По трем океанам «г- Ледовитому, Тихому, Атлантическому — проходит морская граница СССР.
Значительная часть ее — более 10000 километров — пролегает в труднодоступных водах, льдах, по архипелагам самого северного и сурового из океанов — Ледовитого…
По разрешению Министерства морского флота СССР, администрации Главсевморпути в плановом рейсе арктической навигации на судне усиленно-ледового класса «Кузьма Минин» участвовали корреспонденты «Уральского следопыта». Вот маршрут его, проходящий вдоль северных водных границ СССР: Мурманск — Баренцево море — пролив Югорский Шар — Карское море — пролив Вилькицкого — море Лаптевых — пролив Санникоза — Восточно-Сибирское море — Чаунская губа — порт Певек.
Публикуем первый из репортажей об арктическом плавании.
Самый маленький из океанов — Ледовитый — нередко кажется нам, русским, самым большим, потому что мы считаем его территорию полем давних, обширных, дерзких, завораживающих исторических деяний России: всем памятны походы от дежневского до плавания атомного ледокола «Арктика» на Северный полюс…
Нас совсем не огорчает, что Ледовитый меньше Тихого океана в 42 раза. Уважение вызывает факт, что пройти себя сквозным путем Ледовитый позволил человеку только в прошлом веке, а за одну навигацию (сезон) —в 1932 году — ледоколу «Сибиряков». И в каком еще океане могло быть такое, что целый архипелаг — Северная Земля — исследован только пятьдесят лет назад. Тогда же удалось открыть мощные донные хребты и только приблизиться к пониманию самых общих закономерностей жизни колоссального объема льда (около двух тысяч кубокилометров!).
Почти половина территории России обслуживается Северным морским путем. В десять раз за последние десять лет возросли здесь перевозки. Только на Ямале, скажем, бурится 150 тысяч метров скважин. А для средней скважины в 3,5 тысячи метров требуется семь тысяч тонн груза. Наш «Кузьма Минин» — по тоннажу второй среди арктических судов — осиливает именно такой груз… Посчитайте, сколько нужно рейсов!
Сейчас на трассу Северного морского пути выходит пока сравнительно мало судов. Пока, ибо и доля Арктики составляет в национальной экономике только два процента… А минеральных и энергетических ресурсов, которые можно и должно здесь взять,— половина из имеющихся у страны в наличии… Только неохотно отдает их Арктика.
Запомнились слова И. Папанина, дважды Героя Советского Союза, начальника полярной станции «Северный полюс-1»:
— Первый раз в северные моря я вышел пятьдесят лет назад. Последний — в июле 1981 года, когда встречал уральскую шестерку полярной экспедиции «Советская Россия». И всегда выходил, как в неизвестный океан. Чтобы понять его, надо уметь смотреть глазами помора, капитана, матроса…
Грузим на борт «Кузьмы Минина» посылки ледоколам: бычьи хвосты для супов — атомщикам, помидоры, молодую картошку — для «Киева», почту — «Капитану Драницыну», красную икру, растворимый кофе — для капитанского представительства (часто из Арктики суда уходят в заграничные рейсы). Стараемся на погрузке, ибо мы, журналисты, внесены в список экипажа.
«Кузьма Минин» — судно красивое, недавней постройки, класса «УЛ», то есть усиленного ледового, неограниченного района плавания, 160 метров длиной, высотой с семиэтажный дом.
Собирались мы тщательно, всю теплую одежду взяли, которая в зимнем походе по Арктике не подводила, болотные сапоги, если волны станут перекатываться через палубу, а здесь — кондиционеры, двухкомнатные каюты, спортзал, сауна, а на чай экипаж собирается в наглаженных рубашках.
Так вышло, что постоянному капитану Александру Ревенко дали отпуск, а заступил на его пост 33-летний Александр Кременчугский, тоже капитан дальнего плавания, бывший игрок баскетбольной команды «Алга», с большущей, естественно, пятерней, в которой телефонная трубка управления почти исчезает.
