так, чтобы не терять из виду берег, иногда к нему приближаясь,чтобы встать на якорь в какой-нибудь удобной естественной гавани, пополнить запасы воды и пищи. Туземцы принимали чужестранцев приветливо и за небольшие подарки приносили воду и фрукты. По описаниям, индейцы не отличались от своих краснокожих соплеменников, с которыми испанцы встречались в Центральной и Южной Америке.
От мыса Гаттерас через Делаварский залив до самого устья реки Гудзон экспедиция Вераццано осторожно и внимательно прощупала вдоль и поперек весь берег все дальше и выше на север. Но она нигде не находила того, за чем отплыла,— ни плоские берега, ни отвесные прибрежные скалы нигде не раскрывались проливом, который указал бы мореплавателям желанный путь. Одно мгновение Вераццано казалось, что счастье улыбнулось ему: это тогда, когда он взял курс на Гудзон и заплыл в большое озеро, из которого река вытекала. Непогода помешала продвинуться дальше.
Вераццано заносил на корабельную карту все открытые им участки побережья, старательно отмечая каждый мыс, залив, полуостров и островок. Вот так случилось, что окрестности Гудзона с далеко в море высовывающимся Лонг-Айлендом были особенно точно нанесены на карту Вераццано. Это те места, где сегодня раскинулся самый большой город Соединенных Штатов — Нью-Йорк.
На этом, однако, путь Вераццано не кончился, он продолжался до лесистых берегов Новой Шотландии, южной оконечности современной Канады. Там Вераццано уже ничего не оставалось, как закончить исследования и повернуть руль к родным, точнее говоря, к французским берегам.
Значит, экспедиция закончилась неудачей?
Что касается чисто торговой цели — найти путь к богатствам Восточной Азии, безусловно, да. С современной же точки зрения, наоборот, плавание Вераццано относится к самым ценным исследовательским экспедициям в области североамериканского континента; ведь она открыла для европейской науки почти все восточное побережье современных Североамериканских Соединенных Штатов и в определенной мере явилась прологом позднейшего французского колониального владычества в Северной Америке.
Однако и сам Вераццано не думал, что возвращается с проигрышем. По крайней мере, вступая в зал для аудиенций, чтобы доложить о своем путешествии его величеству Франццску I, он пытался произвести впечатление победителя. Во время устного доклада он по мере возможности пересыпал свой рассказ интересными подробностями и прежде всего подчеркнул страстной декламацией основное значение экспедиции: это правда, что она не нашла новый путь в Индию, но, с другой стороны, это плавание открыло чрезвычайно заманчивые края, необыкновенно удобные для заселения, для французской колонизации… В пользу этого говорит множество доводов: во-первых, …во-вторых… в-третьих…
Король Франциск слушал и пытался притворяться внимательным. Он сразу понял, что не узнает ничего другого, чего бы не содержалось в письменном докладе Вераццано. То, о чем тут декламирует этот мужественный человек, хотя и прекрасно, но об осуществлении этих планов нечего пока и думать. Затяжная война с Испанией поглощает деньги, как пересохшая земля дождевую воду. Когда-то еще новые земли будут заселены, когда-то еще дадут первые прибыли — нет, так долго французская королевская казна не может ждать. Наоборот, пополниться она должна уже сейчас.
Несмотря на это, однако, этот итальянец — великолепный мореход и было бы просто грешно этим не воспользоваться! Поэтому король терпеливо ждал, когда Вераццано кончит рассказ, а потом перешел к конкретному предложению: прежде чем в тронном совете и в других надлежащих инстанциях будет рассмотрен заокеанский план Вераццано, пройдет, конечно, долгое время. И было бы очень жаль, если бы это время терялось, а такой редкий по своим достоинствам человек, как уважаемый сеньор Джованни, не использовал бы его по прямому, корсарскому назначению.
Прошло три года.
Три года, наполненных удачными походами теперь уже прославленного Джованни Вераццано. Его благодетель — король — был им в высшей степени доволен, ему и во сне не снилось вспомнить о старом предложении Вераццано.
