Предлагаемые воспоминания о Ёфремове — последнее, что написал Евгений Павлович Брандис, известный советский литературовед и критик, неутомимый исследователь и пропагандист фантастики, добрый друг и давний автор нашего журнала. Отрывок предназначался для предисловия к новому изданию книги «Через горы времени», выпущенной им в соавторстве с В. И. Дмитревским в 1965 году; переиздание ее, переработанное и дополненное, должно было увидеть свет в 1987 году — к восьмидесятилетию со дня рождения Ефремова. К сожалению, закончить переработку книги Евгений Павлович не успел: 3 августа прошлого года он скончался. 16 апреля 1986 года ему было бы 70 лет.
…Ефремов считал себя человеком везучим — за что бы он ни брался, все удавалось. Но везло ему, я думаю, оттого, что безошибочная научная интуиция соединялась с четкой целенаправленностью. При всей разносторонности своих интересов он никогда не разбрасывался — в любой из отрезков времени выбирал для себя самое существенное, требовавшее предельного сосредоточения сил. Остальное откладывалось в запасниках памяти, дожидалось своего часа в «премудрых тетрадях» — так он называл записные книжки с размышлениями о разных вещах и беглыми набросками замыслов.
Большое лучше видятся на расстоянии. Ефремов завершил жизненный путь, едва ли наполовину осуществив свои замыслы. Проживи он еще столько же, работай с той же неуемной страстью, соотношение созданного и невыполненного осталось бы, вероятно, таким же — удел щедро одаренной личности. Но и то, что им сделано, почти неправдоподобно по многообразию и объему освоения колоссальных пластов разнородного материала на всех участках, где он поднимал целину как ученый и как писатель.
Не сомневаюсь, еще будет написана не одна научная биография И. А. Ефремова, будут посвящены исследования его целостному мировосприятию и отдельным аспектам творчества. Например, Ефремов — историк и исторический романист; Ефремов и социальная прогностика; Ефремов и космическое мышление; педагогические взгляды Ефремова. Мыслитель-универсал, энциклопедист XX века, он отдал дань большинству существенных проблем, волновавших его современников, вплоть до семейных отношений, любви и брака. Какая получилась бы уникальная антология, если б кто-нибудь взял на себя труд систематизировать суждения Ефремова и расположить их по тематическим рубрикам!
Литература— только часть его деятельности. Научная фантастика — только часть его творчества. В тот период, когда вместе с В. И. Дмитревским мы задумали написать небольшую монографию о Ефремове, он утвердился в сознании миллионов читателей как выдающийся писатель-фантаст, хотя талантливо проявлял себя и в других жанрах. Нам хотелось расспросить писателя о его творчестве, научных и литературных пристрастиях. Не просто хотелось. Это было необходимо на предварительном этапе работы над книгой.
Хорошо запомнился наш первый визит к автору «Туманности Андромеды». Позвонив из гостиницы, мы в тот же день очутились вдвоем с Дмитревским в тесной, сплошь заставленной книжными стеллажами квартире Ивана Антоновича в Спасоглинищевском переулке, откуда он впоследствии переехал в предоставленную ему Академией наук достаточно просторную «профессорскую квартиру» на улице Губкина.
…И вот нам навстречу выходит высокий, широкоплечий, моложавый для пятидесяти лет человек с миндалевидными голубыми глазами и чуть тронутыми сединой волосами. Его огромная сильная ладонь легонько пожимает руку, будто боясь нечаянно раздавить ее. Хотя он без бороды и усов и облачен не в доспехи, а в черный морской китель, не скрывающий могучего торса, Ефремов представляется нам с первого взгляда едва ли не былинным богатырем. И такое впечатление еще усиливается его мягким рокочущим басом.
Поначалу, как это бывает при первой встрече, разговор не очень клеился, пока не обнаружились наши общие пристрастия к литературе романтической мечты, к морским и экзотическим приключениям и особенно к научной фантастике. Писатель заговорил о ее удивительных судьбах, о пленяющей воображение способности соединять прошлое с настоящим и настоящее с будущим.
В затянувшейся за полночь беседе приоткрылась многогранная личность Ефремова, покорил его глубокий ищущий ум, свободно преодолевающий барьеры пространства и времени во вселенских масштабах. И вместе с тем поражала его озорная, почти мальчишеская увлеченность всем необычным, загадочным, таящим в себе приключения, преодоление невероятных преград…
Тогда еще мы не знали, что богатырское здоровье Ефремова было подорвано инфарктом, перенесенным в полевых условиях в пустыне Гоби, где он руководил палеонтологической экспедицией.
Как странно и порой несправедливо складываются людские судьбы! Ему, влюбленному в древнюю Элладу, мечтавшему о путешествиях по Африке и по Индии, получавшему десятки приглашений на международные научные конгрессы чуть ли не во все страны мира, предстояло, по требованию врачей, прожить оставшиеся годы в четырех стенах своего. кабинета или, в лучшем случае, на подмосковной даче. И даже отказаться от поездок в родной Ленинград!
Но именно последние полтора десятилетия в творческом отношении были особенно напряженными. В экстремальных условиях, когда другие во всем себя ограничивают, он избрал для себя линию наибольшего сопротивления. Поневоле покончив с экспедициями, перенеся основной упор с научной работы на литературную, он создал после «Туманности Андромеды» три монументальных романа, плодотворно трудился в публицистических жанрах, вел колоссальную переписку с учеными, литераторами и читателями. У двери его квартиры на улице Губкина стоял громадный почтовый ящик, какие иногда встречаются в учреждениях. Ефремов и работал как целое учреждение, отвечая на сотни писем, не зная творческого покоя.
А отпущенное ему время неумолимо сжималось…