Капитан «Кузьмы Минина» идет впервые в большой арктический рейс. И не только он: три четверти команды судна впервые увидят восток Арктики.
Клинообразное тело судна из узкого Кольского залива, по нашим ощущениям, очень скоро выстрелило на открытую воду, она расширилась, стало море.
Студеное море, « окиян-море»… Английский мореплаватель Барроу, который в XVII веке гостил у поморов, писал: «Мы ежедневно видели, как по заливу спускалось много русских, экипаж которых состоял от 24 человек до 40. (На атомоходе «Ленин» — 200 человек! — Ю. Б.) Плывя по ветру, все лодки опережали нас и часто приспускали паруса, ожидая нас…» Так умели ходить на судах, где «вместо якоря был большой камень на
ивовом кляче (канате), паруса сшиты из полувыделанных шкур, в кочах не было ни одного гвоздя, ни атома железа » . Шли они только по ветру, не имели возможности маневра, и потому летописец замечал горько: «немногие прииде обратно…»
Быстро темнеет. Успеваю записать: «Округа меняется чуть не ежесекундно: лениво-гладкая, иссеченная рябью, суетная, голубовато-вольная, отбеленная…» А у поморов существовало до 100 определений состояния воды: болыпица, быстрина, окротень, избет воды, палья вода, скротеня, перетреб, полнова, зажив…
Капитан морщится. Видимость упала совершенно. А это означает шторм. Близкий пролив запостреливал льдинами. Двадцатитысячетонный «Кузьма Минин», сталкиваясь с ними, постанывает, покрякивает и, когда те уходят под киль, словно выгибается.
Эхолот показывает: мелко. Значит, настойчивый северо-восточный ветер не только забил льдинами
Карские Ворота, но и выгнал воду из Югорского Шара, обмелив его. Впереди темный рукав пролива. «Кузьма Минин» издает вдруг недоверчиво-недовольный крик-выдох: капитан чуть дольше обычного не отпускает красный рычаг сирены.
…Арктику трудно уловить словом. Силюсь найти сравнение туману — его мышастому шевелению, в чем-то опасному отслоению.
В пустынности этой ищешь сравнение с живым… В детстве видел, как стригут овцу: ее, бедную, страдальчески вздрагивающую, роняют на полный бок; машинка, кузнечиком жвакающая, блестящая, отваливает слой обезжизневшей шерсти… Плывет мимо туман — стриженошерстяной вал такой же, а вот туман, похожий на мокрый, серый пастушеский плащ, с которого стекает влага, иной — просто неопределенный, вязкий… Какой сонм туманов!..
При видимости 100—200 метров прошли 900 миль по Баренцеву морю. Оно вело себя достойно. Волна спала. Просто ведь океан ничего не выкажет. Века понадобились, чтобы он заговорил. О том, что Русская равнина пошла здесь внаклон, накопила море с двухкилометровых ледников Кольской земли. 4 О том, что сюда из Атлантики Нордкапская ветвь Гольфстрима несет 35 тысяч кубокилометров воды, подогретой до —12 градусов. О том, что Баренцево море хмурое и холодное на вид, кишит жизнью: вес планктонных организмов, питающих полтораста видов рыб, достигает 50 миллионов тонн.
О чем еще молчишь, Баренцево? Какую тайну приоткроешь? На каждого, вышедшего в дорогу, у природы есть тайна — это я точно знаю. Вот и здесь природа, как бы храня тайны теплых ветров, отгородила Карское море от Баренцева подковой архипелага Новая Земля..,
…С полукруглого капитанского мостика, всегда светлого благодаря чистым стеклам с подогревом, хорошо виден ледокол. Светло еще и от льдин. Они выпукло лучатся и кажется, что пролив наполнен прозрачными шарами.