Вераццано один не забывал о предложении, с помощью которого хотел вывести свою вторую родину на первое место среди колониальных держав. Не забывал и ждал.
Ждал.
А между тем…
Между тем настала осень 1527 года.
Так же, как и много раз до этого времени, Вераццано возвращался из очередного грабительского, то есть каперского похода. На этот раз его жертвой стало испанское судно, до невозможности загруженное драгоценными тканями. Оно было так перегружено, что потеряло маневренность и, к еще большему несчастью, обеспечено очень скромными средствами обороны. Сопротивление со стороны испанцев было едва обозначенным: экипаж, чтобы не искушать судьбу, поспешно сдался, и весь груз драгоценной ткани перекочевал почти без кровопролития на французский корабль.
Люди Вераццано подняли паруса, и фрегат ускорил свой ход, тем более, что на горизонте показались какие-то неясные тени. И именно в то мгновение, когда он оказался на одном уровне с ними, от отдаленных утесов Канарских островов отделились три судна.
Вераццано наблюдал в подзорную трубу. Дело было ясное: необходимо действовать быстро, но уйти от погони с перегруженным кораблем немыслимо. Выбросить груз в воду? Но это еще не гарантировало спасение и, кроме того, претило привычке и духу Вераццано. Как итальянец, и флорентиец в особенности, он питал такое пристрастие к красивым тканям, пристрастие почти как к живому существу, что не мог решиться погрузить их в море и позволить им обвисло пойти на дно.
Что же тогда оставалось? Принять бой! Чем сдаться и проиграть, всегда лучше поставить жизнь на последнюю карту, которая в конце концов может и выиграть, хотя это в данном случае мало вероятно. Один против троих!
Он приказал зарядить пушки и приложил к глазу подзорную трубу. Да, теперь он мог отчетливо рассмотреть своих противников. Три мощных корабля: два военных судна с двумя рядами пушек по обоим бортам и третья большая каравелла, тоже вооруженная пушками как на палубе, так и в трюме.
Вераццано опустил руку с подзорной трубой. Это был конец.
О конце прославленного мореплавателя Джованни Вераццано единственное свидетельство записал испанский хроникер Бернал Диас дель Кастильо в своем труде «Правдивое повествование о набегах на Новую Испанию». Он сухо засвидетельствовал, что французский корабль атаковали и победили корабли бискайского флота, испанцам удалось взять живьем самого Вераццано.
Вместе с остальными пленными он был привезен в Севилью и предстал перед судом. Строгий хроникер сообщил потом лишь о приговоре, но, несмотря на это, можно представить себе ход судебного разбирательства.
Да, Вераццано получил от французского короля «каперскую грамоту», которая уполномачивала его, больше того, давала право владельцу заниматься лихим промыслом. Судья демонстративно бросил пергаментный лист на пол. Даже писарь не наклонился за ним.
И результат этого последнего сражения Вераццано в суде был заранее предопределен. Что должен был или мог сказать обвиняемый в свое оправдание? Что, собственно, грабил уже награбленное? Что испанские конкистадоры, которые поработили Мексику, были куда более худшими и жестокими хищниками и грабителями, чем он? Что десятки тысяч мертвых индейцев, бесчеловечно перебитых во время массовых убийств, делают количество жертв Вераццано, павших в открытом бою, до смешного мизерным? Или, может, он должен был ссылаться на свою экспедицию вдоль северного побережья Америки, которая никому не причинила ущерба, даже испанским интересам?
Нет, Бернал Диас о судебном процессе умалчивает; возможно, что и сам Джованни Вераццано молчал, потому что было излишне что-либо говорить.
Суд продолжался один день.
На следующее утро по прямому приказу Карла V Вераццано был повешен на севильской площади.
Итальянца на французской службе Испания наградила виселицей, а история — тем, что внесла его имя в плеяду первооткрывателей Нового Света.