Наше судно и ледокол сближаются. Эта ситуация — кому с кем встретиться — запланирована заранее. Обычно в феврале-марте собираются на совещание сотрудники научно-исследовательского института Арктики и Антарктики, представители Министерства морского флота СССР, арктических управлений по гидрометеорологии и контролю за природной средой. На нем детально обсуждается план морских операций в северных морях. В основу ложатся заявки грузоотправителей, нужды полярных поселков, наличие транспортного и ледокольного флота, авиационное обеспечение и, конечно же, долгосрочный ледовый прогноз. А он гласил, что нынче ожидается «повышенный фон ледовитости с естественными трудностями для мореплавания ранними сроками замерзания». Потому-то нынче сухогрузный флот и представлен более мощными судами, вот почему и наш «Кузьма Минин» с его двенадцагитысячной силовой установкой отправлялся впервые в дальний арктический рейс.
Какая ясность полярного дня! В час ночи океан дарит рассвет. Льда как бы нет — течет золото, точнее, лавина золотоспелая. На сгибе волны — сталь! В спаде — голубое! Нельзя не ставить восклицания. Краски не земные — океанские. Для обозначения их не так много сыскано слов..,
Судно и ледокол тихонько двинули вместе, оба темные от черночугунных бортов. «Кузьма Минин», пытаясь лавировать, принимал удары льда.
Темный рукав пролива распался, остался позади; раскинувшаяся бликующая гладь со сметанными пятнами льда — Карское море. Но обманул нас антициклон, желанный гость с Северного полюса. Застопорили ход. «Капитан Драницын» легко развернулся, ловким маневром встал рядом, метрах в пяти. Ему перебросили почту и он быстро ушел в туманный пролив. Мы остались одни во всем видимом море: лед, теперь освещенный, обступил судно близко, до видного смерзшегося крупняка снежного наста. Едва на солнечный палец антициклона набегает малейшая тень тумана, как льдины, отдельно горящие цветные каменья, притухают, чтобы вспыхнуть затем с еще пущей силой. Зрелище исключительное. В арктическом снеге нет пыли, и от прикосновения солнечного луча каждая крупинка его ошеломляет многоцветьем.
Что есть лед на планете? Вообще, в океане девяносто семь процентов всей земной воды. В трех оставшихся процентах — больше половины льда. Но если и он растопится весь, уровень мирового океана повысится сразу на 60 метров, и планету ожидает потоп. Вот что может наделать ледовая шапка земли. Собственно, насчет ледовой шапки тоже надо уточнить: часть льда вечна, но края, как листы календаря, отрывные: громадные, в несколько тысяч квадратных километров, ледовые поля отрываются и по воле течений и ветра надвигаются на берег, заступая путь кораблям. Карское море удалено от теплых ветров Баренцева, но когда мощность воздушного потока превышает высоту островных хребтов Новой Земли, то на восточных склонах образуется ураганный воздухопад, который забивает море, как мешок, льдом, и ухваченные им мелкие суда уносятся в океан. Там они вмерзают, начинается сжатие… Так или чуть иначе исчезли полярные экспедиции Седова, Русанова, Брусилова…
Потому-то радиограмма штаба морских операций западного сектора дала ориентировку держаться мыса Харасавэй, то есть ближе к берегу.
Льды, льды… Можно понять испуг генерала Зиновьева, ответившего на записку русского промышленника Сидорова «О средствах вырвать Север из его бедственного положения», пожертвовавшего более миллиона рублей на изыскание пути из Европы в Сибирь через Енисей или Обь: «Так как на Севере постоянные льды, и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете на оборот… Такие идеи могут проводить только помешанные…»
А теперь вот надо понять, как же на третьем год у революции стали готовить дерзкий поход Карским морем через устье Енисея за сибирским хлебом?! Флота для ледовых плаваний почти не было. И, главное, угля… Его в количестве 3500 тонн достали советские водолазы с потопленных в войну пароходов… Пробегите еще раз эту строчку: тысячи тонн топлива в холодном океане доставали из затопленных трюмов!.. Закарскими операциями
Ленин следил лично. Сохранилась его записка управляющему делами Совета Народных Комиссаров, касающаяся снаряжения Карской экспедиции:
«Запросите факты, проверьте их. Проверьте лично и дважды. Потом поговорить по прямому проводу … Без всего
этого я не поверю что дело обеспечено» (Ленинский сборник, XX, стр. 262). Более 8600 тонн муки, 1700 тонн других грузов и на 12 миллионов рублей пушнины доставили тогда суда в Архангельск. Перелистнем странички истории и вспомним, что в этих водах в 1942 год у разбойничал фашистский линкор, в упор расстреливая беззащитные бревенчатые домики полярных станций, пока на пути не встал ледокол «Сибиряков». Он, прошедший первым в мире Северным морским путем в одну навигацию, не мог сделать что-либо иное, чем дать бой, погиб, но отвлек на себя огонь.
В том экипаже сражался земляк — Павел Борисихин. Перед отплытием я был на родине. Он стоит твой дом, Павел. Стоит и тополь. Родится картошка. Все помнят земляки. Прими от них поклон.
…«Кузьма Минин», распихивая лед, вез северянам груз. Он называется генеральным, то есть главным, для людей.
Знаменитый полярный путешественник Нансен прошел по Карскому морю, Енисею до Дальнего Востока, возвращался через Урал. Побывал в Екатеринбурге. Он писал: «…Я побывал в музее, познакомился с геологией этой сказочно богатой страны. Каких-каких только сокровищ не содержат ее недра! …Здесь к новому морскому пути в Сибирь отнеслись с интересом, хотя для Екатеринбурга этот путь не может иметь значения…» Ошибка вышла. Еще какое значение имеет! Потому как иные недр а заговорили — воли и силы человеческой…
Многих путешественников сбивало с толку Карское море…
Почему, например, еще Литке, президент Географического общества России, четырежды покушавшийся на подходы к Новой Земле, вдруг уверился в тщетности попыток. Добро бы только он… Ему открывалась удача: после описи южных берегов Новой Земли он заметил: «Неожиданная безледность Карского моря представляла,
по-видимому, удобный улучай осмотреть восточный берег Новой Земли, никем еще не виданный… Предприятие
было заманчиво, но я не знал , благоразумно ли на него покуситься…» Не решившись сам, не верил в решительность других. Его приговор: «морские сообщения с Сибирью принадлежат к числу вещей невозможный…»
Так и считалось… И вот адмирал Макаров первый высказывает иное мнение: ключ к покорению Ледовитого океана есть понимание свойств проливов. «Ледоколами можно пройти не только через них, но и к Северному полюсу…» Но резолюция на докладной записке неумолима: « …идея адмирала Макарова не может служить на пользу флоту…» Вот куда аукнулся скептицизм Литке. Макаров, однако, добивается своего: летом 1899 года первый в мире ледокол, названный «Ермаком», вышел в трудное плавание до Шпицбергена…
А теперь в море Лаптевых через пролив Вилькицкого нас вел первый в мире атомоход «Ленин». Подробно о нем и проводке — в следующем репортаже; скажу только, что трое суток, пока караван судов (в проливе нас поджидали балкер «Капитан Кудлай», сухогрузы «Ямаллес», «Беломорлес»), натянутый струной, то рвался, то змеился, то заходил полукружьем у самой северной точки Евразии — мысе Челюскин, трое суток ни на секунду не останавливалась работа. Лед, хряская, стеная, лопаясь, скрежеща, хлюпая, уступал…
Вот и море Лаптевых. Самое суровое. Еще надежнее, чем Карское, заслонено от тепла Атлантики полуостровом Таймыр и Североземельским архипелагом. Помню твои холода — примороженный, в бухте Тикси, видел, как почти на глазах при сорокапятиградусном морозе от дыхания цветет изморозь. Мы шли на собаках по вечному, как нам тогда казалось, льду от устья Оленька через губу Буорхая. И даже намека на жизнь окрест нет — только скрипоток нарт. Ночь не тесно облекала океан: тонкая, если не сантиметровая, полоска мерцания от моря показала нам окружье планеты! Я поклялся: никогда не приеду в Якутию летом — сохраню фантастическое видение…
А сегодня темнеет горизонт, отражая далекие льды. Или, может, землю? В первом арктическом плавании ледокола «Ермак» вместе с адмиралом Макаровым был молодой ученый Толль. Уже тогда он вынашивал план экспедиции на кусок суши, который предстал перед ним 13 августа 1886 года… Не раз вчитывался я в эти строки, определившие судьбу ученого: «Вскоре после того, как мы снялись с устья реки Могурурях, мы в направлении на Е 14—18° ясно увидели контуры четырех гор, которые на востоке соединялись с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова (промысловик, впервые увидевший загадочный материк — авт.) подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карте пунктирную линию и подписать над ней: Земля Санникова…»
Никто больше не видел Земли Санникова. Никогда. И хотя совпадение, разумеется, случайное, но все же… Тоже 13 августа, по спустя почти сто лет, всматривался я в том же направлении (проверил градус секстантом), но море Лаптевых было черным, льдины как бы прятались между волн; остров Котельный с уменьшенными, миниатюрно вычерченными горушками, прожилками ледничков казался плывущим сооружением. И больше ничего.
Академия наук организовала для отыскания этой земли специальную экспедицию, которой надлежало также пройти Беринговым проливом в Тихий океан. Смелые замыслы! Арктика непредсказуема: любые тщательно выверенные планы она разрушает там, где ей вздумается. Полярное судно «Заря» с экипажем и двадцатью собаками на борту 31 июля 1900 года под командованием Толля прошло Югорским Шаром в Карское море, но около острова Диксон, затертое льдами, зазимовало в Таймырском проливе. На мысе Челюскин оставили продовольствие для будущей санной поездки в обход самой северной точки Евразии. Но склад ке обозначили достаточно серьезной меткой, и весной, под глубоким снегом, отыскать его не смогли. Любопытно, что через 73 года склад все-таки обнаружили. Группа полярных путешественников во главе с Дмитрием Шпаро привезла металлическую банку в редакцию «Комсомольской правды». Иван Дмитриевич Папанин, которому была оказана честь первым вскрыть полярную посылку из прошлого века, рассказал в одной из бесед:
— Смотрю, посыпалась па ватман крупа. Овсянка, хлопья. Запах здоровый. Едва удержался, чтобы щепоть не отправить за щеку…
Да, позже лабораторные анализы показали, что продукты, пролежавшие в вечной мерзлоте три четверти века, сохранили витамины, калорийность.
Предполагают, что Толль и его спутники погибли при переходе на Новосибирские острова по неокрепшему льду. Не разрешился тогда вопрос о Земле Санникова… Так что же осталось нам? Остался гимн отваге и человеческой дерзости. Нас не могут не влечь судьбы людей, имеющих цель такой величины и силы, за которую можно заплатить самой жизнью. Толль говорил своему боцману Никифору Бегичеву: «Я не знаю, может ли существовать на свете большее счастье, нежели счастье исследователя, открывающего землю, на которую не ступала нога человека. Ты не знаешь еще, сможешь ли вернуться на родину, чтобы поведать о своем открытии. Но ты идешь, выбиваясь из последних сил, потому что идея сильнее тебя. Рожденная человеком, она удесятеряет его силы, она вливает в жилы энергию. Не знаю, боцман, сможешь ли постичь эту радость…» Постиг эту радость боцман. Позднее Никифор Бегичев станет известнейшим человеком в Арктике. Он первым исследовал в море Лаптевых остров, названный его именем, впервые после Норденшельда посетил остров Преображения, открыл каменный уголь и признаки жидкой нефти… Я был на этом маленьком острове в океане, льды шалашом обложили его, и он, чуть косоплечий — южная его сторона выше,— являет северный форпост страны. Теперь Таймыр дает нефть. Начальник Хатангской нефтегазоразведочной экспедиции Н. Симановский показывал карту, где обозначены флажками уралмашевскце буровые.
…А «Кузьма Минин» попал в оборот. Округлый Новосибирский ледовый массив, похожий на дисковую пилу, под мощным дуновением закручивался в море Лаптеввых по часовой стрелке. Гигантский зубец захватил нас и потащил на мель острова Котельного, «Кузьма Минин» рванулся было, но в одном из маневров его вынесло на предательски низко сидящую многослойную льдину, она приняла судно, и винт бесполезно бешено бил воду. Как неуклюж беспомощный корабль! Кругом стояли монолиты полей. И один из них, как вал, несло на нас! Не сразу почувствовал шевеление, но внутри корабля насосы перекачивали воду гигантских цистерн с правого борта на левый, с левого на правый. Судно, переваливаясь, проламывало себе полынью. Ночью еще одно поле, покрытое, как оспой, черными промоинами от таящих торосов, захлопнуло отступление. Мы — в ловушке. Капитан Кременчугский ждал ответа на запрос о действиях. Теперь он был в восточном секторе Арктики как бы в гостях, и просьба о консультации была и данью вежливости. Послали на помощь ледокол. Но он не смог пробиться, поломал винт и сам лег в дрейф. Все шло нормально: завтраки в полвосьмого, вахты, вечернее кино, спортзал, не было только движения вперед. О втором ледоколе не могло теперь идти речи. Прошел день — надо было дожидаться новой информации об обстановке… О, этот из вежливости потерянный день! Многое бы позже отдали за него «мининцы». Капитан решил выбираться сам. По темным разломам, едва улавливаемым трещинам отходили к югу, устью Колымы. Оттуда можно пробиваться в Восточно-Сибирское море, где чисто до самого Певека. Но проливом Санникова суда класса «УЛ» не ходили! Если капитан рискнет, а не пройдет, сядет на мель — лучше не думать об этом варианте. Если же будет ждать — где гарантия, что обстановка не станет еще более сложной?
Записываю в дневник: «Солнце слепо-золотое. Дымная полынья устья Колымы. Ледокол «Красин» отбуксировался в Тикси. Упала всякая надежда на помощь. Десятибалльный лед. Идем один узел в час, тридцать миль в сутки. Это меньше скорости пешехода. С запада судов нет. Топлива может не хватить. Пролив Санникова — туманная труба. Ни на метр нельзя отклониться… Вчера — чистая вода, сегодня путь заступает огромное поле… Три дня — в осторожной, ювелирной работе. В полном тумане подошли к Чаунской губе. Сводка погоды с Чукотки. Море свежее после дождей. Зеленая вода».
В заливе стояли два огромных красных сухогруза из Владивостока. «Кузьма Минин» опоздал на сутки — на разгрузку «морковок» уйдет неделя. Рейс муромчанам не засчитают как удавшийся. Все эти дни экипаж, я чувствовал, работал в ритме, требующем особой отдачи. Кто виноват, что на сей раз Арктика не оказалась союзницей. Но повезло дальневосточникам — они досрочно выполнили план навигации. Потом, позже, в штабе морских операций восточного сектора Арктики сказали, что в истории этой навигации определенно останется строка о первом и успешном проходе судна класса «Кузьмы Минина» через пролив Санникова, и вопрос о рейсах таких судов в отдаленные точки Арктики решится, видимо, положительно.
А я вот хотел написать просто об океане — воде его, льде, небе, воздухе… Нет, неотрывен он от деяний человека, который на рубежах Родины этих тысячеверстных не имеет права быть созерцателем. И он работает. И борется, если Ледовитый ставит препоны. Иногда кто-то проигрывает, но все-таки на шаг, но движется вперед.
…Мы прощались с «Кузьмой Мининым». Катер увозил нас в Певек. Высоко, с черной стены борта нам махали руками. «Мининцы» еще не знали, что Айонский ледовый массив захлопнул возвратную тропу, а в проливах, из-за раннего похолодания, обстановка усложняется с каждым часом.
